Илья Дубинский - Трубачи трубят тревогу

• Название: Трубачи трубят тревогу
• Автор: Илья Дубинский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1962

Книга писателя И. В. Дубинского посвящена героической борьбе червонного казачества против белогвардейщины и иностранных интервентов в годы гражданской войны на Украине. Написана она непосредственным участником этих событий. В книге правдиво и ярко рассказано об успехах и неудачах отдельных кавалерийских частей, о выдающихся командирах, политработниках и рядовых бойцах. Автору удалось выпукло показать отважных вожаков советской конницы В. М. Примакова, Г. И. Котовского, М. А. Демичева, П. П. Григорьева, Д. А. Шмидта, а также проследить за судьбами своих многочисленных героев, раскрыть их характеры. Редакция и автор выражают глубокую признательность ветеранам червонного казачества Киева, Москвы, Ленинграда, Львова, Чернигова, Днепропетровска, Донецка, Харькова, Винницы, Хмельницкого, Ахтырки, старым большевикам черниговцам, черниговскому музею М. М. Коцюбинского, которые оказали ценную помощь в работе над книгой. Автор также сердечно благодарит участников читательских конференций в Ленинграде, Москве, Киеве за дружескую критику и добрые советы.

---

— И сейчас тебе земельки захотелось? — донесся с полу голос проснувшегося лякуртинца Запорожца.

— Нет, добродию, — приглушенно ответил петлюровец. — Я записался до Палия, чтоб как-нибудь попасть на Украину, а там объявиться Советской власти. — Он повел плечом, поднял голову, сверкнул глазами. — Что я вам скажу, люди? Если б вы знали, какая там жизнь на чужине! В нашем лагере многие посходили с ума. А чуть расхулишь рот — попадешь под палки лагерь-полицейского, лупоглазого бунчужного Чумы, или же погонят в Домбье: там каюк — и все. Туда и за листовки гнали. Особенно дознавались про ту, где писалось: «Кто отдал Галицию шляхте? Петлюра! Кто прогнал с Украины Пилсудского? Большевики!» Из Домбье один путь — в могилу. Если б кто сказал мне: «Кузьма, как жук, ползи на Украину», я бы со всем моим удовольствием. На коленях рачковал бы до самой Маячки. Вот, бывало, лежишь на соломе в бараках, заплющишь очи, а перед тобой вся Таврическа степь, и тополи возле маячкинской школы, и мазаные хаты под соломою, и журавель над криницей. А там баштан с кавунами и дынями, ставок с очеретом. Залезешь на козацку могилу — и на ладони вся степь А она то белая от гусей, то черная от овец, то красная от коров, а возле них пастушок. Оно,  хоть босое, а в бараньей шапке... Эх, горе не море, а выпьешь до дна, — тяжело вздохнул Цвынтарь.

— Ты, я вижу, поэт! — уставился на рассказчика Климов.

— Какой из меня поэт, если не сегодня-завтра меня посекут?

— Таких петлюр, которые идут против народа, надо рубать под корень, — послышался голос взводного Почекайбрата.

— Я... я... Ну какой же я Петлюра... — забормотал перебежчик.

— Смотри, как хлещет словесностью! — подал голос Мостовой, лежавший на полу рядом с лякуртинцем. — Чует, подлец, что наклявывается амнистия. Да, — задумчиво прошептал секретарь партийного бюро, — научит горюна чужая сторона...

— Многие из наших, — продолжал Цвынтарь, — которые записывались к Палию, так и думают: надо с оружием пробиваться до своих хуторов. А тут еще нам разрисовали, будто мужики на Украине только и ждут команды. Мы и оружие для них возили. Только зря, вижу, Палий с ним таскается.

— А Глушак давно с вами? — спросил я Цвынтаря.

— Это командир конного отряда?

— Он самый!

— Чего не знаю, того не скажу. Говорят, он из мазепинского конного полка. Вот, слышал, в Копычинцах он говорил: «Хлопцы, острите клинки. Нам вареников со сметаной никто не поднесет. Будем к ним пробиваться шаблюками».

Но Глушаку, зарубленному Храмковым на подступах к Старой Гуте, уже не добраться ни до вареников со сметаной, ни до отцовских загонов с откормленными свиньями.

Стремясь рассказать все, пленный продолжал:

— Сам Палий нам говорил: «Ступайте, хлопцы, смелее вперед. Винница и Жмеринка уже в руках атамана Крюка. Под Киевом стоит атаман Орлик, Полтаву забрал Левченко, а Катеринослав — атаман Брова».

— Теперь ваш Палий может давать горобцам дули, — злорадно бросил Запорожец.. — Атамана Крюка шлепнули... 

Частый топот копыт, донесшийся с улицы, прервал допрос. В хату ввалился начальник особого разъезда. Цвынтаря увели. Качаясь от усталости, с мутными глазами, отделенный командир Лелека доложил, что на дороге Цымбаловка — Яблоновка все спокойно.

Замысел у нас был хороший: внезапной атакой, во фланг опрокинуть банду в трясину, но, повторяю, успех плана зависит не только от замысла... Отчитав Лелеку за то, что он покинул свой пост, я велел ему непрерывно следить за дорогой и сразу же послать донесение, как только палиевцы оставят место ночлега.

Что же происходило в стане диверсантов, пока Лелека во главе разъезда маячил на дороге Цымбаловка — Яблоновка? Об этом нам потом сообщили пленные петлюровцы.

В 11 часов ночи начальник штаба отряда сотник Аксюк, вызвав поручика Доценко, приказал ему пробраться на восточные хутора и установить, нет ли там красных.

На окраине Цымбаловки застава сообщила поручику,  что какие-то всадники подъезжали с востока к селу и вновь куда-то скрылись.

Затаенный шепот постовых, лай собак, не умолкавших ни на минуту, пугливое поведение лошадей, то и дело шарахавшихся в стороны, холодная ноябрьская ночь, таившая в себе много неизвестного и страшного, — все это нервировало и поручика Доценко, и его разведчиков.

Ткнувшись в первый хутор и установив, что в нем никого, кроме жителей, нет, Доценко вернулся, разбудил Аксюка и, доложив о результатах разведки, направился спать.

Таким образом, добродий поручик, получив ту же задачу, что и Лелека, вел себя еще хуже, чем наш отделком. Помимо этого, поручик Доценко обманул командование, передав Аксюку, что в Терешполе заночевали 2000 казаков. А на самом деле вся бригада Багнюка вместе с артиллерией насчитывала лишь третью часть этого количества.

Объехав с комиссаром Климовым посты, я вернулся в штаб. Сел, положил руки на стол и, опустив на них голову, сразу же мертвецки уснул. Но спать пришлось недолго, минут десять — пятнадцать. Кто-то крикнул над ухом:

— Товарищ комполка, банда пошла!

Казаки, лежавшие на полу штабной хаты, вскочили на ноги. Вскоре по сигналу тревоги в предрассветном тумане собралась вся наша бригада.

Оказалось, что пока Лелека возвращался из Терешполя на свой пост, Палий не дремал. Банда покинула Цымбаловку.

Мы всей колонной выскочили из Терешполя и галопом понеслись вперед. Вдали, миновав пойму гнилой речушки, которая должна была, по нашему замыслу, превратиться в могилу банды, последние повозки Палия и всадники его тыльной заставы, едва различимые сквозь тяжелый синий туман, подтягивались к Яблоновке.

Значит, оставалось одно: пользуясь незначительностью разделявшей нас дистанции, скакать вперед и заставить Палия принять бой. Так, думал я, поступил бы и мой учитель — «желтый кирасир» Федоренко. Того же потребовал бы от любого командира и комкор Примаков.

Навалившись всей массой, бригада быстро сковала бы и раздавила врага. Но, вопреки этому наиболее целесообразному решению, был задуман сложный маневр, как будто мы имели дело с противником, который не убегал, а только о том и мечтал, чтобы дать нам сражение.

Сначала меня обрадовало весьма решительное распоряжение комбрига:

— Давай, лупи напрямую. Догоняй, кроши гадов...

Но надо было действовать не вразброд, а согласованно. Старая Гута показала, что противник чего-то стоит. Я спросил, что будет делать 8-й полк.

— Синяков пойдет на Пышки — Ожеровку... в обход правого фланга банды...

Я стрельнул глазами в двухверстку.

— Пусть обходит., только в пределах поля боя, не в мировом масштабе...

Но наши товарищи уже уклонились круто влево... на оперативный простор. Не время было для препирательств. Это понял и Карпезо. Показывая пример мужества, наш замполит вместе с головными сотнями 7-го полка атаковал цепь петлюровцев, раскинувшуюся впереди Яблоновки.

8-й полк получил задачу обходом с северо-запада отрезать пути отступления Палию. С 8-м полком пошла и батарея.

Все люди, начиная с сотников и кончая рядовыми казаками, вплоть до Малютки — Ивана Шмидта, рвались вперед, стараясь сойтись с бандой. И не как-нибудь, а лбом в лоб. При той обстановке, действуя только так, можно было в кратчайший срок, малой кровью, добиться полной победы. И это стремление бойцов 7-го полка, жаждавших любой ценой разделаться с наймитами пана Пилсудского, в тот же день увенчалось успехом.

Нет сомнения, что такими же были настроения и у наших товарищей, но, увы, не их вина в том, что 8-й полк увели в сторону от того маршрута, на котором только и возможна была встреча с врагом. Летом, одновременно с нами, 8-й полк получил прекрасное пополнение. Дивизион, прибывший из Киева, состоял из обстрелянных кавалеристов. Среди них был и командир взвода Кондрат Мельник (ныне генерал-лейтенант).

Конечно, можно заподозрить автора в пристрастности к своему полку, в стремлении разрисовать его подвиги, умаляя заслуги боевого соседа, тем более что с тех пор прошло много, много лет. Но наличие живых свидетелей событий гарантирует от подобных подозрений.

Над полями еще курился сизый туман, обещая погожий, солнечный день, когда мы, двигаясь широкой рысью по скованному морозцем шляху, увидели впереди цепи петлюровцев. Переправа по узкому мостику в деревне Яблоновка задержала поспешное движение тысячной банды. Палий выдвинул против нас заслон из пехоты и пулеметов.

Каждая минута задержки шла на пользу петлюровцам и во вред нам. Не теряя времени, надо было смять заслон и, вместе с ним, на его плечах, ворвавшись в деревню, врубиться в банду. То есть повторить тот же маневр, который позволил нам на плечах конного отряда Глушака влететь в Старую Гуту. Неважно, что пеший противник, защищенный складками местности, превосходит нас числом и огнем. Спешиваться, чтобы обеспечить себя от лишних потерь, значило терять драгоценное время. Надо было в конном строю атаковать банду, навести страх на гайдамаков стремительным и грозным сближением.