Николай Коляда - Землемер

• Название: Землемер
• Автор: Николай Коляда
• Жанр: Драматургия

---

Николай Коляда ЗЕМЛЕМЕР Пьеса в двух действиях

г. Екатеринбург

1997 год

Действующие лица

АЛЕКСЕЙ — 40 лет

АНТОНИНА, его жена — 40 лет

РАИСА — 40 лет

ИВАН СОЛОВЬЁВ, или “СОЛОВЕЙ” — 40 лет

ЛАУРА — 20 лет

ОФИЦИАНТ — 25 лет

ГАИШНИК — 20 лет

ЗЕМЛЕМЕР — 40 лет

Двухэтажный старый купеческий дом у дороги. Наши дни.

ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ

Первая картина

Город разделён рекой: половина домов на одной стороне, половина на другой, а между ними — большой железный мост. На выезде из города к мосту у дороги стоит старый купеческий дом: первый этаж каменный, второй — деревянный. Мимо дома едут машины, везут мусор на помойку — через мост и реку далеко за город, за гору, за лес, к горизонту. Весна. Проезжающие машины падают в скрытую водой яму, что у самых окон. Проедет машина, столб грязной воды поднимется на дом, течёт грязюка по окнам. Проходит пять минут и снова то же. К дому провода тянутся, как плюс и минус, как хвосты ласточек, которых тут полно, как две линии, с неба идущие. Будто держится дом в воздухе благодаря этим ниточкам, болтается на них. Или это две струны натянулись, вытаскивают дом из пропасти, вот-вот лопнут, а он стук да стук по земле. А может, это чёрные стрелы с синего неба в дом вонзились. На первом этаже висит вывеска, обляпанная грязью: “Городская библиотека № 2”. Десять окон первого этажа закрыты деревянными ставнями, на каждом окне железяка-клямка — поперёк с навесным замком. Побелённая штукатурка теперь чёрная стала. Первый этаж пустой, брошенный. Переехали недавно оттуда библиотечные работники, кинули во дворе какие-то книги, в самой библиотеке крысы бегают, кошки. К первому этажу слева спускаются девять ступенек вниз, в землю вгрызаются. Деревянные стены второго этажа, наличники, резьба и окна были когда-то синие. На второй этаж ведёт скрипучая лестница, встроенная в дом со стороны реки. Балкон полусгнивший на мост смотрит. В огороде картошка посажена недавно. Там туалет покошенный стоит. За огородом река, дальше за рекой сосновый лес на горе, в лесу парк культуры и колесо вертится, а за колесом — снова торчат дома многоэтажные. По огороду к реке ведёт тропинка. Она упирается в старые, прогнившие мостки, которые над водой нависли. Слева от дома берёза — толстая, почерневшая. Возле неё банка стоит, в банку березовый сок капает. На березе первые листочки. Туча ворон летает, каркает, орёт, на крышу садится, на берёзу. Ласточки щебечут, строят домики у стрехи второго этажа, залепили всё гнёздышками. За забором справа сад, в нём разрушенная деревянная беседка, деревьев там нет, только пеньки. У забора колонка для воды, выкрашенная красной краской. Из колонки, не останавливаясь, бежит сильной струёй вода, по огороду течёт и в речку. На заборе объявления, ветер их треплет. Издалека по дороге, от моста к дому, идёт землемер: человек с деревянным треугольником-метром. Идёт, песни поёт, а вороны над ним кружат.

На втором этаже дома люди живут. Тут пять комнат. Три комнаты пустуют, двери на амбарных замках. В коридоре кухня, плита электрическая. Окно на улицу разбито и дыра заложена старой перьевой подушкой. Клок перьев вылез, пёрышки летают по комнатам. День, а свет горит. Провод лампочки свисает с лепного круга на потолке, круг запылённый, но красивый, старинный. В кухне-коридоре всё забито пыльным хламом. Поперёк пути, сверкая полировкой, стоит фортепиано, мешает ходить, все об него ударяются. На фортепиано — фаянсовая кошка-копилка. Везде коробки с вещами, книгами. Между клейкими ленточками для мух бельё висит, сушится. Мухи ещё в прошлом году к ленточкам прилипли и подохли. Ветер колышет ленточки. За входной дверью стоит поролоновый жёсткий матрас. На полу, на подоконниках штук сто баночек с луковицами, выпустившими зелёные стручки. У плиты сидит Ваня Соловьёв, или СОЛОВЕЙ, как он себя называет, и АЛЕКСЕЙ. Курят. Рядом с Алексеем две палки, чтоб передвигаться.

СОЛОВЕЙ. (Он в валенках на босу ногу, в руках у него гармошка, он пиликает на ней.) Мы — бедные. А жрать и пить охота. Раиска приносит чего. Прибилась к нам с месяц назад, что ли, Райка — дворником устроилась в наш дом! Хитрованша! Подметать не подметает, а деловая, днём торгует, вечером лезет ко мне, а я Лаурку люблю! Она лук посадила, ест, и мы крадём. Сама облученная и мы с ней! Птички божии!

АЛЕКСЕЙ. Кто?

СОЛОВЕЙ. Птички Божии! Божии птички! Порхаем, летаем! “Мы взлетим в стратосферу и скажем: “Ну, что же, дорога ясна! За детство счастливое наше — спасибо, родная страна!” (Хохочет.)

АЛЕКСЕЙ. Что?

СОЛОВЕЙ. Сон разума рождает чудовищный аппетит и чудовищное пьянство, как я образно, однако, скажу другой раз! (Хохочет.)

Лаура стоит в центре коридора, пьёт сок из трёхлитровой банки, проливает его на свой белый балахон-платье, сок бежит по телу, по ногам. У Лауры стрижка короткая, будто у мальчика — подростка.

АЛЕКСЕЙ. Что она пьёт?

СОЛОВЕЙ. Сок. (Поёт) В кофте розова-ай — сок берёзова-ай!

АЛЕКСЕЙ. Это вода, какой сок?

СОЛОВЕЙ. Во дворе береза, с неё сок. Дырку просверлю — каплет и каплет. За час — три литра. Умножить на сорок — будет рубль сорок! Пьем по весне. Засохла уж наполовину, но соку даёт. Витаминов даёт! В магазине сок — вода с сахаром, а тут настоящий русский народный сок! (Смеётся.) Вороны загадили во дворе, даже в банку с соком какнет. Всё нам даёт обыкновенная наша русская народная берёзка, как я образно скажу другой раз: сок, веники, красоту, и сучок есть там — не хочешь идти на мост, повесься на русском народном сучке, удобно, невысоко, подпрыгнуть можно, я даже верёвку приспособил, кому надо — искать не надо!

АЛЕКСЕЙ. Старик, что вы всё время смеётесь?

СОЛОВЕЙ. А дак весело мне! (Играет на гармошке, хохочет.) Когда я утром надеваю гетры, что я хочу — ты хочешь знать?

АЛЕКСЕЙ. Что?

СОЛОВЕЙ. Хочу бежать я километры, чтоб на завод опоздать! (Смеётся.)

АЛЕКСЕЙ. Что? (Молчит.) Она совсем облилась, как голая стала. Что на ней за платье?

СОЛОВЕЙ. Простынь старая. Сшили такую платью ей. Бедны-а-ая! (Пиликает на гармошке.)

АЛЕКСЕЙ. (Поправляет.) Такое платье.

СОЛОВЕЙ. Чего? Я говорю: мы бедны-я, несчастны-я. Мы за квартиру пять лет не плотим.

АЛЕКСЕЙ. Платим.

СОЛОВЕЙ. А? Я говорю: телефон был — отключили, газ был — отключили, радио — отключили. Теперь ждём свет отключут и конец свету включут, тогда нам могила, как я образно другой раз скажу. (Смеётся, играет на гармошке весёлое.)

МОЛЧАНИЕ.

АЛЕКСЕЙ. Надо заплатить.

СОЛОВЕЙ. Ну вот, ты и заплотишь.

АЛЕКСЕЙ. Да, мне привезут сейчас деньги и мы за всё заплатим. Я не сошёл с ума, вы что думаете — сошёл? Я за всех заплачу. Скажите ей, старик, чтобы она что-то надела на себя, а то она как голая, облилась вся.

Лаура смеётся, вылила остатки сока на голову.

СОЛОВЕЙ. Лаурка! А ну, танцуй, танцуй, сучка такая! (Играет, Лаура хохочет, танцует. Соловей кричит Алексею:) А тебя что, голые женщины возбуждают? А мне дак ничего. (Смеётся.) Или тебе голые до фени?

АЛЕКСЕЙ. Мне всё равно, хоть вы нагишом, хоть нет, я тут временно, это ваши дела, старик.

СОЛОВЕЙ. Да какие дела? Как сажа бела! В Кремле дела, а у нас в домишке только делишки! (Смеётся.)

Лаура пошла из коридора по лестнице вниз. Матрас из-за двери упал, загородил дорогу.

АЛЕКСЕЙ. Да, я временно, завтра, нет, послезавтра перееду. Я боюсь. Я много чего боюсь. Я просто дико, страшно, ужасно… (Замолчал, смотрит на Соловья.)

СОЛОВЕЙ. Что?

АЛЕКСЕЙ. Боюсь СПИДа. Боюсь заразы. Кругом зараза. (Курит быстро и нервно, стучит пальцем по сигарете, пепла на ней нет, а он стряхивает и стряхивает его.) Я не открываю двери руками, натягиваю на руки рукава рубашки или пальто, и тогда открываю, а так — нет.

СОЛОВЕЙ. И что?

АЛЕКСЕЙ. И тапочки чужие в гостях не надеваю. Грибок везде. В бани не хожу. Там всё несвежее. Ненавижу. Если что несвежее — сразу чувствую. Боюсь. Руки не подаю, когда здороваюсь. Боюсь заразиться.

СОЛОВЕЙ. И что?

АЛЕКСЕЙ. (Очень быстро.) Ещё ненавижу стихи. Стихи — это сопли, а сопли — грипп, зараза. Человек руками вытирает сопли, а потом этими руками здоровается, понимаете? Просто уши режет, режет уши, если кто стихами. А еще люди плюют на пол. Это испаряется и садится у нас на носоглотке.

СОЛОВЕЙ. А ты уже пятую мою сигаретку куришь.

АЛЕКСЕЙ. Я куплю вам, старик. Потом.

СОЛОВЕЙ. Как же ты жить тут будешь? Мы — засранцы. Я лично у мамы — вместо швабры. А ты так твёрдо, резко сказал, я аж вздрагиваю! Такой ты непоко-бе-ли-мый, как я образно скажу другой раз! (Поёт.) “Однажды я пошла купаться-а-а! За мной следил банди-и-ит! Я стала раздеваться! А он и говорит: “Какие у вас ляжки, какие буфера! Позвольте вам…” (Кашляет, хохочет.)