Вера Желиховская - Джин-Падишах

• Название: Джин-Падишах
• Автор: Вера Желиховская
• Жанр: Короткие истории

«…– Знаете ли вы, почему порою царь гор окутывается тучами и мраком? Почему он часто потрясает небо и землю грозой и вихрями своего гнева, своей бессильной ярости?.. Это потому, что на вершине его, на ледяном его престоле восседает властитель духов и бездны, мощный Джин-Падишах! – говорил Мисербий.

Вот что узнали мы от него в этот чудный вечер…»

---

Вера Петровна Желиховская Джин-Падишах Легенда северного Кавказа

Седой старик из племени Адиге стоял за нами, опёршись на ружье и, казалось, не слушал весёлых речей, заглядевшись на верхушки своих родимых гор, тонувших в пламени и багрянице заката. Яркий костёр, зажжённый нашими усталыми, но не утомлёнными охотниками, картинно поднимал вверх столб дыма, выбрасывал языки пламени, вспыхивая как пожар на опушке леса в верху горы; он покрывал янтарём стволы великанов-деревьев, перебегал изумрудами и яхонтами по их листве. А внизу, в долине, в глубоких ущельях, уже воцарилась мгла и ночной сумрак…

Один великий красавец, вечно юный в своих белых и алых покровах, снежный Эльбрус сиял и нежился в прощальных лучах солнца, блестящим конусом выделяясь на безоблачном небе.

Все знали, что старый черкес Мисербий помнит множество преданий своей прекрасной родины, и обратились к нему с просьбами рассказать, что вспоминает он, о чём думает, глядя в цветистую даль земли и в светлую высь небес?.. Он долго, молча, отнекивался, медленно качая головой, но это был его обычный приём; все ждали его рассказов и, точно, их дождались. Дождались – и, по обыкновению, заслушались!

– Вы хотите знать, о чём я думаю? – грустно улыбаясь, заговорил Мисербий. – А, может быть, вам не поправятся мои думы?.. Я человек гор! Как вольный ветер не умеет сдержать своего полёта, так и горец, взросший и побелевший на гребнях скал и зелёных склонах гор, по которым он рыщет, неудержимый, и поёт свои от века сложенные песни, – не может искажать их! Не может выкидывать слова из свободных, великих сказаний его!.. Что ж! Я скажу вам, что думал, какие речи отцов отца моего я вспоминал, глядя на сверкающий Эльбрус.

И старец, величественно выпрямившись как юноша, и гордо подняв голову, с ещё блиставшим из-под седых бровей взглядом, протянул руку по направлению к горе. Снеговой её конус, в эту минуту рдевший нежным румянцем, смело вырезался на лазури из-за гряды золотисто-алых облаков, опоясавших его словно лентой.

– Знаете ли вы, почему порою царь гор окутывается тучами и мраком? Почему он часто потрясает небо и землю грозой и вихрями своего гнева, своей бессильной ярости?.. Это потому, что на вершине его, на ледяном его престоле восседает властитель духов и бездны, мощный Джин-Падишах! – говорил Мисербий.

Вот что узнали мы от него в этот чудный вечер.

Грозный дух преисподней, – Джин-Падишах искони прикован великим Тха, Творцом всей природы, за неповиновение Его святым велениям к вершине Эльбруса. Это блестящий престол, с которого Джин-Падишах раздаёт приказания подвластным ему собратьям, но сам покинуть её бессилен. Когда он говорит, – голос его гремит как гром небесный, будит чуткое эхо, и всё отвечает ему кругом: льды и снега потрясаются и с адским шумом и треском низвергаются в пропасти; потоки ревут и плещут брызгами на скалы; горные орлы бьют крыльями и с диким криком рассекают подоблачную высь; а филины и совы отвечают глухими стонами со дна лесных ущелий, из глубины тёмных расселин. А порою, не приказания, а вопли и стоны раздаются на снежной вершине… Тогда всё умолкает и скорбит вместе с духом. В особенности прежде, века тому назад, скорбь его надрывала сердца всем слышавшим его горькие сетования. Не на пленение своё сетовал Джин, – нет! Он был страшно наказан Великим, давшим ему дар предвидения… За много столетий до появления в горах наших русских, осуждённый владыка высей и бездн знал, что на место заточения его двинутся северные великаны; что придут чужие, беловолосые люди и завладеют им!.. Он ждал покорителей из полуночных стран, где царствует вечная зима, как и в его подоблачных высотах; он знал, что оттуда, вместе с северными великанами, придёт и яркий свет, который осенит его мрачное царство, проникнет в ущелья и дебри лесные, изгонит из них мирно властвовавших там с начала мира подвластных ему духов тьмы… В мучительном ожидании будущего, Джин-Падишах срывался иногда с престола, гремел цепями, ударами мощных крыльев потрясал горы и долины, и сзывал из глубины земли и моря спящих в пучинах и пропастях духов. «Собирайтесь! – вопил он. – Собирайтесь мои тёмные рати на выручку нашего царства!.. Ратуйте против жестоких предначертаний осудителя нашего, Великого Тха всей вселенной».

Тогда умолкало пение птиц в цветущих долинах, – мотыльки скрывались под увядшими цветами, рыбки трепетали в потоках. Громче и громче раздавались богохульные вопли Джина, и вершины гор одевались туманом, гроза гремела, бушевало море, сотрясалась вся земля и скалы стонали и расседались, разверзая пропасти ада. А человек, с ужасом прислушиваясь к этому хаосу, дрожал и прятался в свои жилища в ожидании великих бедствий… Но вот око Величайшего обращалось в этот край вселенной и видел Он смятение созданий своих и проникался жалостью к несмысленным! Зрел Он и постигал, что Им сотворённые боятся раба Его, – создание ставят выше Создателя!.. И призывал мир и спокойствие на всех Ему покорных… И вот, сонмы светлых духов окружали вершину седого Эльбруса; витали вокруг ледяного престола возмутителя и райскими песнями водворяли свет и покой вверху, мир на лице земли. Хоры блаженных стремились пробудить раскаяние в сердце Джин-Падишаха. Они пели ему о сладости покаяния, о блаженстве прощения… А он, безумный, не хотел внимать им, не хотел покориться и отвечал им не слезами и мольбой, а скрежетом и сотрясанием своих цепей! Он силился захватить клочья седых туманов и чёрных туч и окружить ими главу свою, чтобы не видеть и не слышать; – но ангелы, духи мира и света, не допускали до этого: они дыханием своим разгоняли тучи и навевали на землю тепло и весенний расцвет.

Облака таяли в лазоревом небе; снежные вершины сияли как алмазы на голубой тверди, а внизу, на земле всё оживало и обновлялось: зеленели холмы, цветы благоухали, светлые ручьи, сладко журча, орошали долины; просыпались в рощах птицы, и человек вторил их песням, выходя в поле на работы… Всюду водворялись мир, тишина и радость жизни…

Свершилось то, чего так боялся великий дух гор: пришли с севера властители и покорили лесные дебри и горы Кавказа. Под самым подножием Джинова трона, они поселили сынов своих; провели дороги, исполосовали их железными колеями и пустили в ход по земле и морю железных чудовищ, которые мчат к нам ежедневно новые полчища русских, оглашая долины, горы и морские прибережья резкими стонами, диким свистом, будто подражая хохоту и плачу лесных духов, будто вызывая их на бой, и дразня ярким светом своих разноцветных глаз… И горные духи уходят всё выше и выше, шаг за шагом уступая владения свои человеку, всё печальнее теснясь вокруг своего мрачного повелителя. А он, несчастный гордец, он, желавший когда-то тягаться силой и властью с Творцом своим; он, из преисподней ждавший помощи против своих врагов и не внявший зову блаженных, он всё сидит, угрюмо понурившись, на самой вершине ледяной горы и вспоминает те блаженные времена, когда он был близок ко Всемогущему, не замышлял ещё свергнуть волю Его и выше Его вознестись… Белая, обледенелая борода его отросла и свесилась в пропасть; всё тело покрылось седым инеем; ногти выросли и впились в ледяную скалу и в промёрзшее тело, а глаза горят как раскалённые жернова и, порою, мечут искры, зажигают молнии…

Завидев огонь их, христиане творят крестные знамения, а суеверные горцы ждут великих бед, произносят заклинания и спешат жертвовать дары грозному Джин-Падишаху. Джигит, успевший даром умилостивить духа, весь год будет иметь удачу, и вражеская пуля не коснётся его.

Есть по Тереку и Малке, есть в ущельях Зеленчука и по холмам, на берегах Кубани, много жулатов, – башен в виду Эльбруса, – куда ходят на поклонение Джин-Падишаху. Ведь, мало кто может добраться к нему ближе! Кто может – едет в путь к вечным снегам его. Но видеть грозного старца, белого прадеда, невозможно! На кого сверкнёт блеск его очей – тот умирает; а тому, кто осмелится тронуть пули, оружие или что-либо принесённое в дар Падишаху – горе великое! Всякий кабардинец, всякий черкес знает, что не должен касаться того, что иногда попадается ему в глубине какой-нибудь дикой расселины скалы, в окрестностях Эльбруса, будь то хоть кинжал, хоть ружьё, гораздо лучшее, чем его собственное вооружение.

Но и на пленного духа гор порою находят милость и благоволение к усердным его почитателям. Много времени тому назад был в Кабарде удалой наездник Ардулай-Нор, никогда не забывавший приносить новогоднюю жертву Джин-Падишаху и никогда не жалевший отдавать ему лучшее из награбленного за год оружия. Прослышал он, что на Кубани, у князя Девлет-Магома, известного богатыря и богача, есть красавица дочь Зейнаб-Астара. Много удальцов, богачей из княжеских и ханских родов сваталось за красавицу; много в честь её творилось подвигов воинских, сжигалось и грабилось гяурских селений, – ничто не колебало гордости отца и холодного сердца дочери. Оба они находили, что во всём крае, от Азова до Дербента, не было жениха достойного такой невесты!.. Возгорелось сердце Ардулая! Не милы стали ему родные горы, леса, аулы и все их красавицы, среди которых каждая готова была с радостью выйти замуж за удалого джигита… Само наездничество и набеги потеряли для влюблённого юноши всю прежнюю прелесть. Целыми днями бесцельно бродил он по горам и лесам, а к вечеру пробирался поближе к аулу Девлет-Магомы, высматривал с горы, не увидит ли где за стеной красавицы, не блеснут ли ему глаза её из окошка сакли. Князь жил особняком на опушке леса, под грядою скал и с них-то высматривал Астару влюблённый в неё заочно Нор. Вот раз, тёмным вечером, сидит он так на своей вышке, глядит – глаз не спускает с тесовой ограды, с каменных стен просторной сакли, со старой башни с узким оконцем и широкого, поросшего травою двора. Вдруг отворилась маленькая дверь, и вышли из башни две старухи, две прислужницы и хранительницы прекрасной княжны. Вышли они и говорят между собой: