Ханна Арендт - Истоки тоталитаризма

• Название: Истоки тоталитаризма
• Автор: Ханна Арендт
• Издательство: ЦентрКом
• Жанр: История
• Год: 1996
• ISBN: 5-87129-006-Х

Данная книга — первое издание на русском языке всемирно известной ученой, философа и политолога, — Ханны Арендт. В ней исследуются истоки, условия формирования и принципы функционирования тоталитарного общества.

Автором предложено оригинальное и всесторонне обоснованное определение термина «тоталитаризм».

Адресовано специалистам и широкому кругу читателей.

---

В течение долгого времени абсолютные монархии искали в обществе класс, на который можно было бы положиться столь же надежно, как феодальная монархия полагалась на дворянство. Во Франции бесконечная борьба между гильдиями и монархией, которая хотела инкорпорировать их в государственную систему, шла с XV столетия. Наиболее интересными из всех этих экспериментов были, несомненно, появление меркантилизма и попытки абсолютистского государства приобрести абсолютную монополию над национальным хозяйством и промышленностью. Последовавшая неудача и банкротство, вызванные согласованным сопротивлением поднимающейся буржуазии, достаточно хорошо известны.[39]

До указов об эмансипации при каждом княжеском доме и при каждом монархе в Европе уже был придворный еврей, занимавшийся финансовыми делами. В XVII и в XVIII столетиях эти придворные евреи всегда были отдельными индивидами, обладавшими общеевропейскими связями и общеевропейским кредитом. Они, однако, не складывались тогда в какое-то международное финансовое образование.[40] Для этих времен, когда единичные евреи и первые маленькие состоятельные еврейские сообщества были более могущественными, чем когда-либо в XIX столетии,[41] является характерной та откровенность, с которой обсуждались их привилегированный статус и их право на него, а также тщательное засвидетельствование властями важности их услуг государству. Не было ни малейшего сомнения или неясности относительно связи между оказываемыми услугами и предоставляемыми привилегиями. Привилегированные евреи как нечто привычное получали дворянские титулы, так что даже внешне они были чем-то большим, чем просто состоятельными людьми. Тот факт, что Ротшильды испытали такие значительные трудности с одобрением их притязаний на дворянство австрийским правительством (им удалось его получить лишь в 1817 г.), был сигналом того, что завершилась целая эпоха.

К концу XVIII столетия стало ясно, что ни одно сословие или класс ни в одной из многих стран не имели желания и не были способны стать новым правящим классом, т. е. отождествить себя с правительством, как это в течение веков делало дворянство.[42] Неудача, которую потерпела абсолютная монархия в поиске замены в обществе, привела к полномасштабному развитию национального государства и к его притязаниям быть над всеми классами, быть полностью независимым от общества и его партикулярных интересов, выступать в качестве истинного и единственного представителя нации в целом. Это привело в то же время к углублению расхождений между государством и обществом, на котором покоилось государство нации. Без этого не было бы нужды — или даже какой-либо возможности — вводить евреев в европейскую историю на равных основаниях.

Когда все попытки образовать союз с каким-либо из основных классов общества оказались безуспешны, государство решило само стать огромным деловым концерном. Конечно, все это предпринималось только в административных целях, но масштаб интересов, финансовых и прочих, был столь велик, а затраты столь крупными, что нельзя не признать существования начиная с XVIII столетия особой сферы государственного бизнеса. Рост независимого государственного бизнеса был обусловлен конфликтом с могущественной в финансовом отношении силой эпохи — с буржуазией, которая шла по пути приватного инвестирования, избегала всякого вмешательства государства и отказывалась принимать финансовое участие в том, что представлялось ей «непродуктивным» предпринимательством. Таким образом, евреи были единственными из всего населения, кто был готов финансировать начинания государства и связать свою судьбу с его дальнейшим развитием. Обладая кредитом и международными связями, они находились в превосходной позиции для того, чтобы помочь национальному государству утвердиться среди крупнейших предприятий и предпринимателей той эпохи.[43]

Значительные привилегии, решающие изменения в условиях существования евреев были по необходимости платой за предоставление подобных услуг и в то же время вознаграждением за огромный риск. Наиболее крупной привилегией было обеспечение равенства. Если учесть, что Munzjuden Фридриха Прусского или придворные евреи австрийского императора получили посредством «общих привилегий» и «патентов» те же самые права, которые спустя полвека во имя эмансипации и равноправия получили все прусские евреи; что в конце XVIII столетия и в пору своего наибольшего богатства берлинские евреи сумели воспрепятствовать притоку из восточных провинций своих бедных соплеменников, потому что не стремились обеспечивать и их долю «равенства» и которых не считали ровней себе; что в эпоху французского Национального собрания евреи Бордо и Авиньона яростно выступали против того, чтобы французское правительство гарантировало равенство евреям из восточных провинций, то станет ясно, что по крайней мере евреи мыслили категориями привилегий и особых свобод, а не категориями равных прав. И это действительно неудивительно, что привилегированные евреи, теснейшим образом связанные с делами своих правительств и в полной мере осознававшие характер и условия своего статуса, не желали принять для всех евреев тот дар свободы, которым они сами владели как платой за определенные услуги и который, как они знали, и рассматривался в качестве таковой и потому едва ли мог стать правом всех.[44]

Только в конце XIX столетия, в пору появления империализма, имущие классы начинают пересматривать свою первоначальную оценку государственного бизнеса как непродуктивную. Империалистическая экспансия вкупе с растущим совершенством инструментов насилия и с государственной монополией на них сделала участие в делах государства интересным деловым предложением. Это, естественно, означало, что евреи будут постепенно, но с небходимостью утрачивать свои исключительные, уникальные позиции.

Однако успехи евреев, их возвышение от бесправия к политически значимому положению пришли бы к концу даже еще раньше, если бы евреи ограничивались только бизнесом в делах растущих национальных государств. К середине прошлого столетия некоторые государства обрели достаточно уверенности для того, чтобы обходиться без поддержки евреев и их финансирования государственных займов.[45] Рост национального самосознания, все большее осознание гражданами того, что их личная судьба чем дальше, тем больше становится зависимой от судеб их страны, привели к тому, что граждане оказались готовы давать государству большую часть необходимых ему кредитов. Равенство само по себе символизировалось в доступности для всех правительственных облигаций, которые в конце концов начали рассматриваться как наиболее надежная форма помещения капитала уже в силу той простой причины, что только государство, могущее вести войны, действительно способно защитить имущество граждан. Начиная с середины XIX столетия евреи могли сохранять благоприятные позиции только потому, что они по-прежнему выполняли еще одну, более важную и роковую роль — роль, которая также теснейшим образом была связана с их участием в судьбах государства. Лишенные собственной территории и правительства, евреи всегда были общеевропейским элементом. Национальное государство по необходимости сохраняло этот международный статус, поскольку на нем покоились финансовые услуги евреев. Общеевропейский статус евреев по-прежнему имел большое значение для государства в эпоху межгосударственных конфликтов и войн, даже когда экономическая полезность евреев оказалась исчерпанной.

В то время как потребность национальных государств в услугах евреев оформлялась медленно и логично, вытекая из общего контекста европейской истории, политическое и экономическое возвышение евреев было внезапным и неожиданным как для них самих, так и для их соседей. К исходу средних веков еврей-ростовщик утратил все свое былое значение, а в начале XVI в. евреи уже были изгнаны из городов и торговых центров в деревни и поместья, сменив таким образом более единообразную защиту со стороны далеких высших властей на ненадежный статус, обеспечиваемый местными мелкими дворянами.[46] Поворотный момент наступил в XVII столетии, когда во время Тридцатилетней войны именно мелкие, незначительные ростовщики сумели обеспечить необходимым продовольствием наемные армии в далеких краях и смогли с помощью мелких коробейников закупать провиант во всех провинциях. Поскольку войны оставались полуфеодальными, были более или менее частным делом князей, не были связаны с интересами других классов и не получали какой-либо поддержки со стороны народа, то возвышение статуса евреев было очень ограниченным и едва заметным. Однако число придворных евреев увеличилось, поскольку теперь каждый феодальный дом нуждался в эквиваленте придворного еврея.

До тех пор, пока эти придворные евреи обслуживали мелких феодальных господ, которые как дворяне не претендовали на то, чтобы представлять какие-нибудь центральные власти, они были слугами всего лишь одной группы в обществе. Собственность, которой они занимались, деньги, которые они ссужали, припасы, которые они закупали, — все это считалось частной собственностью их хозяина, так что такая деятельность не могла вовлечь их в политические дела. Ненавидимые или же находящиеся в фаворе евреи не могли оказаться в центре сколько-нибудь важного политического процесса.