Дмитрий Лысков - Великая русская революция, 1905-1922

• Название: Великая русская революция, 1905-1922
• Автор: Дмитрий Лысков
• Издательство: ЛИБРОКОМ
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-397-03097-7

Эта книга — длинный и очень сложный разговор о самом противоречивом этапе нашей истории — революции начала XX века. Мы слишком мало знаем о ней, даже если кажется, что все точки над «i» уже расставлены. Достаточно спросить: почему Ленин называл Октябрьскую революцию буржуазной? Сколько было «опломбированных вагонов», и кто еще проехал в революционный Петроград через Германию? Как Сталин оказался в лагере сторонников Временного правительства? Эти вопросы — лишь вершина айсберга. Под ней — огромная тайна, называемая «Русская революция». Эта книга — вызов стереотипам и идеологии. Попытка разобраться, чем же на самом деле является для нас этот социальный и политический взрыв, переросший в противостояние Гражданской войны, — не спецоперация, не заговор, а исторический процесс, пронизанный собственной, подчас крайне жестокой, но единой логикой.

Книга предназначена для широкого круга читателей.

---

Выход из ситуации был найден в полностью государственном распределении продуктов и товаров по твердым ценам, а затем, с обесцениванием денег, и бесплатно. К такому завершению пришли в своем максимуме проблемы, зародившихся еще в 1914 году. Нужно отметить, что если бы централизованная государственная система планирования, заготовки и распределения появилась в России в условиях Мировой войны, а не Гражданской, не в пик кризиса, развала и голода, а в 1914 году, очень многих проблем удалось бы избежать.

Одной из мер по борьбе с продовольственным кризисом, тесно связанной с проблемой распределения, стало создание обширной сети общественного питания. В работе А. А. Ильюхова «Жизнь в эпоху перемен: материальное положение городских жителей в годы революции и гражданской войны»[910] читаем: «В общественные столовые регулярно выделяются продукты, они открываются при предприятиях и учреждениях, цена на обеды вводится минимальная. В крупных промышленных центрах удалось создать достаточно большую и разветвленную сеть общественных столовых. В Москве в октябре 1918 г. было 339 столовых не считая частных… в январе 1919 г. уже 424, в ноябре 448 и в конце 1919 г. было 1 959 столовых (всех форм собственности). Эти последние отпускали 964 900 обедов ежедневно. Кормили в основном безработных и их детей».

«В 1919 г. среди столовых преобладали детские — это было следствием установки советской власти на спасение детей от голода. Еще 9 августа 1918 г. Совнарком принимает Постановление «О необходимости усиления детского пайка в местностях, охваченных голодом». 14 сентября того же года увидел свет декрет СНК «Об усилении детского питания», предусматривающий комплекс мер по обеспечению более хорошего детского питания. К ним относились: выдача матерям, «принадлежащим к трудящемуся населению и кормящих грудью детей», пайка 1-й категории; введение особых детских карточек для детей до 1 года, с выдачей им 1 бутылки молока в день, 0,5 ф. манной крупы в неделю и 0,5 ф. сахара в месяц; детям от 1 до 5 лет предусматривалась выдача 1 бут. молока в день, манной или другой крупы 0,5 ф. в неделю, столько же сахара, 1 ф. жиров в месяц и 3 яйца в неделю. Были определены нормы обеспечения для школьных столовых. Каждый школьник должен был получать четверть фунта хлеба в день, 3 ф. жиров в неделю, 0,5 ф. сахара в месяц или 1 ф. меда, мяса или рыбы по 0,5 ф. в неделю и 2 яйца в неделю»[911].

Главной бедой оставалась подчас просто физическая невозможность обеспечивать эти нормы. Проверка общественных столовых Москвы за 1918‑1919 годы показала такую картину: «Как общее правило, в московских коммунальных столовых для взрослых даются два блюда без хлеба. В данное время <осень 1919 г.> главными продуктами являются — капуста и вобла. Суп почти всегда щи; на второе дается селянка, венигред, тушеный картофель. Минувшей зимой бывала конина, подавались котлеты, запеканка и борщ. Средняя калорийность такого обеда около 450 кал. (от 300 до 500), тогда как количество калорий, которое должен получить человек в течение дня для поддержания своего существования, равняется от 2400 до 4000 калорий»[912].

Вот как описывает ситуацию 1919 года очевидец событий, анархист, вступивший в 1919 году в ВКП(б) Виктор Кибальчич: «Великолепная система снабжения продовольствием, созданная Цюрюпой в Москве и Бакаевым в Петрограде, работала вхолостую… В действительности, чтобы прокормиться, каждый день приходилось пускаться в спекуляции, и коммунисты поступали так же, как и все остальные. Ассигнации больше ничего не стоили, хитроумные теоретики говорили о предстоящей отмене денег…

Пайки, выдаваемые огосударствленными кооперативами, были мизерны: черный хлеб, иногда заменяемый стаканом овса, несколько селедок в месяц, чуть-чуть сахара для первой категории (работники физического труда и солдаты), почти ничего для третьей (иждивенцы). Повсюду были расклеены плакаты со словами святого Павла: «Кто не работает, тот не ест!», превратившиеся в насмешку, так как для того, чтобы прокормиться, надо было крутиться на черном рынке, а не работать…

Чтобы добыть немного муки, масла или мяса, нужно было уметь дать крестьянину, незаконно привозившему их, мануфактуру или вещи. К счастью, в городах в квартирах бывшей буржуазии оставалось немало ковров, драпировок, белья и посуды. Из кожаной обивки диванов делали сносную обувь, из занавесок — одежду…

Коммуна делала многое, чтобы накормить детей; но это многое оказывалось ничтожно малым»[913].

8. Почему «Военный коммунизм»?

Начать, видимо, следует с того, что большевики в рассматриваемый период если и пытались как-то характеризовать свою политику, то использовали понятие просто коммунизм. По крайней мере, так говорила часть партии. Что же касается военного коммунизма, то этот термин был введен в оборот значительно раньше, и в применении к совершенно другой системе. Он был использован в августе, а затем ноябре 1917 года в письме Луначарскому экономиста, марксистского теоретика А. А. Богданова (и развит им в работе «Вопросы социализма» 1918 года) для описания специфических черт армии как части общества на основе опыта Первой мировой войны.

«Исследователям происходящего на наших глазах переворота в социальной жизни чужда до сих пор научно-организационная точка зрения. Только вследствие этого они игнорируют факт огромного масштаба, имеющий сильнейшее влияние на ход экономического и идейного кризиса — на врезающуюся в систему капитализма военно-коммунистическую организацию», — писал Богданов[914].

«Армия вообще, и в мирное и в военное время, представляет обширную потребительскую коммуну строения строго авторитарного. Массы людей живут на содержании у государства, планомерно распределяя в своей среде доставляемые из производственного аппарата продукты и довольно равномерно их потребляя, не будучи, однако, участниками производства».

«Потребительный коммунизм армии проводится на войне по необходимости глубже и последовательнее, чем в мирных условиях… Но гораздо важнее новый процесс, развивающийся под действием войны: постепенное распространение потребительного коммунизма с армии на остальное общество», — разъясняет Богданов, упоминая такие элементы, как пособия семьям призванных, карточное распределение, ограничение частной собственности, вызванное военной необходимостью, государственную трудовую повинность, регулирование производства, планирование и т. д.

«Так возникает современный «государственный капитализм», организация общества и по происхождению, и по объективному смыслу вполне подобная организации, создающейся в осажденных городах, — пишет исследователь. — Ее исходный пункт и основа развиваемых ею форм — военный потребительный коммунизм».

С марксистской позиции Богданов жестко отделяет военный коммунизм от коммунизма классического. Суть первой системы — регресс: «ее движущая сила — прогрессивное разрушение общественного хозяйства (в данном случае вызванное войной — Д.Л.); ее организационный метод — нормировка, ограничение, осуществляемое авторитарно-принудительным путем». В то время, как социализм и коммунистическая формация являются прогрессивными, это позитивное и восходящее развитие социальных и экономических отношений.

В «Вопросах социализма» Богданов не раз обращается к классическому на тот момент мобилизационному опыту Германии. И это не случайно — меры, предпринятые Германией во время Первой мировой войны распространялись от карточного распределения до государственного планирования, и сами немцы называли их «военным социализмом»[915].

К слову, этот термин был достаточно распространен в Европе. У. Черчилль, стоявший в годы Первой мировой войны во главе Министерства военного снабжения, заявил в 1919 году: «Я считаю, что в целом достижения Министерства военного снабжения являются величайшим аргументом в пользу государственного социализма (for State Socialism), который когда-либо имел место»[916].

Таким образом, уместно предположить, что военный коммунизм Богданова был перефразом европейского термина «военный социализм», которым обозначали мобилизационные меры периода Мировой войны. И нельзя не согласиться с исследователями данной темы[917], что если в совершенно разных обществах в чрезвычайных экономических обстоятельствах возникал сходный уклад, то это может свидетельствовать об определенной его универсальности — или даже единственности такого способа выжить в подобных обстоятельствах.

Но большевики в 1918‑21 годы термин «военный коммунизм» не использовали. В. Кибальчич свидетельствует: «Режим той эпохи позднее получил название «военного коммунизма». Тогда его называли просто «коммунизмом», и на тех, кто подобно мне, допускал, что его существование временно, смотрели неодобрительно. В основе работы Бухарина «Экономика переходного периода», марксистский схематизм которой возмутил Ленина, лежала идея о том, что такой порядок установлен окончательно»[918].