Иван Куц - Годы в седле

• Название: Годы в седле
• Автор: Иван Куц
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1964

Гражданская война, Советский Туркестан во вражеском кольце. Связи с Москвой нет, не хватает хлеба, оружия, топлива... Среднеазиатские большевики твердо отстаивают дело революции. Ряды бойцов за власть Советов день ото дня растут. В них вливаются и революционно настроенные военнопленные. Среди бойцов-интернационалистов много мадьяр. Сражаясь против врагов Советской республики в России, они тем самым боролись и против врагов трудовой Венгрии. Автор книги не претендует на широкие исторические обобщения. Как участник и свидетель событий, он правдиво описывает суровые бои и походы в горах и пустынях, на живых примерах показывает могучую силу интернационализма. Начав службу в Красной Армии рядовым бойцом, он вырос до командира корпуса. В годы гражданской войны командовал конным дивизионом, большинство бойцов в котором были венгры. Иван Федорович Куц по достоинству оценивает революционную сознательность, боевую доблесть и душевную красоту своих товарищей по оружию. В период Великой Отечественной войны ему довелось в должности заместителя командира 6-го гвардейского кавалерийского корпуса участвовать в боях за освобождение Венгрии.

---

Два бронепоезда, две маршевые интернациональные роты и 3-й погранэскадрон оставались в резерве Э. Ф. Кужело.

Все командиры выехали с Крыжиным на рекогносцировку. Места эти нам были хорошо знакомы, и он уделил больше внимания ознакомлению нас с замыслом командующего на разгром войск приграничного Хатырчинского бекства. Крепость Хатырчи предполагалось обойти с севера, отрезать находящийся там гарнизон от главных сил эмира и затем уничтожить.

В дальнейшем план этот претерпел существенные изменения. Командующий Самаркандско-Бухарской группой Дмитрий Ефимович Коновалов счел, что глубокий обход по ровной и пустынной местности скрыть от противника практически невозможно, поэтому приказал подойти к Хатырчи, используя прямой и короткий путь по тугаям и болотам, внезапно атаковать части бека, расположенные перед городом, и на их плечах ворваться в Хатырчи.

Но рекогносцировка не была бесполезной. Для меня в особенности. Я впервые познакомился там с командирами и политработниками подразделений, входивших в мой отряд.

Как только Крыжин отпустил нас, ко мне подошел высокий симпатичный шатен. Представился:

— Помощник командира Второго Интернационального кавалерийского полка Береш.  

Я назвал себя. Последовало крепкое рукопожатие. Береш предложил пройти в тутовую рощу, где собрался начальствующий состав 1-го дивизиона и двух пограничных эскадронов.

Нас встретил широкоплечий венгр с пышными, закрученными кверху усами. Сверкнув большими карими глазами, он лихо отрапортовал:

— Командиры и политработники сводного кавалерийского отряда в сборе.

— Это товарищ Валлах, командир первого эскадрона, — представил его Береш. Затем он познакомил меня с высоким пожилым мужчиной, что стоял на правом фланге шеренги:

— Товарищ Биску, военком первого эскадрона.

— Почему военком?

— Понимаю ваше удивление, — улыбнулся Береш. — У вас в эскадронах политруки. У нас же пока все по-старому. В Фергане подразделения бригады были разбросаны по кишлакам, действовали самостоятельно, и потому там оставили комиссаров. Сейчас положение изменилось, но политработников по привычке называют комиссарами. Скоро все встанет на свое место.

Мы подошли к пограничникам. Теперь уже я стал знакомить Яноша Береша с ними. Потом пригласил его присесть под сень густой шелковицы. Заметив, что Валлах как-то сердито смотрит в мою сторону, спросил Береша:

— Вам не кажется, что командир первого эскадрона чем-то недоволен? Уж не тем ли, что командир отряда назначен не из вашей бригады?

— Да нет же! Валлах, как и все мы, понимает, что так надо. Вы, пограничники, лучше нас знаете врага и обстановку. К тому же лично вы окончили командные курсы, имеете боевой опыт. А хмурый вид товарища Валлаха пусть вас не смущает. Он всегда такой, хотя в действительности душевнейший человек и очень храбр. Вы сами скоро убедитесь в этом.

О себе Янош Береш рассказал очень кратко. Родился в 1894 году в Лемберге (ныне Львов). Окончил военную школу. На русском фронте был недолго: в 1915 году попал в плен и находился в ташкентском лагере. Перед революцией был переведен в Фергану.  

Там в начале 1918 года добровольно вступил в отряд Э. Ф. Кужело.

Забегая вперед, скажу: Янош Береш в течение всей гражданской войны беззаветно сражался с врагами революции; сначала в Средней Азии, потом на Южном фронте, затем опять в Туркестане, пока не было полностью ликвидировано басмачество. После увольнения из Красной Армии преподавал военное дело в школах. Сейчас — на пенсии. Он один из немногих оставшихся в живых ветеранов Отдельной интернациональной кавалерийской бригады.

...Среди участников рекогносцировки я встретил и Карла Боца. Он прибыл из Самарканда во главе группы политработников проверить, как в частях идет подготовка к операции. Прекрасный оратор, Карл Боц своим выступлением перед политсоставом бригады показал, как нужно вести разъяснительную работу среди бойцов.

3

После обеда вернулись в Катта-Курган. Я собрал весь состав отряда и объявил приказ командующего Туркестанским фронтом. Накоротке провели митинг. Рудольф Сабо (однофамилец пулеметчика Сабо), назначенный на время операции комиссаром нашего сводного отряда, ознакомил бойцов с военно-политической обстановкой, призвал их с честью исполнить интернациональный долг перед бухарскими братьями по классу.

Прозвучал сигнал «сбор», и отряд выступил в поход. Первую остановку мы должны были сделать в кишлаке Пейшамбе, расположенном неподалеку от бухарской границы.  

Август 1920 года даже для этих жарких мест выдался необычайно сухим и знойным. В долине Зеравшана, правда, ночи уже стали прохладными. Но днем нещадно палило.

Двигались в колонне по шести. В паузах между песнями звучали трубы венгерских эскадронов. Население высыпало на улицы. Подковы дробно цокали по булыжной мостовой. Легкий ветерок колыхал алое полотнище знамени, трепал пестрые эскадронные флаг-значки.

На обочине дороги, прижав сынишку к груди, стояла Ольга Танкушич. Муж увидел ее, выехал из строя, спешился. Ольга опустила малыша на землю. Танкушич присел на корточки, обнял сынишку. Я тоже придержал коня, чтобы проститься с близкими боевого товарища.

— Будь умницей, — ласково наставлял мальчика Шандор, — слушайся маму и бабушку. Я скоро вернусь, привезу тебе бухарскую саблю.

Выпрямился, обнял жену. Потом резко повернулся, вскочил на коня и, не оглядываясь, поскакал вперед.

Как только голова колонны вырвалась из лабиринта узких улочек старого города, знамя, чтоб не пылилось, убрали в чехол, флаг-значки накрутили на пики. Умолкли уставшие трубачи. Но певуны не сдавались. В каждом подразделении были свои любимые песни. В 1-м эскадроне пограничников предпочитали русские народные, революционные и старые солдатские. Во 2-м преобладали украинские. Там тон задавал Пархоменко. Сам хороший певец, он организовал большой и дружный хор. Мадьяры, естественно, любили свои мелодии, то грустные народные, то бравурные военные.

Пыль и духота все же угомонили и песенников. На полевой дороге отряд перестроился по три, и колонна стала еще длиннее.

В голове ее, чуть позади меня, ехали Танкушич и политрук его эскадрона Андрюшин. Это были добрые друзья. Они все время оживленно беседовали.

Перед закатом солнца впереди показался кишлак Пейшамбе. На дорогу ложились длинные тени тополей. Жара опадала. Но пыль, поднятая копытами коней,  по-прежнему висела в воздухе. Густой туманной завесой она скрыла от нас красоты Зеравшанской долины.

Головной эскадрон убавил шаг. Колонна неторопливо влилась в кишлачную улицу, вдоль которой тек широкий арык.

Была пятница — у мусульман праздник. Через раскрытые настежь ворота во многих дворах виднелись принарядившиеся мужчины.

Женщины хлопотали у очагов. Иные, прикрыв лицо полою халата или краем платка, выходили с кувшинами к арыку. Как всегда, сбегались поглазеть на красноармейцев черномазые ребятишки. Бойко торговали на базарной улице шумные чайханы. Даже в этих своеобразных клубах ничего, видно, не знали о предстоящих событиях.

— Аксакал Джурабек, салям! — приветствовал председателя волостного исполкома Танкушич.

Степенный старик вежливо поклонился. Он хорошо знал Танкушича. Когда тот служил на заставе, Джурабек часто сам привозил туда продовольствие и фураж.

— Товарищ Гудков! — подозвал Танкушич одного из младших командиров, который хорошо знал местное наречие. — Скажи аксакалу, пусть завтра утром зайдет в штаб. Надо договориться о фуражировке.

Я понял Танкушича и шепнул Сабо:

— Хитер молодой комэск. До ночи все ближайшие кишлаки будут знать об этом распоряжении. Раз нужен фураж, значит, отряд задержится не меньше чем на сутки.

— То хорошо. Маскировка. Кишлак пограничный, наверняка шпионы есть.

— Чего-чего, а этого добра тут хватает, — согласился я с комиссаром.

4

После короткого привала, как только стемнело и жизнь в кишлаке замерла, отряд выступил из Пейшамбе. Путь наш лежал в Хатырчи. Одновременно  с нами, но левее двигался на Мир-Базар отряд П. И. Сокольскогр.

К рассвету подошли к Хатырчинским болотам. Из низины потянуло гнилой сыростью. Доставать притороченные к седлам шинели никому не хотелось, и люди, чтобы согреться, часто спешивались. Но даже быстрый шаг не всегда помогал.

— Ну и край, провались он в тартарары, — зябко потирая руки, ворчал Пархоменко. — Днем как в пекле, а ночью зуб на зуб не попадает.

— Вот и славно, спать в седле не будешь, — подковырнул Федоров. — Что до меня, братцы, то я люблю разнообразие в климате.

— Тоже мне... Вот дорвусь до бухарцев — ох и погреюсь!

— Ты что же всех их в одну кучу валишь! — прервал взводного его помощник Дедец. — Политрук что говорил на собрании ячейки? С мирным населением да и с пленными сарбазами нужно обращаться хорошо.