Роберт О'Брайен - Z значит Захария

• Название: Z значит Захария
• Автор: Роберт О'Брайен
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 1974

Шестнадцатилетняя Энн Бёрден живёт совершенно одна. Ядерная война унесла всех её близких. Мира, такого, каким она его знала, больше не существует. Целый год она живёт в замкнутой долине и считает себя единственным человеком на Земле. Но однажды она видит поднимающийся в отдалении столб дыма. Кто-то выжил и идёт к ней в долину. Кто этот человек? Чего он хочет? Можно ли ему доверять? Вскоре Энн убеждается, что есть вещи пострашнее, чем остаться последним человеком на планете...

---

У меня такое чувство, будто это начало конца. Надо решиться на что-то конкретное.

Очень странно. Кто бы это ни был — он не спешит. Если он перевалил через гряду — а он наверняка сделал это — то уже должен был увидеть долину и зелёные деревья, ведь Клейпол-ридж выше холма Бёрден-хилл. Во всяком случае, оттуда виден дальний конец долины; это я знаю точно, потому что в былые времена сама бывала на Клейпол-ридже много раз. Почему же путник не торопится?! Если бы он пошёл в сторону Дина или наоборот, на восток по девятке, его глазам предстала бы лишь мёртвая пустыня: всё серое и бурое, голые стволы вместо деревьев. Вероятно, на всём протяжении своего пути (откуда бы он ни пришёл) путник ничего другого и не видел. Между грядой и Бёрден-хилл — всё та же мёртвая зона. Оттуда до долины всего миль восемь; и всё же пришелец остановился и разбил лагерь.

Завтра утром мне надо бы сходить на Бёрден-хилл, залезть на дерево и понаблюдать. Пойду не по дороге. В лесу, выше по склону, вьётся тропинка, ведущая в ту же сторону. В нашем лесу полным-полно тропинок, и я знаю их все. Если пойду, то возьму одно из своих ружей — лёгкое, 22-го калибра. Я неплохо стреляю, лучше, чем Джозеф и Дэвид, хотя упражнялась только на жестянках и бутылках. У отцовского большого охотничьего ружья слишком сильная отдача. Я пыталась стрелять из него, но при нажиме на спусковой крючок невольно съёживалась, отчего прицел шёл насмарку. Вообще-то, я, конечно, не собираюсь пускать ружьё в ход, я вообще не люблю никакого оружия; просто мне кажется, что будет разумным взять его с собой. В конце концов, я же не знаю, чего ожидать.

Сегодня вечером, перед тем как отправиться — если я отправлюсь — нужно наносить в пещеру воды и приготовить что-нибудь поесть. Я не смогу развести костёр после того, как чужак войдёт в долину: днём он может увидеть дым, а ночью — пламя, потому что раскладывать костёр придётся снаружи. Однажды мы разожгли огонь внутри пещеры, она наполнилась густым дымом, и нам пришлось спешно удирать. Вечером я приготовлю курицу, сварю вкрутую несколько яиц, испеку кукурузные лепёшки — вот и не придётся питаться одними консервами, по крайней мере, несколько дней.

Воду я смогу потихоньку приносить ночью из ручья. Но всё-таки на всякий случай надо сделать запас. У меня есть шесть больших бутылей — ёмкостей для сидра с завинчивающимися крышками.

Вода — это была ещё одна проблема, которую мне пришлось решать, когда выключилось электричество. Около дома был — то есть он там и сейчас есть — артезианский колодец около шестидесяти футов в глубину с электрическим насосом. У нас имелся электрический нагреватель для воды, душ, ванна, всё такое, но, ясное дело, теперь ничто из этого не работает. В артезианскую скважину нельзя опустить ведро — отверстие слишком узкое; значит, воду придётся добывать в другом месте. У меня на выбор были два ручья. Один протекает около пещеры — вот, я вижу его отсюда — бежит по направлению к дому, но потом круто поворачивает влево, на пастбище, где образует пруд, вернее, маленькое озерцо, чистое и довольно глубокое, в нём водятся лещи и окуни. Второй, который называется Бёрден-крик (по имени нашей семьи, как и холм: Бёрдены были в этой долине первопоселенцами) — шире и больше, да и к дому ближе. Он течёт почти параллельно дороге и выходит из долины через южный проход. По существу, это небольшая река, очень красивая. Вернее, была когда-то красивой.

Поскольку эта речка ближе, я собиралась носить воду из неё; пары вёдер за раз мне было бы достаточно. Но тут я кое-то заметила — надо сказать, вовремя. В речке водилась рыба, хоть и не такая большая и не так много, как в пруду. Но в самый же первый раз, отправившись за водой, я увидела, как мимо меня пронесло течением мёртвую рыбку. На берегу лежала мёртвая черепаха. Речка втекает в долину через расщелину в каменистой гряде слева от Бёрден-хилла; то есть вода приходит снаружи, и она отравлена. Я долго вглядывалась в речку, не подходя, однако, к ней близко, и поняла: там нет ничего живого, вообще ничего, даже лягушек, даже жучков-водомерок.

Я испугалась. И побежала с вёдрами к пруду, на его верхний конец, где в пруд впадает маленький ручей. Никогда ещё я так не радовалась, увидев в воде стайку мальков! Как обычно, они скользнули прочь. С водой всё было в порядке, и такой она остаётся до сих пор. Ручей вытекает из родника в склоне холма, прямо здесь, в долине, и, должно быть, вода поступает туда откуда-то из глубинных слоёв. Я всё время ловлю в пруду рыбу и ем её; это мой самый стабильный источник пропитания — кроме середины зимы, когда рыба перестаёт клевать.

Всё, решено, отправлюсь завтра, как только рассветёт. Теперь, решившись, я начинаю волноваться по совсем уже дурацкому поводу: как я выгляжу? Не надо ли приодеться? Думала об этом всё утро, пока была в доме, даже в зеркало смотрелась, что в последнее время случается нечасто. Я хожу в голубых джинсах, но это мужские джинсы — в магазине их навалом, а вот женских нет; то есть сидят они не очень, мешковатые какие-то. И мужская рабочая рубашка из фланели, и мальчишечьи теннисные туфли. Элегантностью здесь и не пахнет. Не говоря уже про причёску — волосы я просто отхватила ножницами и всё. Одно время я накручивала их на ночь, как тогда, когда ходила в школу; но на это требовалось много времени, и я наконец решила, что всё равно никто кроме меня моих кудрей не видит. Так что волосы у меня просто прямые, правда, чистые, и стали гораздо светлее, потому что я много времени провожу на воздухе. И я вроде бы не такая плоская, как раньше, хотя кто его знает — разве в этой одежде разберёшь?

И всё-таки — может, надеть платье? А вдруг это спасательная группа, посланная властями? Наверно, стоит пробраться обратно в дом и переодеться. У меня ещё одна пара приличных брюк осталась, остальные износились. А вот платья я не надевала с самой войны. Впрочем, карабкаться на дерево в юбке не очень-то удобно. Думаю, сойдут и брюки — они красивые.

24 мая

Это мужчина, и он один.

Сегодня утром я отправилась в поход, как запланировала. Надела приличные брюки, взяла ружьё, повесила на шею бинокль. Залезла на дерево и увидела, как он идёт по дороге. О его внешности сказать пока ничего не могу, потому что он с ног до головы был одет в защитный костюм — такой зеленоватый, из синтетической ткани. На лице — стеклянная маска для глаз; словом, очень похоже на водолазный костюм, только посвободнее. На спине у него, опять-таки как у ныряльщика, висел баллон с воздухом. Но всё же, хотя я и не могла видеть его лица, по походке и росту было понятно, что это мужчина.

А шёл он медленно потому, что влёк за собой тележку размером с большой сундук, укреплённую на двух велосипедных колёсах. Тележка покрыта такой же зеленоватой синтетической тканью, из которой изготовлен костюм. Должно быть, тяжёлая, потому что он с трудом тащил её в гору, поднимаясь на Бёрден-хилл — останавливался через каждые пять минут. До вершины ему ещё около мили.

Я должна решить, что делать.

Глава 3

Всё ещё 24 мая

Сейчас ночь.

Он в моём доме.

Или, может, не совсем в доме, а рядом, в маленькой синтетической палатке, расставленной во дворе. Я не уверена, потому что слишком темно и видно плохо — я наблюдаю из пещеры, а костёр, который он развёл — в огороде, не в доме — уже совсем догорел. Пришелец поживился моими дровами.

Он спустился с вершины Бёрден-хилла во второй половине дня. Я забралась в пещеру, подкрепилась и переоделась обратно в голубые джинсы. Решила пока не показываться незнакомцу на глаза. Передумать ведь никогда не поздно.

Я гадала, что он будет делать, когда достигнет вершины. Наверняка убедится, хоть и не окончательно, что пришёл в место, где есть жизнь. Как я уже говорила, долину видно с вершины гряды Клейпол, но не очень отчётливо — всё же это довольно далеко. Ведь может статься, что зрение его и раньше обманывало, так что скорее всего, он принял это зрелище за мираж.

На вершине холма дорога ненадолго выравнивается, ярдов сто идёт почти горизонтально, а потом снова бежит под уклон. Чуть миновав середину ровного отрезка, можно увидеть долину, реку, дом, амбар, лес, пастбище — словом, всё. Я всегда любила этот момент, предвкушала его — наверно, потому, что это значило, что я возвращаюсь домой. Сейчас весна, и вся долина — сплошная свежая зелень.

Дойдя до этого места, путник остановился. Уронил оглоблю тележки и так и стоял, не двигаясь, с добрую минуту. А потом побежал вниз по дороге, неуклюжий в своём мешковатом костюме, — бежал и размахивал руками. Подскочил к дереву на обочине, дёрнул за ветку, сорвал пару листьев и поднёс к маске — должно быть, не верил глазам, что листья живые.

Я наблюдала из потаённого местечка, с тропинки, вьющейся в лесу чуть выше по склону. Ружьё держала наготове. Не знаю, мог ли он слышать сквозь свою маску, но на всякий случай постаралась не двигаться и не шуметь.