Зия Самади - Избранное. Том 1

• Название: Избранное. Том 1
• Автор: Зия Самади
• Издательство: Жазушы
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1986

Зия Самади — один из известных советских уйгурских писателей, автор ряда романов и повестей.

Роман «Тайна годов», составивший первый том избранных произведений З. Самади, написан на достоверном жизненном материале. Это широкое историческое полотно народной жизни, самоотверженной борьбы против поработителей.

Автор долгие годы прожил в Синьцзяне и создал яркую картину национально-освободительной борьбы народов Восточного Туркестана против гоминьдановской колонизации.

В романе показано восстание под руководством Ходжанияза, вспыхнувшее в начале 30-х годов нашего века. В этой борьбе народы Синьцзяна — уйгуры, казахи, монголы — отстаивали свое право на существование.

---

— В этом случае не самое ли подходящее для вас — без промедления двигаться вперед? — произнес Заман.

Шамансур бросил на него быстрый взгляд, хотел сказать что-то, но промолчал.

— С вашего позволения, я хотел бы тоже пойти в бой с оружием в руках.

— Брат поручил вас мне. Поэтому я должен беречь вас.

— Я не могу стоять в стороне, быть только наблюдателем. Прошу разрешить мне возглавить сотню бойцов и отправиться вперед, — решительно проговорил Заман.

— Посоветуемся. Отдыхайте, Заманджан.

Глава тринадцатая

Милые, оплакивать не перестанем

Происшедшее в Пичане и Турфане…

Эта печальная газель широко распространилась в народе после резни в Пичане и Турфане. Если турфанцев истребляли шэншицаевские наемные головорезы — белобандиты-папенгутовцы, то население Пичана вырезали мачжуниновцы.

Задумчиво глядел Рози на мерцающее пламя свечи и, вспоминая об этом случившемся два года назад бедствии, без конца повторял скорбную газель.

— Грустишь в одиночестве, Рози-ака? — спросил Заман.

— Душа разрывается, и дышать мне нечем сегодня…

— Поразительно, — удивился Заман. — Не могу поверить, что вижу тебя в мрачном настроении, Рози-ака.

— Правду, видно, говорят: «Кто десять раз смеется — хоть раз да заплачет…» Все стоит перед глазами, не уходит старик, которого, помните, мы встретили в кяризе возле Турфана.

— А ты лучше встань и принеси чего-нибудь. Потолкуем… Завтра, может, в бой пойдем.

— В б-бой?

— В бой! Неужели испугался, Рози-ака?

— Нет… — замялся Рози и быстро вышел — смутился оттого, что действительно испугался слова «бой».

Заман, хоть и дивился странному настроению Рози, не стал выспрашивать. Его мысли были заняты предстоящим боем. «Тут одной смелости да дерзания недостаточно. А у меня ни мастерства, ни опыта… так что же, подставлять под пули джигитов, которых мне доверят? Нет, лучше следовать правилу: „Десять раз схитри — один раз сразись“…»

— Все спят, — вошел Рози.

— Я сыт. Был в гостях у Шамансура. Хотел лишь с тобой посидеть, Рози-ака.

— За внимание спасибо. — Настроение у Рози с приходом Замана улучшилось. — Вот этот бурдюк, он потряс в руке забулькавший кожаный мех, — я выпросил у приятеля-монгола. — Рози примостил бурдюк на столе и высыпал из кармана две горсти орешков. — Мусалляс с миндалем, скажу я вам, в обнимку пойдут!

— Твой спутник и в пустыне с голоду не пропадет, а, Рози-ака!

Две пиалы со звоном встретились.

— Ух, вино с миндалем, Рози-ака, достойно прославления!

— Янгисарские орехи стоят гроши и на вкус хороши, так о них говорят. И сладки, и дешевы. Жив буду, Заманджан, столько садов вам покажу!

— Сладостные слова! — Заман налил еще.

Они обычно редко прикасались к спиртному. Чуть-чуть выпивали во время душевных бесед. А сегодня раз за разом чокались пиалами.

— Так, говорите, пойдем в бой?

— Пусть другие делают что хотят. А такие, как мы, пойдут биться за родину, за народ. Не ради ли этой высокой цели отправились мы из Кульджи, Рози-ака?

— На этот раз бой представляется мне тяжелым, черным и страшным…

— Мы с тобой будем сражаться бок о бок.

— Ладно! — улыбнулся Рози. — Рядом с вами не только белотюбетеечникам, но и самим дьяволам покажу Шакурову мать!

Заман беззаботно рассмеялся. В дверь постучали.

— Кто? — спросил Рози.

— Можно войти?

— Можно, входите, — ответил Заман.

Дверь отворилась, на пороге появился разряженный Сайпи. Он поздоровался, приложил руку к груди.

— Добро пожаловать. Пожалуйста, садитесь, Сайпи-эфенди.

— А вы уединились и наслаждаетесь в свое удовольствие, — сказал Сайпи. Его голос напомнил Рози и Заману жужжание осы, попавшей в пустую тыквянку. — Хотел бы поговорить с вами наедине. Ваш человек…

Заман перебил его:

— Между нами нет высшего и низшего. Можете говорить не стесняясь.

— Вы, Заманджан, оказывается, не знаете, что для одной беседы вполне достаточно четырех ушей…

— Подозрительность — это когда сомневаются не только в другом человеке, но и в самом себе. — Заман, однако, сделал Рози знак выйти.

— Вряд ли достойно, Заманджан, быть запанибрата со слугой, — Сайпи скосил глаза на дверь. — Начальник не должен отказываться от учтивого отношения к себе.

— Гаип-хаджи с вами тоже так обращается?

— Я — другое дело. Я отпрыск известной семьи, и не оскорбительно ли равнять меня с поденщиком Рози?

— У вас ко мне важное дело? — спросил Заман.

— Только с коня — и пришел проведать вас… У меня много новостей.

— Мои уши наготове.

— Ходжанияз отступил…

— Знаю.

— Ма Цзыхуэй из окружения…

— И это знаю.

— Богачи, дорожа жизнью…

— Бегут. Некоторые назиры скупают золото.

— Откуда вы все знаете? Вы же в стороне! — удивился Сайпи.

— Мы не такие глупцы, как вы предполагаете. — Заман налил в пиалы мусалляса, протянул одну Сайпи. — Выпьем за ваш благополучный приезд, за то, что вы не упали с лошади.

— Опять колкость. Высокомерный вы человек…

— Не будем переходить на резкости.

— Прекрасно…

— Скажите-ка лучше: зачем Гаип-хаджи приехал в Янгисар? — Заман налил еще вина раскрасневшемуся уже от первой пиалы Сайпи и заставил выпить.

— Вы что, до сих пор не знаете, что за человек наш Гаип-хаджи?

— Мы не смеем даже подойти близко к нему. — Заман притворно вздохнул.

— У нашего наставника корень прочный. Один его конец…

— Вы что-то замолчали, приятель?

— Это к вам не относится. Все равно не поймете, — махнул рукой Сайпи. Он хоть и опьянел, но старался держаться.

— Говорите, пришли задушевно побеседовать, посекретничать, а сами замкнулись, затаились, боитесь лишнее сказать, — начал допытываться Заман.

Он предложил еще пиалу мусалляса, но Сайпи покачал головой:

— Довольно! Если б анаша была…

— А-на-ша? — изумился Заман.

— Венец наслаждения в ней, приятель из Кульджи.

— «Водка царит, мусалляс правит, буза оскверняет, анаша ослепляет». Вы из наслаждений выбрали самое грязное! — Заман засмеялся.

— Говорите, чт-то х-хо-тти-те. — Язык у Сайпи начал заплетаться, зевая, он вынул из внутреннего кармана золотые часы, посмотрел на них. — Позд-но… я не смогу… идти… один-н-н… — Глаза его сделались томными, ласковыми, кокетливыми, он подполз к Заману и положил голову ему на колени. — Ух, как при-ят-но…

— Рози-ака! — вскочил с места Заман.

— Слушаю вас! — Рози возник как из-под земли.

— Этого вот, — Заман показал на притворившегося уснувшим Сайпи, — отведи домой!

— Ладно! — Рози схватил Сайпи, как волк ягненка, и выволок наружу.

«У нашего наставника корень прочный. Один его конец…» повторил про себя Заман слова Сайпи. Он хотел сказать, что у Гаипа-хаджи прочная поддержка и один конец его корня в Кашгаре, а другой в Стамбуле или Лондоне! Если так истолковать слова Сайпи, то, выходит, Гаип-хаджи иностранец или приблудный уйгур… В таком случае не много ли в окружении Сабита-дамоллы зарубежных лазутчиков? Если корни их тянутся к Лондону, то наши поводки в руках Англии… Заман вспотел, горло пересохло, захотелось пить. «Значит, — прошептал он, — Ма Чжунин принимает помощь Японии, и давно ясно, что он пляшет под ее бубен. Юнус, Турди и подобные им — дубинки в руках китайских завоевателей. В итоге получается, что борьба за власть в Восточном Туркестане сводится к соперничеству трех колонизаторов. „Самостоятельная республика“, „независимый Уйгурстан“ — это слова для вида, для отвода глаз, пустая болтовня, и только?» У Замана потемнело в глазах, закружилась голова. «О несчастный народ мой!..» Он бессильно опустился на пол…

2

Безлунный мрак. Сквозь разрывы затянувших небо туч изредка проглядывают и вновь исчезают звезды. Уже за полночь, но люди в селе еще не спят. Старики и старухи не уходят с улицы, бродят вокруг дворов и пристроек. Собаки, усиливая ночные тревоги, беспрерывно лают, а некоторые воют, уставившись в небо.

Уцелевшие после Чокан-яра уйгурские воины разместились в домах жителей селения Аргу. И если самые беспечные спали, то остальные, боясь, что противник вот-вот настигнет их, беспокойно ворочались.

Сопахун и Моллахун, разместив воинов, возвратились к дому, где остановился Ходжанияз. Оба были в подавленном настроении. Объездивший немало городов, много повидавший, караванщик Моллахун, когда выдавалось свободное время, развлекал рассказами о своих приключениях. Сегодня у него не было сил говорить. Сопахун, почти всегда чуть слышно напевавший самые различные стихи на однообразные мелодии кумульских песен, тоже безмолвствовал. Лишь время от времени он скорбно стонал: «Вай довва! Ох, горе, горе!» — и ворчал на кого-то.