Генри Мортон - Прогулки по Испании: От Пиренеев до Гибралтара

• Название: Прогулки по Испании: От Пиренеев до Гибралтара
• Автор: Генри Мортон
• Издательство: Эксмо, Мидгард
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-32420-0

Как и едва ли не для каждой страны, для Испании существует свой стереотип: коррида, фламенко, вино, Кармен… И, разумеется, этими образами Испания не только не исчерпывается, но даже и не начинается. Она удивительно красива и многолика, эта страна между Пиренеями и морем.

Неутомимый путешественник Генри Мортон приехал в Испанию не за стереотипами — он хотел увидеть страну изнутри, окинуть ее взглядом «доброжелательного постороннего», чтобы понять, принять и восхититься. «Испания» Мортона — книга такая же разноликая, контрастная, солнечная и сумрачная, величественная и карнавальная, чинная и вольная, как и страна, которой она посвящена.

---

Однако мысли о столь отдаленном будущем никого не волновали 30 апреля 1808 года, когда несколько старинных испанских карет, покрытых пылью, вкатились в Байонну, а французские войска взяли «на караул» и пушки крепости прогремели королевским салютом. Наружу выступил Карл IV, седовласый, ревматичный, величавый и самоуверенный даже в поражении, затем Мария Луиза, выглядевшая встревоженной; тут они оба увидели среди сановников, собравшихся их приветствовать, «несравненного Мануэля» и бросились в его объятия. Есть Бог на небесах — они трое снова вместе!

Последним актом трагедии стала передача короны Испании и обеих Индий Фердинандом своему старому отцу, который учтивым жестом вручил ее Наполеону, — тот быстро забрал корону, ибо уже предназначил ее своему брату Жозефу.

Обговорили пенсион, который так никогда и не был выплачен полностью, определили резиденции — и старинные золоченые кареты вместе с длинной колонной экипажей и повозок двинулись на север, увозя Карла, Марию Луизу и Годоя в пожизненное изгнание. Увезли всех, кроме мрачного и возмущенного Фердинанда, которого восемь лет спустя его храбрая и преданная страна призовет править под именем Фердинанда VII. Но прежде чем кареты отъехали и упал занавес, мрачный фарс мгновенно превратился в эпос. В Байонну прискакал гонец, покрытый пылью, с вестью, что народ в Мадриде восстал и сражается с войсками Мюрата. Это было Dos de Mayo. Простые люди Мадрида вдруг поняли, что их правителей обманули. Вырвавшись на Пуэрта-дель-Соль и прилегающие улицы, вооруженные железными костылями, ножами, кочергами, клеймами для быков и всем, что смогли найти, они убивали каждого француза, который попадался им на глаза. Мюрат вызвал кавалерию, среди конников были мамелюки, чьи кривые ятаганы и тюрбаны несомненно пробудили древнюю память о маврах и еще больше взъярили толпу. Гойя тоже присутствовал — и оставил свое свидетельство о тех событиях в Прадо. Это оказался тот самый случай, когда задета испанская гордость и вскипает испанская ярость, и никто — меньше всех Наполеон — не понимал, насколько это опасно. Первые выстрелы войны на Пиренейском полуострове прогремели в Мадриде; они росли и ширились и превратились в великую канонаду, которая закончилась только на поле Ватерлоо.

«Земная троица» продолжала жить вместе, как настоящие и преданные друзья — до самой старости. Маленькие зарисовки о них в изгнании часто всплывают в мемуарах и дневниках того времени. Мы видим троих неразлучных стариков под небесами Франции или Италии. Мы узнаем, что престарелый король разнообразил ссылку коллекционированием и починкой часов, а также игрой на скрипке. Барон де Боссе рассказывает, как однажды вечером Карл пытался сыграть квинтет Боккерини с четырьмя итальянцами и закончил исполнение гораздо раньше. Король вошел, утирая лоб красным платком, в комнату, где королева и Годой слушали состязание. «Вы видите, вы слышите? — воскликнул он. — Они не могут угнаться за мной. О, если бы мой виолончелист Дюпон был здесь! Он-то привык играть со мной. Но римляне не справляются: для них это слишком». Для него музыка была проявлением сословного превосходства; однажды, уйдя на несколько тактов вперед, он заявил: «Короли никогда не ждут».

Годой часто катался со старой королевой на лодке по маленькому озеру в садах виллы Маттеи, а король стоял на берегу, сияя от удовольствия. Однажды французского дворянина, навещавшего королевскую семью, когда те жили на вилле Боргезе в Риме, Мария Луиза спросила, видел ли он когда-нибудь Годоя в парадной форме Князя мира. Когда тот ответил, что никогда не имел этого удовольствия, королева воскликнула: «О, вы должны увидеть его в этом прекрасном наряде: вы оцените, как ему идет!» Король поддакнул, восхищенный этой идеей. Костюм принесли, и стареющий фаворит, совершенно не смущаясь, торжественно переоделся. «Пройдись, Мануэль», — велела королева. И Годой гордо прошествовал по комнате. «Qu’il est beau!»[15] — сказал королева. «Qu’il est beau!» — сказал король. «Mon Dieu, qu’il est beau!»[16] — эхом отозвалась свита. Затем фаворит переодевался в мундиры гранд-адмирала, генералиссимуса и капитан-генерала, и трудно сказать, кто больше наслаждался всем этим: король, королева или сам Годой.

Когда королева умирала, с ней был только он. Король ушел поохотиться. Стояла суровая зима, и было невозможно отапливать мраморные залы палаццо Барберини, в которых они тогда жили. Ледяной ветер трамонтана влетал в спальню королевы и пронизывал камчатные занавеси, под которыми лежала королева, умирая от пневмонии. Годой спешно послал за королем и записал в день, когда она умерла: «Я выполнил долг дружбы, и она примирилась со Спасителем». Король получил вести о смерти королевы несколькими днями позже и написал: «Друг Мануэль, я не могу описать, как я пережил тяжелейший удар потери моей возлюбленной жены после пятидесяти трех лет счастливой супружеской жизни». Марии Луизе было шестьдесят восемь лет, а Годою пятьдесят два, и его ожидали еще тридцать два года жизни.

Он посетил роскошные похороны своей госпожи в базилике Санта-Мария Маджоре. Присутствовал двадцать один кардинал, поскольку Мария Луиза была верной дочерью церкви и в Риме ее принимали со всеми королевскими почестями. Затем — престранная история — по приказу папы ее тело увезли и поместили в склеп собора Святого Петра, чтобы дождаться перевозки в Эскориал. Мария Луиза, совершенно точно, — единственная женщина, которая когда-либо лежала среди пап римских. Ее саму это наверняка бы повеселило.

§ 5

Я перешел по маленькому подвесному мосту в Аранхуэс — городок в тридцати милях к югу от Мадрида, известный своим летним дворцом, соловьями, земляникой и спаржей. Он стоит на берегах мутной Тахо. Река бежит под пологом вязов, которые, как считается, Филипп II привез из Англии четыре века назад, и самых огромных платанов, какие я когда-либо видел; также там есть дубы и сикоморы — и мили огородов, рощ и фруктовых садов. Кастильцы, которые никогда не путешествовали, считают, что Аранхуэс — самое роскошное место на этой планете и точная копия рая на земле. На самом деле это маленький уголок Франции близ Тахо. Здесь Бурбоны построили дворец — имитацию Версаля, с гротами и фонтанами, с бесконечными аллеями и тенистыми уголками, где кажется, что музыка прошлого fete champetre[17] только что стихла, и можно вообразить, что лакеи еще упаковывают остатки холодной куропатки, а музыканты убирают флейты. Здесь есть даже пышная имитация маленького Трианона, в котором принцессы могли бы играть в доярок с серебряными ведерками.

Как восхитительно оказаться в этом странном маленьком уголке восемнадцатого века совсем одному свежим прохладным ранним утром! За оградой между деревьев и фонтанов возвышался дворец с опущенными ставнями, словно двор заспался сегодня допоздна после маскарада. Огромный ряд конюшен стоял безмолвным, но казалось, что в любой миг ворота распахнутся и воздух наполнится посвистом конюхов, а кучера погонят золоченые кареты по камням мостовой. Почему в Испании прошлое никогда не умирает? Что такого в воздухе этой страны, что сохраняет прошлое не мумией, но живым и ощутимым? В Аранхуэсе я поддался иллюзии, что все еще продолжается 1754 год и обитатели дворца спят или затаились внутри.

Перед воротами я встретил девочку лет двенадцати или тринадцати в огромной соломенной шляпе. Улыбнувшись — и сверкнув зубами, — она предложила мне купить корзинку земляники, что я, конечно же, и сделал. Гойя, который был так жесток к мужчинам и женщинам, рисовал детей с любовью и нежностью, и это личико с темными, почти миндалевидными глазами и зубами цвета слоновой кости могло быть написано им. Когда я заметил, что кругом очень тихо, девочка снова заулыбалась и ответила, что здесь будет muy ruidoso[18], когда приедут автобусы из Мадрида. Каждый день, сказала она, туристы приезжают побродить по дворцу и пообедать у реки. Когда я попрощался, она склонила голову набок и одарила меня блеском темных глаз — и я ушел, размышляя, что средневековые девочки, которые часто становились правительницами в том возрасте, когда современная девочка еще не попадает в спортивную команду пятиклассников, возможно, были похожи на мою случайную знакомую.

Я прошел по аллеям огромных деревьев, чьи ветви сплетались над головой, по маленьким тропинкам, ведущим на огороды и к зарослям кустарника. Я подошел к старому лодочному сараю около реки, откуда когда-то давно принцы выводили лодки — покатать принцесс по Тахо и, возможно, перекусить и почитать Руссо в какой-нибудь усыпанной листьями заводи. Высокие живые изгороди и фонтаны проступали из зеленых теней. Не слышалось ни звука, кроме пересвиста птиц в ветвях, и снова я ощутил, что настоящие жители — люди, создавшие это место давным-давно, — играют со мной в прятки, и, быть может, повернув за угол, я услышу взрыв смеха и увижу ливень шелковых нижних юбок и туфелек на красных каблуках. Наконец я пришел к маленькому дворцу, стоящему с римской важностью в полном одиночестве. Он назывался Casita del Labrador[19].