Зия Самади - Избранное. Том 1

• Название: Избранное. Том 1
• Автор: Зия Самади
• Издательство: Жазушы
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1986

Зия Самади — один из известных советских уйгурских писателей, автор ряда романов и повестей.

Роман «Тайна годов», составивший первый том избранных произведений З. Самади, написан на достоверном жизненном материале. Это широкое историческое полотно народной жизни, самоотверженной борьбы против поработителей.

Автор долгие годы прожил в Синьцзяне и создал яркую картину национально-освободительной борьбы народов Восточного Туркестана против гоминьдановской колонизации.

В романе показано восстание под руководством Ходжанияза, вспыхнувшее в начале 30-х годов нашего века. В этой борьбе народы Синьцзяна — уйгуры, казахи, монголы — отстаивали свое право на существование.

---

— Ведите нас куда угодно, мы готовы! — ответил старик, заговоривший первым.

— Поднимемся, будем мстить! — донеслось с улицы через открытые окна и двери — все не могли вместиться в маленькую комнатку.

— Если таково желание братьев, — сказал Ходжанияз, когда волнение слегка улеглось, — я готов отдать жизнь за вас!

— Илахи аминь! — этот традиционный возглас, выразивший в себе вековые стремления народа, вырвался одновременно из всех уст.

— Принесите Коран! — приказал аксакал.

Книгу принесли тотчас же. Жители во главе с аксакалом и Ходжаниязом прошли к воде, совершили обряд омовения и собрались в том месте, где обычно проводились поминки. Тут же между двумя деревьями устроили навес и положили на него Коран.

— Люди! — обратился старик к народу. — Кто приголубит нас, тот наш отец. С сегодняшнего дня Ходжанияз наш отец. И мы пойдем туда, куда он укажет.

— Пойдем! — раздались голоса.

— Начиная от предков и по сегодняшний день мы платим повинности сборщикам ван-ходжи, работаем на него, — продолжал, аксакал, — но когда на наши головы свалилась беда, никто из них не пришел к нам, не помог ничем…

— Напротив, — перебил аксакала Пазыл, — эти беки стали опорой режима и усилили гнет! Отнимают у народа имущество, скот, землю…

— Правильно, правильно… дело говоришь! — закричали дехкане.

— Кто хочет идти за Ходжаниязом сражаться с неверными, пусть пройдет под Кораном! — призвал аксакал и первым прошел под навесом. И все, кто был старше шестнадцати лет, последовали за ним.

В тот же день справили поминки по героям, прославившимся еще во времена дедов. В селении, где недавно господствовали плач и горе, все преобразилось, здесь царило теперь всеобщее возбуждение, способное снести прочь любую преграду.

Горячая молодежь была готова к походу в тот же день…

Наутро перед строем из семидесяти всадников выступил аксакал-весь в белом. Он сказал:

— За наших детей, с мольбой глядящих на вас, за стариков с согнутыми уже навечно спинами, за матерей с непросыхающими слезами — отомстите врагу! Аминь!

— Аминь! — высоко взметнувшись, этот крик потряс все кругом.

Стая кем-то пущенных голубей взмыла вверх, как бы стремясь охватить взглядом великий путь, начало которому было положено сейчас…

2

Дехкане спешили вспахать свои участки, чтобы не дать высохнуть скудной влаге в почве. Здесь и там можно было видеть людей, согнувшихся над сохой или подгонявших коней. Возле них летали скворцы, а проворные грачи бежали почти сразу за сохой, находя во вспаханной земле червяков и дружно набрасываясь на них. Поднялись в синь неба жаворонки и, словно подбадривая дехкан, пели свои песни. Бусинками по ниточке протянулись в небе журавли. Их серебристое оперение сверкало в лучах солнца, слепило глаза. Опьяненные свежим весенним воздухом, журавли сделали в небе несколько кругов и с протяжным «кру-кру» снова вытянулись в цепь и скрылись вдали, следуя за вожаком. Однако дехканам некогда было разглядывать все это…

Почти не смотрел по сторонам и человек, который вел по дороге осла с бочонками, он бормотал что-то себе под нос, то и дело подгоняя скотину: «Кхе, бездельник, кхе!»

У подножия холма он свернул с дороги и направился к дехканам. В его босую ногу попала заноза, он, сказав: «Тр-р, тр-р, бездельник!» — сел на землю и начал разглядывать пятку, напоминавшую кожуру дыни, испещренную извилинами; потом шилом вытащил занозу, стер появившуюся кровь, присыпал ранку землей и, захромав на одну ногу, повел осла дальше.

— А я-то думаю: кто это в такое время таскается по дорогам?.. Это, оказывается, ты. — Дехканин остановил впряженных в соху коня и бычка.

— Тр-р… тр-р… Ух, шайтан, чтоб ты пропал! Не остановишь где надо! — Путник хлестнул осла кнутом.

— Что в бочонках-то?

— Что может быть — водка!

— Водка? Ах ты сорняк! С каких пор занимаешься черным делом?

— Есть холодный чай? Дай напиться!

— Садись. — Дехканин выкопал зарытую в землю тыквянку и налил путнику чаю в деревянное блюдце. — Пьешь, будто после плова.

— Да-а! Плов ли ел, горя ли хлебнул — сейчас узнаешь. — Путник допил чай, глубоко вздохнул. — Вот мой плов! — он поднял на спине рубашку.

— О алла! — вскричал дехканин, увидев полосы кровоподтеков.

— Вот какие дела, окям…

— Кто это тебя так?

— Солдаты.

— Солдаты? Что же ты им сделал?

— В нашем селении на каждую семью наложили повинность: сдать два цзиня[17] водки и пару кур. У меня ни того, ни другого не было, ну, и досталось…

— Вот подлецы! Вот разбойники!

— Эта водка куплена на деньги, собранные в селении. А меня заставили везти…

— И куда же?

— Куда? Этот капир сочжан устраивает свадьбу.

— Свадьбу?

— Да-а. Он увез дочь у Таира из Араторука…

— Да что ты говоришь? Какой позор!.. О алла, чем мы провинились? За что так издеваются над нами?..

С дороги, из-за холма, послышался стук копыт, и через минуту около говоривших остановились несколько вооруженных всадников.

— Бог в помощь, — с этими словами Ходжанияз и Пазыл спешились и подошли к дехканам.

Те, увидев вооруженных людей, так оторопели, что забыли о приветствии.

— Ты из какого селения?

— Из Ялгузтерека.

— Так ведь ваши пашни совсем не здесь!..

— Да, Ходжа-ака, — ответил дехканин, — были…

— Почему же перешли вы на эти камни?

— Эх, родной Ходжа-ака… Те земли у нас отняли и роздали китайцам…

— Кхм… значит, и до вас добрались уже эти быстроногие, — вздохнул Ходжанияз.

— Вы и раньше подпрягали к коню бычка? — спросил Пазыл.

— Эх, брат, если лошадей забрали для них, что остается нам, кроме бычков?

— Повсюду горе…

— Наступит ли день избавления от угнетателей?

— Если сильно захотеть избавиться, то можно, — ответил Пазыл.

— Так ведь дочерей у нас отнимают — до этого дошло!.. Теперь нечего прятать голову! — вскричал дехканин.

— Вот мы и восстали, чтобы не прятать головы…

— Неужто, родной Ходжа-ака?! — воскликнул дехканин. Он окинул потеплевшим взглядом вооруженных всадников. — И мы не лыком шиты, Ходжа-ака! Вот этой сохой я тоже буду уничтожать палачей!

Всадники от души рассмеялись.

— Я же говорил вам, Ходжа-ака, что народу подняться трудно, но если он поднимется, то ничто не остановит его.

— Я не буду отвечать на ваши слова, пусть вместо меня заговорит спина вот этого, — дехканин приподнял рубашку путника.

— О алла! — вскрикнули джигиты. — Изверги! Душегубы!

Ходжанияз начал расспрашивать путника.

— Удобный момент, — сказал Пазыл, когда они внимательно выслушали его. — Дело выйдет, Ходжа-ака.

— Как так? — спросил удивленно Ходжанияз.

Пазыл что-то прошептал ему на ухо.

— Ох… о-о… Афанди! — довольно проговорил Ходжанияз и вскочил в седло.

В полицейском участке свежевали баранов, потрошили гусей, уток, отовсюду сюда везли спиртное. Выслуживаясь перед сочжаном, старосты и прочие холуи старались ублаготворить его свадебными подарками, собранными с бедняков: гнали десятки лошадей, сотни овец, при этом, разумеется, и сами они не оставались с пустыми руками. Чжан-сочжан, казалось, не смотрел красными своими глазами на это летящее к нему, как листопад, богатство. Его мысли были заняты девушкой. Он не смог сломить волю этой уйгурки, хотя и кричал, и запугивал, и увещевал, и даже грозил смертью. Она не сдавалась. Пришлось прибегнуть к помощи.

— Уже два дня прошло, а я не могу дотронуться до нее. Что же делать? — спросил он у приглашенной в спальню сводни.

— Уйгурские девушки, — ответила опытная сводня, — выходя замуж даже за уйгуров, неделю плачут. Пусть сочжан успокоится: сегодня плачет, завтра будет в объятиях.

— У нее дурные намерения. Как бы не опозорила меня на свадьбе!

— Такой начальник, как вы, не справится разве даже с десятью девушками, а? — Сводня кокетливо ущипнула сочжана за нос с торчащими почти кверху ноздрями.

— Я хочу, чтобы на свадьбе она сидела рядом, улыбалась.

— Хорошо, сочжан. Я сделаю так. Когда на свадьбе вы будете пить, она будет подавать вам закуску, хе-хе-хе!

— Для того я торчал в этой голой степи! — Сочжан надел на мизинец сводни кольцо с рубиновым глазком.

— Будем считать это только началом…

Когда сводня незаметно, как кошка, вошла в комнату, Тажигуль, уткнувшись в подушку, горько плакала.

— Что вы делаете, ханум? — с поддельным удивлением спросила сводня. — Из-за вас взбудоражен мир, а вы плачете… Да такую шумную свадьбу сам ван-ходжа едва ли видел!.. Вставайте!

Она погладила Тажигуль. Девушке показалось, что змея скользнула по ее телу, и она, вздрогнув, совсем съежилась.