Сергей Тютюнник - Снимается фильм

• Название: Снимается фильм
• Автор: Сергей Тютюнник
• Жанр: Короткие истории

«На сигарету Говарду упала с носа капля мутного пота. Он посмотрел на солнце. Солнце было хорошее, висело над головой, в объектив не заглядывало. Полдень. Говард не любил пользоваться светофильтрами, но при таком солнце, как в Афганистане, без них – никуда…»

---

Сергей Тютюнник Снимается фильм

Говард был кинооператором, смотрел на мир глазами профессионала, и поэтому мир его был прямоугольным, как кадр, с очень четким изображением.

…Говард часто менял свое место в колонне. Забегал вперед, чтобы снять поступательное, сосредоточенное движение каравана. Становился сбоку, чтобы никому не мешать, и держал камеру неподвижно. В объективе проплывало шестнадцать человек с ишаком посредине колонны. Снял спину последнего: на ней косо висел автомат. Камера работала безмолвно, не то что старые жужжащие аппараты.

На сигарету Говарду упала с носа капля мутного пота. Он посмотрел на солнце. Солнце было хорошее, висело над головой, в объектив не заглядывало. Полдень. Говард не любил пользоваться светофильтрами, но при таком солнце, как в Афганистане, без них – никуда.

«Итак, движение. Ноги – крупный план. Драные калоши, коричневые пятки, сбитые копытца ишака, пятна тени… Теперь руки. Руки грубые, сухие, узловатые, в ссадинах, с черными ногтями. Та-а-ак… Что у нас в руках?» Говард скользил японской линзой по каравану, выискивая старый английский карабин. Камера проехалась по автоматической винтовке «М-16» американского производства, по ручному израильскому пулемету, дальше – винтовка непонятного происхождения, русский автомат Калашникова…

«Китайский гранатомет. Иероглиф крупным планом. Здесь комментатор, наверное, скажет: «Им помогает весь мир!» Ага: вот этот длинный, как посох римского папы, карабин. Крупный план – рука. Сухая рука, жилистая. Пиджак, перетянутый патронными лентами. Теперь лицо. Господи, ну и рожа у него! Рожа бандитская. Такой роже конгресс не даст ни шиша, ни одного цента».

Говард опустил камеру и заспешил к командиру. Как умел, жестами стал объяснять, чтобы «вот этот бородатый» отдал карабин «вот этому», и показал рукой на молодого парня в коричневой линялой курточке с китайским гранатометом за спиной. «На время!» – кричал Говард и тряс перед командиром своей камерой.

«Боже! Ну почему мне не дали переводчика?!» Говарда в конце концов поняли, и «доблестные моджахеды» поменялись оружием.

«Итак, еще раз. Старый английский карабин. Это будет навевать мысли об английских кампаниях в Афганистане. Карабин в костистой руке пуштуна. Благородная бедность одежды. Крупный план – лицо. Глаза: высокая скорбь, тревога, мужество… Дальше – опять этот чертов ишак. Высохшая голова. Крупный план – такие же полные скорби и мужества глаза. Вздувшаяся вена на щеке. Или у ишаков это место под глазом не так называется? Наверное, щека. Не нос же. Или у них нос – тоже не нос, а морда. Ну, все равно Брент вырежет. А то напрашиваются дурные ассоциации».

– О’кей… – и закурил.

«Брент, конечно, – хамло. Скоро двадцать лет, как я сделал свой первый фильм. А он разговаривает со мной, как с сопливым ассистентом. Пусть бы сам оторвал свою толстую задницу от кресла и побегал с отрядами по пустыням и горам…» Солнце клонилось к закату. Говард был доволен, что оно садилось у него за спиной. Значит, в объектив лучами бить не будет.

«Свет нормальный. Просто блеск, а не свет! Фильтры – долой!» Отряд стал занимать позиции в полуразрушенном кишлаке. Для засады место удобное. Строения – только с одной стороны дороги. На противоположной – открытое поле, перечерченное арыками. Ждали колонну. Здесь была оживленная трасса.

Говарду дали автомат, но он повесил его за спину и почти тут же забыл о существовании оружия. Говард снял два сгоревших дома, запущенный двор, изъеденный червями труп козы, курившего командира в черной чалме… Таймер, включенный еще в момент выхода группы из лагеря, показывал 17 часов 10 минут по местному времени.

Перекурив, Говард снял закладку мин. Между плитами бетонки выковыривали щебень и гудрон, укладывали туда удлиненный взрывной заряд и наклеивали сверху черную изоленту. На ходу из машины – незаметно. Минирование Говард снял полностью. Несколько раз крупным планом взял лица и руки. Лица были спокойны и уравновешенны. Во всем – контролируемая спешка. Лишь у одного минера чуть-чуть подрагивали пальцы, от чего клейкая лента слиплась в двух местах.

После сцены с минированием Говард вставил в камеру новый аккумулятор. Пора было занимать позицию за дувалом кишлака.

Справа от Говарда сидел гранатометчик «благородной бедности», слева – «рожа» с английским карабином.

Ждали недолго. Колонны ходили до наступления темноты. Близился вечер, и они должны были спешить на ночлег. Русский пост находился севернее, в восьми километрах от кишлака. Таймер показывал 17 часов 39 минут…

Колонна шла быстро. И когда первая машина подорвалась, вторая почти уткнулась своей кабиной ей в кузов. Шестнадцать правых указательных пальцев дружно нажали на спусковые крючки. Говард тоже нажал на свой «спуск». Он прилип бровью к видоискателю и взял крупным планом подорвавшийся русский «КамАЗ».

В кадре – горящий кузов, кабина, полуось без колеса (оторвало миной). Водитель, навалившийся грудью на руль… «Хорошая колонна. Машин пятнадцать. Идут отлично: справа налево – все водители видны как на ладони».

Колонна в первый момент тормознула, а затем рванула вперед, обгоняя остановившиеся машины. Повалил густой черный дым. Из колонны почти не отстреливались. Водителям это трудно было делать из-за руля, а пассажирам – из-за водителей. Да и стрелять некуда. Засада замаскирована профессионально – ни черта не видать.

«Это интересно», – сказал себе Говард, когда в его объектив попал русский водитель. Он выпрыгнул из своей кабины и побежал к подорвавшемуся «КамАЗу». Он бежал быстро. Босиком. Штаны его были подвернуты почти до колен. Вдруг после чьего-то выстрела пуля зацепила его босую ногу, у русского обнажилась белая кость, и сорванный кусок кожи, еще держась «на нитке», стал болтаться на бегу.

«Рожа» с карабином начал целиться. Старательно и наверняка.

– Не стреляй! – заорал ему Говард.

«Рожа» повернул свою рожу к кинооператору. В глазах было удивление.

– Не стреляй! – Говард подбежал к нему и, ударив ребром ладони по стволу, присел рядом.

Пропустил Говард немного. Русский добрался до цели. Говард дал крупно: открытая дверца кабины, водитель с окровавленной ногой вытаскивает раненого. Тот, как мешок, валится на него. Хромой пытается подставить плечо. Мимо проносится машина и закрывает видимость… Взвалить раненого на себя не удалось. Он соскользнул и упал на бетон. Русский поднимает его. Мимо проносится машина и закрывает видимость… Хромой берет раненого под мышки и тащит в сторону своего «КамАЗа». «Рожа» с карабином отпихивает Говарда и затем стреляет. У Говарда гудит в левом ухе. Видно, что «рожа» попадает в бок раненому, которого тащит хромой (тело вздрагивает, на рубашке появляется пятно). Крупный план – пятно увеличивается, вырастая книзу. Хромой тащит. Дотащил. В кадре русский (пассажир или офицер), лежащий на сиденье. Он стреляет из автомата, затем помогает хромому. Хромой толкает раненого к себе в кабину. Толкает двумя руками, плечом, стриженой головой. Изнутри кабины помогают. Крупный план – задравшаяся рубашка у хромого, белая спина под ней. Камера идет вниз – босые ноги, затем влево: на бетонке темнеют следы крови. Мимо проносится машина и закрывает видимость… В кадре – захлопнутая дырявая от пуль дверь. «В хромого таки не попали!» Машина медленно начинает двигаться. Очень медленно. «Ну, быстрее!» Поехал. Справа – грудной стон. Говард поворачивает камеру. В кадре – «благородно бледный» гранатометчик с выпученными от нервного напряжения глазами. Он кричит горлом и судорожно заряжает гранатомет. Выстрел. Говард переводит камеру на машину. У машины разваливается переднее колесо. Кабина «КамАЗа» слегка проседает. Хлопает измочаленная резина ската. Машина едет. Быстрее. Еще быстрее. Она последняя в колонне. Говард снимает горящий кузов. В кадр хлопьями летит черный дым. Пустая дорога справа. Вторая подорванная машина. Первая подорванная машина. Крупный план: пустая передняя полуось, пулевые отверстия на дверце. Камера влево. Далеко впереди – ковыляющая русская машина.

«Теперь лица победителей. Злые потные морды. Сверкающие глаза. Оскаленные зубы. Отличные зубы. Для рекламы. Таймер – 17 часов 45 минут. Всего шесть минут! Конец съемки…» Говард получил ногой под ребро. Разграбление русских машин он не снимал. Из кишлака уходили быстро. Русский пост был в восьми километрах севернее…

В монтажной включили свет. Толстый Брент сидел в кресле, как айсберг. От него веяло холодом, и над спинкой кресла видна была лишь верхушка горы – коротко остриженный затылок на больших плечах. Говард сидел сзади и чувствовал, что когда-нибудь разобьется об этот айсберг и утонет, как «Титаник».

– Нормально. Эпизод с русским водителем, конечно, нужно выбросить. А вообще – нормально. – Брент крутанулся в кресле и оказался лицом к лицу с Говардом.