Виктор Андриянов - Косыгин

• Название: Косыгин
• Автор: Виктор Андриянов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-235-02623-3

Алексея Николаевича Косыгина по праву называют лучшим главой правительства в России XX века. О его жизни и деятельности, о загадках политического долгожительства на советском Олимпе писатель Виктор Андриянов рассказывает, основываясь на неизвестных архивных документах, воспоминаниях родных и близких, соратников и товарищей А. Н. Косыгина.

В книге использованы фотографии из личных архивов Т. Д. Гвишиани-Косыгиной, а также И. П. Казанца, Е. А. Козловского и автора.

---

А дело действительно государственного масштаба: экономика испытывает сложнейшие проблемы, а необходимые ресурсы для ее развития, в том числе и для социальной сферы, можно получить только за счет развития газовой промышленности — это наиболее эффективная отдача. В той записке мы привели пример: новые комплексы, включая промыслы и газопроводы от объектов в центр страны, окупались за полтора-два года.

Особо подчеркну: окупались внутри страны, без учета экспорта.

Словом, в те годы у страны не было более эффективной программы: Советский Союз обеспечивал себя топливными ресурсами, мог резко увеличить поставки газа в Европу, укрепить деловые связи.

Записку, которую подписал Щербина, близкий его товарищ из аппарата ЦК КПСС отвез Брежневу в Крым. Там ее отпечатали и без подписи передали Леониду Ильичу — как справку. И на этой справке на следующий день появилось поручение Брежнева: поддержать и т. д.

И действительно, вскоре вышло постановление ЦК КПСС и Совета Министров об ускоренном развитии газовой промышленности. Эти положения вошли в пятилетний план 1981–1986 годов, который принимался уже без Косыгина. Это была пятилетка ускоренного развития газовой промышленности. За пять лет прирост добычи газа составил 220 млрд. кубометров. Один из годов дал максимальный прирост — 54 млрд. кубометров!

— Юрий Петрович, выходит, вы со своей запиской обошли Косыгина?

— Я бы так не сказан. Алексей Николаевич был в курсе всех наших шагов. Его информировал Байбаков: «Алексей Николаевич, как вы смотрите, чтобы записку Брежневу передать?» Председателя правительства и в самом деле обходить нельзя. После этого Щербина действовал смело. А потом Оруджев все время просил его вывести на такой же контакт с Брежневым. Но Щербина свои каналы не открывал. А выполнение постановления ЦК и Совмина, конечно, возглавил Косыгин.

Тогда же для меня стал проясняться весь трагизм положения А. Н. Косыгина в брежневском руководстве… Алексей Николаевич, являющийся для меня и сегодня образцом государственного деятеля, был намного квалифицированней, опытней и умней всех остальных членов Политбюро. Он с начала 60-х годов остро ощущал надвигающийся экономический кризис и предпринимал все возможные меры для его предотвращения. К сожалению, даже глава правительства не все мог сделать.

— Иногда Косыгина осуждают за то, что он не ушел со своего поста.

— Но как можно было хлопнуть дверью, когда только его авторитет еще кое-как сдерживал маразм брежневского клана? Для Алексея Николаевича на первом месте всегда были государственные интересы.

— Юрий Петрович, вспомним о крупных проектах, которые вызывали конфликты. Скажем, северный и южный варианты магистрального газопровода от Медвежьего газового месторождения в центр страны.

— Это месторождение было открыто в 1967 году и по сей день служит России. Начальные запасы — полтора триллиона кубометров. При обсуждении маршрута будущего магистрального газопровода столкнулись два альтернативных варианта. Первый — идти вдоль «мертвой» железной дороги до Салехарда через Урал, по территории Коми, дальше на Торжок и в центр страны — в Белоруссию и на Москву; второй — пустить газопровод с южным отклонением. Выходить к «живой» железной дороге, вдоль нее в северные районы Свердловской области, через Урал, затем по территории Удмуртии и Татарстана в центр страны.

Это действительно был серьезный конфликт. Тем более что на северном варианте настаивал Кортунов, наш министр, человек, к которому я относился и отношусь с огромным уважением.

Он, увлекающийся человек, буквально каждой клеткой был настроен на северный вариант. Я к тому времени серьезные трассы газопроводов еще не строил, но как строитель представление о них имел. И представлял, что это очень уязвимая, с точки зрения эксплуатации, штука. Построить можно, а эксплуатировать потом будет сложно. Я пытался приводить доводы не столько по части строительства, потому что сразу меня обвинили бы: личные интересы отстаиваю; сколько с точки зрения эксплуатации: надежна ли она? Мне отвечали: если строители не будут гнать брак, все пройдет нормально. Я возражал, но в общем старался не лезть вперед, тем более что этой стройкой занимался другой заместитель министра. Я занимался наземным строительством, но инженерная совесть не позволяла молчать.

Если человек получил инженерное образование, много занимался инженерной деятельностью, то в дальнейшем у него вырабатывается понимание сути технических ситуаций, процессов, происходящих с конструкцией, зданием, с каким-то сооружением. И складывается представление, правильно идет процесс или неправильно.

Если правильно, ты спокоен. По каким-то неуловимым характеристикам видишь, что все идет нормально. Если же нет, могут возникнуть осложнения в работе конструкции, сооружения, случится авария, а это недопустимо. Твоя инженерная совесть, твои профессиональные навыки не могут допустить того, чтобы ты не остановил эти процессы, не заставил делать иначе, исправить.

На одном из совещаний в сентябре 1971 года, в ответ на резкую реплику министра в мой адрес я попросил у Алексея Кирилловича Кортунова разрешения еще раз облететь на вертолете северный маршрут газопровода, а после облета окончательно убедился в своей правоте… После возвращения и доклада министру нас обоих срочно вызвали «на ковер» к Косыгину. У него шло обсуждение вариантов проекта газопровода из Медвежьего. Спрашивали, кто и что думает. Я, понятно, не высовывался… А Ефремов Михаил Тимофеевич, заместитель Косыгина и куратор топливно-энергетического комплекса, которому я искренне симпатизировал за умение быстро схватывать самую суть любой проблемы и находить верные решения, зная, что в конфликтных ситуациях я излишней активности не проявляю, но и мнения своего скрывать не стану, взял да поднял меня для ответа…

Я выступил, привел свои доводы, и в результате остановились на южном варианте…

Из-за этой истории Кортунов с Ефремовым «разошлись, как в море корабли», а в наших с Алексеем Кирилловичем отношениях температура упала до уровня самого холодного месяца в районе Медвежьего месторождения, правда, на время. Алексей Кириллович был очень эмоциональным человеком, но все-таки разум в нем брал верх над чувствами. В канун Дня Победы в 1973 году он представил меня на утверждение в должности первого заместителя министра, которое поддержал Алексей Николаевич Косыгин. Восьмого мая меня с трассы вызвали в Москву и, конечно, в тот же день я поехал к Кортунову в больницу. Он подробно обо всем расспрашивал… Словом, лед растаял. А вскоре я и сам попал в ту же больницу и заглядывал к Алексею Кирилловичу чуть ли не каждый день: он из палаты уже не выходил.

Такие обстоятельства иногда ломают самые сильные характеры. Из неведомых тайников поднимаются испепеляющие душу чувства: почему молодые остаются, а я ухожу? В довершение всех бед у Кортунова умерла жена, ухаживавшая за ним, как за ребенком. Все заботы об отце взяла на себя дочь. Очень горько складывалась жизнь у сыновей… Алексей Кириллович до самых последних дней с редким мужеством держал свой жизненный плацдарм.

— С Косыгиным можно было спорить? Он принимал возражения?

— Отвечая на этот вопрос, вспомню историю с проектом нефтепровода на Дальний Восток. В конце 1972-го — начале 1973 года между Советским Союзом и Японией было подписано предварительное межправительственное соглашение о поставке в Японию 40 миллионов тонн тюменской нефти. Не знаю до сих пор, кто был инициатором этого соглашения, но оно было абсолютно нереальным. Страна не имела такого излишка нефти, а если бы и имела — как подать эти миллионы тонн из Западной Сибири в Японию? Нам предложили наметить возможную трассу до бухты Находка или Ольга. По предварительным расчетам получалось: необходимо 5 миллиардов рублей и 4–5 лет.

На совещании у Косыгина я, вопреки общему мнению, привел возражения. Мои оценки прозвучали словно гром с ясного неба. И началось: «цифры взяты с потолка», «по молодости Баталин не понимает, что к чему», «это — торги, а не государственная оценка», «строители играют в ведомственные игры»… Это еще самые «мягкие» заключения! Алексей Николаевич, также расстроившись, до резких слов не унизился, но был мною страшно недоволен. Он был сдержанный человек. Поэтому сказал, что Баталин — молодой, опыта у него в руководстве министерством нет, мыслить по- государственному пока не научился. Дал две или три недели и поручил мне вместе с представителями нефтяников и Госплана еще раз проверить все расчеты.

Я послал на трассу несколько групп производственников, сотрудников проектных институтов, которые поехали по районам. Там есть заболоченные места и горы. Я не сразу осознал, что нужно было ставить специальные устройства, чтобы гасить давление: гидравлический удар — и разорвет трубы. Нужны были станции понижения давления. Группы посмотрели все на месте, сделали прикидку. И уже по вторичной прикидке я подходил к проекту более осознанно. Каждый день, с утра до вечера, все варианты смотрели. На следующем совещании я Алексею Николаевичу сказал, что мы разобрались. Он провел тогда несколько совещаний, причем собирались мы не только в Кремле — у геологов, нефтяников, транспортников. В итоге Алексей Николаевич сам пришел к убеждению, что строить нефтепровод не надо. Нефтепровод в отличие, скажем, от машиностроительного завода перепрофилировать невозможно. Он призван качать нефть. И если вдруг возникнут форс-мажорные обстоятельства (не будет нефти, стихийные бедствия, международные осложнения и т. п.), то 5–6 миллиардов рублей и результаты труда сотен тысяч людей пойдут прахом. На одном из совещаний, которые проходили уже более спокойно, впервые прозвучала идея сооружения Байкало-Амурской магистрали с тем, чтобы вывести к ней нефтепровод из Тюменской области, поставлять дальше нефть в цистернах. Железная дорога могла обеспечить транспорт нефти в объеме 20–25 миллионов тонн в год. Совещания у Косыгина и заседания правительства подтвердили перспективность такого варианта. Будущая дорога виделась, конечно, не только «нефтяной». Она становилась новым центром освоения Восточной Сибири и Дальнего Востока.