Андрей Коровин - Ветер в оранжерее

• Название: Ветер в оранжерее
• Автор: Андрей Коровин
• Издательство: Калуга: Золотая аллея
• Жанр: Современная проза
• Год: 1999
• ISBN: 5-7111-0302-4

Речь в книге идет о нелегких алкогольных буднях жителей общежития Литературного института 80-х годов, о молодых литераторах (писателях, поэтах и тех, кто таковыми себя хочет считать). Дикий угар, перманентная водка, метафизическое похмелье, беспробудные поиски творческих озарений, а также муз, способных вызвать эти озарения, жизнь на грани и за гранью…

---

15

Гамлет очень любил быть нужным и с большим удовольствием, улаживая разные нехорошие ситуации, вёл переговоры с родителями и родственниками бойцов алкогольного и алкогольно-литературного фронтов. На нехорошие ситуации у него был чрезвычайный нюх.

Поэтому, когда за дуэлянтом Кобриным прилетела из Томска мать — прямо державшаяся молчаливая пожилая женщина с усталыми глазами, в большой светлой искусственной шубе и округлой шапочке с ласковым блеском оранжевого меха, — Гамлет как-то сам собой, первым, оказался у неё под рукой. Он горестно суетился вокруг этой женщины, разговаривал даже с женой Кобрина Ольгой, потирал ручки, успокаивал, понимающе опускал книзу глаза, временами, однако, с каким-то сверканием непонятной радости уходившие вдруг в сторону.

Мать несколько успокоилась, разместилась в комнате на втором этаже и стала ждать, когда Гамлет разыщет в какой-нибудь общежитской норе её сына, выманит его оттуда, и (извергнувшийся за несколько дней до этого) Кобрин спустится в конце концов вниз, в семейный круг. Она ещё не знала, что поиски сына на этот раз обещают быть несколько более сложными, нежели обычно, так как Игоря в общежитии не было. Он, повторимся, исчез.

В силу некоторых причин об исчезновении Кобрина я узнал одновременно с получением известия о приезде его матери.

Напомню, мы виделись с ним последний раз в комнате пятьсот шесть, где я “лечился”, а похмеляться (и тем более продолжать дуэль) не желал. С тех пор прошло три неполных дня и две странных ночи.

С Гамлетом, сообщившим мне все эти новости, я столкнулся в фойе общаги, возвращаясь из института, в который я отважился сходить, немного отойдя от пьянки. В институте меня восстановили.

Когда я вошёл в деканат, все работники столпились вокруг: Галина Фёдоровна, остроносая и твердогубая; Нина Петровна с ласковым взглядом глубоко-чёрных глаз и немного неровными зубками; яркая блондинка Надя, всегда улыбавшаяся отстранённой улыбкой счастливой в личной жизни женщины.

— Плохо выглядишь, Андрюша, — говорили мне Нина Петровна и Галина Фёдоровна, а Надя молча улыбалась, как будто одна понимая кое-какие мои тайны.

— Нина Петровна на коленях стояла у ректора, просила за тебя, а ты даже не позвонил ей, — строго выговаривала мне Галина Фёдоровна.

— Что дальше думаешь делать? — спрашивали наперебой женщины.

— Не знаю, — отвечал я. — А что нужно?

Затем Нина Петровна вошла в свой кабинет и позвала меня.

— Заходи, поговорим с глазу на глаз.

Она опустилась в кресло и сделала движение рукой, как будто потянулась к шкафчику.

— Коньячку выпьешь грамм пятьдесят? За восстановление.

— Выпью, — неуверенным голосом тяжелобольного произнёс я.

Нина Петровна отдёрнула руку от шкафчика.

— Вон отсюда! — вспыхнув, сказала она.

— Вон! — кричала весело-грозно Нина Петровна уже в открытую дверь кабинета, в которую я отступил. — Вон! Вы слышали? Коньячку ему!..

Я вышел вон из деканата и в окно посмотрел на крошечный закоулок литинститутского двора, приходящийся на заочное отделение.

Был странный какой-то день, словно весна. Под ярким солнцем лилась вода с крыши вниз; с садовой скамейки, стоявшей справа, под стеной, сошёл весь снег, и она темнела мокрыми пятнами. Изнутри здания казалось, что на улице очень тепло, и казалось, что дерево скамейки тоже очень тёплое, если его потрогать ладонью.

Но Лиза не садилась на скамейку, а задумчиво прохаживалась, ожидая меня, по закоулку, осторожно обходя лужи и стараясь ступать на обнажившийся из-под снега асфальт. Она двигалась очень ловко и гибко в чёрных гамашах на худых своих и ровных ногах, в простых чёрных ботиночках на невысоком каблуке и в просторной синей зимней куртке, из-под которой едва виден был край потёртой джинсовой юбочки.

Улыбаясь и шепча какие-то бессмысленные слова, я сбежал вниз по ступенькам, выскочил на улицу и взял Лизу за руку. Держась за руки, мы пошли через мокрый двор в сторону кафе на Бронной.

— Меня восстановили, — сказал я.

— А меня выгонят, — тёплым голосом сказала Лиза. — Все сидят на лекции, а я хожу здесь, как дурочка из переулочка.

Она засмеялась, задирая кверху свой лёгкий выступающий подбородок и щуря глаза на яркое солнце.

16

Вернувшись в общежитие и столкнувшись в фойе с Гамлетом, мы узнали, что за Кобриным прилетела мать и что Кобрина нет в общежитии.

— А где же он? — спросил я, испытывая при этом неприятное чувство — как бы смутно припоминая какой-то нехороший сон.

— Лиза, подожди, — с трагической озабоченностью сказал Гамлет, беря меня под руку и отводя несколько в сторону. — Мы с Андреем сейчас кое-что обговораем.

— Кобрин уехал с Зоей и не вернулся. Он там, у неё дома. Но об этом никто не знает. У меня есть Зоин телефон и Зоин адрес. Я звонил Зое, Кобрин смеялся в трубку и сказал мне “кайфовый ты, оказывается, чувак”, — Гамлет сделал попытку передразнить манеру Кобрина. В переложении на армянский акцент это звучало довольно трогательно.

— Лиза, — оторвался я на секунду от Гамлета. — Ты поднимайся наверх, я буду минут через пять.

Лиза уехала на лифте с какими-то студентками, неотрывно глядевшими на меня до тех пор, пока перед их лицами не сошлись двери лифта.

— Ну. И что? — спросил я.

Был только третий день выхода из запоя, и я ещё не очень хорошо себя чувствовал.

— Послушай, дорогой! Надо его вернуть, пока ещё не узнали, где он. Олга, кажется, что-то подозревает. А он не хочет разговаривать. По-моему, сильно пьяный. Позвони ему, поговори с ним, он тебя послушается. И ещё, — Гамлет покряхтел немного. — Надо поговорить с Еленой. Он два дня не спал. Я не вмешиваюсь в ваши дела, но ты ей объясни что-нибудь. Елена хочет ехать в Киев к твоей матери.

— Подожди, подожди, Гамлет, — сказал я, потирая середину лба. — Подожди, не всё сразу. Давай поднимемся к тебе. У тебя есть кто-нибудь?

— Нет, но в четыре часа должен прийти мама Кобрина.

— Вот и хорошо, — сказал я.

17

Мы поднялись наверх. Ситуация, если не сильно задумываться, выглядела забавной — дуэлянтов вот-вот должны были растащить за курточки их мамы.

Если же задуматься…

Мы поднялись на четвёртый этаж без лифта. У меня колотилось сердце. Войдя в комнату Гамлета, сев и отерев с лица нехороший пот, я попросил Гамлета сделать мне чашку чаю покрепче.

— И побольше сахара, — сказал я, вяло улыбаясь. — У меня сахара в мозгах не хватает.

Нужно было вычленить самое главное и что-то предпринимать, а голова отказывалась работать.

Гамлет принёс с кухни чайник и залил заварку кипятком.

— Ну, рассказывай ещё раз, сначала, — сказал я. — Когда это Кобрин успел уехать?

— Все пили в пятьсот шестой, — начал Гамлет. — Потом вы с Кобриным вышли. Потом вас долго не было. Потом Кобрин вернулся, а ты куда-то делся. Он сидел, ждал-ждал тебя, потом взял у Гладкова куртку, оделся, взял Зою и уехал.

— Подожди, а как же Зоин муж, дочка?

— А муж с дочкой поехал к своей маме, а Зоя сюда поехала. Коля звонил-звонил, а сегодня вернулся домой, а его Зоя и Кобрин не пускают.

— П…..ц, — сказал я. — Откуда ты всё знаешь? Ты что, там был?

— Нет, я звонил к мами Коли.

— А откуда ты знаешь её телефон… — начал было спрашивать я. — Ладно, так что же делать? Нужно его срочно возвращать.

— Позвони ему, — сказал Гамлет. — Он больше никого не слушает.

— А кто ещё ему звонил? — спросил я, думая о том, что, возможно, отъезд Кобрина с Зоей Ивановной уже не тайна для его жены Ольги.

Я читал несколько рассказов Кобрина, посвящённых жене. Перед уходом в армию он был влюблён в неё первой и, по-видимому, очень сильной юношеской любовью.

То, что произошло теперь, выходило из ряда вон: Кобрин был не чета мне и по отношению к Ольге никогда не допускал ничего такого, что могло быть открыто-оскорбительным для женского сердца. Он, конечно, не был уже влюблён в неё так, как писал об этом в своих рассказах, и, конечно же, не соблюдал монашеской верности, и заставлял её мыть полы в мужской уборной; но я не верил, что он может выкинуть нечто подобное. Да что с ним случилось, в конце концов?

Я отхлебнул горячего вяжущего чаю и поставил чашку на газетку, лежавшую на журнальном столике.

— Ну, а что Елена? — спросил я.

— Когда ты ушёл к Лизой, она всю ночь просидел здесь. Утром заснул, не хотел идти к Кате, не хотел возвращаться без тебя. Вчера попросил меня…

— Попросила, Гамлет, — с внезапным раздражением сказал я. — Попросила, а не попросил.

— Ну, попросила. Правильно. Попросила, чтобы я сходил к тебе, то есть к Лизе. Я сходил. Никого не было.

— Правильно, мы целый день ездили по городу, пиво искали.