Петр Киле - Опыты по эстетике классических эпох. [Статьи и эссе]

• Название: Опыты по эстетике классических эпох. [Статьи и эссе]
• Автор: Петр Киле
• Жанр: Культурология

«ОПЫТЫ по эстетике классических эпох» - это эссеистика поэта и философа, основанная не столько на штудиях известных источников, а прежде всего на живом восприятии произведений искусства античности и эпохи Возрождения в странах Европы и Востока, словно автор провел в странствиях тысячелетия, наблюдая воочию величайшие эпохи в истории человечества, что можем проделать и мы, последовав за ним.

---

В эпоху Возрождения «грация» обрела первоначальный смысл, как в античности, чисто эстетический, но с сохранением сакрального значения. Грация - это красота (Альберти), но красота благодатная, абсолютная, неизъяснимая (Фичино). Нам интересно в данном случае понимание грации графом Кастильоне, что разделял с ним Рафаэль. «Грация» у Кастильоне - это расположение или благоволение, дар или благодеяние (в том числе дар природы), небесная благодать, а также изящество, привлекательность, красота.

«В самом деле, - писал Кастильоне, словно имея в виду своего друга Рафаэля, - то ли по милости звезд, то ли природы, появляются на свет порой люди, имеющие столько изящества («grazia»), что кажется, будто они не рождены, но некий бог их сотворил собственными руками и украсил всеми духовными и телесными благами...»

Таким образом, грация - это красота, привлекательность или изящество, обладающие благодатной природой. Это чисто эстетическая категория, обогащенная высшей духовностью. Кастильоне оговаривает, что грация предполагает непринужденность, легкость, даже небрежность исполнения во всех видах человеческой деятельности, к чему должно стремиться, что однако не относится к тем, «кому ее (грацию) даровали звезды». Это всецело, видимо, относится к Кастильоне как придворному и к Рафаэлю как художнику.

Теперь мы видим, чем овеяна «Мадонна Конестабиле», благой красотой юной матери и дитя и природы в целом. То, к чему постоянно стремились художники эпохи Возрождения, к синтезу христианства и язычества (античности), у Рафаэля не цель, а свойство души и характера, сущность его личности, что и есть у него грация. По сути, это преодоление христианства, снятие через античность, в чем и заключается сущность гуманизма и Ренессанса. Грация при этом у Рафаэля - основа и сущность его стиля, классического стиля как такового. С полной свободой композиционных решений всякий раз как бы само собой достигается архитектоническое равновесие и пластика в жестах и в выражении лиц персонажей.

Грация - это античная пластика, проступающая во всех видах искусства, в ваяньи, зодчестве, в вазописи, в легкой поэзии, что вновь оживает у Рафаэля, как в русской лирике у Пушкина, в русской живописи у Ореста Кипренского и Карла Брюллова, в русской архитектуре у Карла Росси.

Эстетика Рафаэля, ренессансная классика, проступает отчетливо уже в его ранних картинах.  «Обручение Марии» (1504 г.) - картина удивительная, чисто внешне даже непонятная: что и где это происходит? Во всяком случае, отнюдь не в библейские времена. На городской площади у храма-ротонды в вышине, возможно, в Урбино или в одном из городков Умбрии, обручение рослой горожанки... Впрочем, горожанки и горожане в современных художнику одеждах, встретившись на площади, могли остановиться, чтобы нечто рассмотреть или в ожидании чего-то, все погружены словно в думы, как бывает в светлый летний день...

Само событие - обручение - не актуально, словно оно уже произошло, недаром юноша склонился и гнет или ломает о колено прут... Но что бы ни происходило на площади, храм-ротонда в вышине придает всему высокий сакральный смысл и целостность. Грация проступает в фигуре рослой девушки и в ее руке, поднятой навстречу руке мужчины с кольцом, что повторяется как некое действие в телодвижениях юноши.

У храма-ротонды фигуры гуляющих горожан, обручение Марии не привлекает их внимания, ведь они сегодня там разгуливают, - так на картине все совмещено: и священная история, и обручение горожанки, вероятно, не из богатой семьи среди случайно собравшейся публики... Перед нами погружение в миф, соприкосновение с вечностью. И вместе с тем благодатная тишина высокого летнего дня. Сама жизнь в вечности.

Вторая картина Рафаэля в Эрмитаже «Святое семейство» (1506 г.). В это время он жил во Флоренции, писал портреты, среди которых «Портрет беременной женщины» и «Немая», а также «Автопортрет» (1506 г.), «Портрет женщины с единорогом», «Портрет Анджело Дони», флорентийского купца, и «Портрет Маддалены Дони», супруги купца, - очевидно, молодого художника увлекает изучение натуры по примеру Леонардо да Винчи, - грация проступает лишь кое-где и отдаленно.

Даже «Мадонна на лугу» (1505 или 1506 г.), не заключая в себе ничего сакрального, кажется портретом молодой женщины, может быть, не матери, а кормилицы с двумя младенцами, в которых видят маленьких Христа и Иоанна Крестителя. Местность узнаваема - за лугом Тразименское озеро в окрестностях Пассиньяно, недалеко от Перуджи.

Вероятно, Рафаэль приезжал в родные края, и создание «Святого семейства» как-то связано с Гвидобальдо Монтефельтро, герцогом Урбинским, по свидетельству Вазари. Эта картина, рядом с «Мадонной Конестабиле», всегда производила на меня странное впечатление. В ней нет ничего от священного сюжета, а скорее психологический портрет молодой жены и старого мужа, который устало или равнодушно смотрит на младенца, у молодой женщины глаза открыты, но устремлены в себя, она кажется очень крупной по сравнению с тщедушным стариком. Проступает скорее психологическая коллизия чисто земного содержания, чем грация.

«Мадонна со щегленком» (1507) - наконец перед художником предстала прекрасная женщина, лицо ее светится сиянием полуопущенных глаз, вся картина пронизана грацией, той особенностью мадонн Рафаэля, каковая проявляется далеко не во всех его работах, а скорее угадывается или предполагается, чтобы просиять лишь однажды во всей силе тревожной прелестью и мощью в юном облике Сикстинской мадонны.

С конца 1508 года Рафаэль в Риме, где в это время Браманте и Микеланджело, словно сама судьба позаботилась о молодом художнике, чтобы он достиг вершин искусства, с изучением руин античности и опыта современной эпохи, то есть эпохи Возрождения в Италии в целом. Формируется, по сути, римская школа, а если взять шире, с именами Леонардо да Винчи, Андреа Палладио, Джорджоне, Веронезе, Тициана - итальянская школа, вершинное явление Высокого Ренессанса.

В работах по росписи Ватиканского дворца принимали участие многие художники со всей Италии. Но лишь Рафаэль и Микеланджело создали там целые миры.

«Сюжеты всех композиций свода и стен были продиктованы общим замыслом, - как пишет Гращенков, автор книги «Рафаэль», - сложная символика которого в конечном счете сводилась к претворению главной программы ренессансного гуманизма, пытавшегося примирить языческую философию и светскую культуру с религией, понимаемой, однако, в свете новых этических и философских представлений».

Знаменательно, это осуществлялось непосредственно в интерьерах твердыни католицизма.

В основных темах и композициях, в «историях», как говорил Вазари, какие слагал Рафаэль, как никто, фресок «Станца делла Сеньятура» перед нами воочию проступает миросозерцание эпохи с внесением в него идей ренессансного гуманизма и, разумеется, в русле его эстетики.

В «Диспуте» два мира - потусторонний и земной - резко отделены, спор ведут средневековые богословы; в «Афинской школе» мы видим лишь античных мудрецов, но под сводами ренессансного храма; на «Парнасе» присутствуют как древние, так и новые поэты, при этом они находятся подле Аполлона и муз, вокруг весенняя природа.

Переворот в миросозерцании народов Европы, с переходом от Средневековья к Новому времени, свершился. Но жизнь продолжается в русле прежних норм и обычаев. Рафаэль - придворный художник, и эта роль, похоже, его не тяготила, как роль придворного - его друга графа Кастильоне, ведь каждый из них был в своем роде идеальный художник или придворный, человек эпохи Возрождения. Известно, Рафаэль, в отличие от Микеланджело, одинокого гения по природе, впрочем, как и Леонардо, был приветлив и был всегда окружен учениками и друзьями, на улице его сопровождала, как князя, целая свита; в славе он превзошел своих знаменитых современников, а папа обещал ему красную шапку кардинала, не зная, как еще отличить его, и Рафаэля, похоже, не отвращала такая честь, если он уклонялся от женитьбы на племяннице одного из известнейших кардиналов. После смерти Браманте Рафаэль превращается в главного архитектора Собора святого Петра, увлекаясь строительством и отдельных дворцов. Он отдал девять лет работе над фресками, то есть монументальной живописи, а последние лет пять жизни архитектуре. Все это, вероятно, увлекало его, но сколько жемчужин станковой живописи так и не было им создано по наитию его гения! Был ли он счастлив? Он умер 6 апреля 1520 года в день своего рождения, в 37 лет.

«Картины других художников, - писал Вазари, - можно назвать картинами, картины же Рафаэля - сама жизнь, ибо в его фигурах мы воочию видим и трепет живой плоти, и проявление духа, и биение жизни в самом мимолетном ощущении, словом - оживленность всего живого».

В этой связи интересно привести слова Хлодовского Р.И., работами которого я постоянно пользуюсь: «Живопись Рафаэля в такой же мере больше, чем только живопись, в какой поэзия Пушкина больше, чем только поэзия. И в том и в другом случае мы имеем дело с реальной действительностью духовной жизни нации в ее предельных, абсолютных формах».