Сьюзен Кросленд - Опасные игры

• Название: Опасные игры
• Автор: Сьюзен Кросленд
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-85585-119-2

Джорджи Чейз и ее муж Хьюго Кэррол достигли высот в своей профессиональной карьере, они — известные журналисты. Джорджи и Хьюго богаты и счастливы, они гордятся своей безупречной репутацией в обществе. Но их уверенность, их чувства, их благополучие и престиж оказываются под угрозой…

---

Один из соискателей был очень подходящей партией.

— Я знаю, знаю, — говорила Джорджи Пэтси Фосетт (вскоре после встречи в Оксфорде они стали лучшими подругами). — Он устроит мою мать на все сто процентов. Но единственное, чего он хочет на самом деле, это чтобы я была прежде всего и только женой. Когда он говорит, что не будет возражать против моей карьеры, он сам не верит тому, что говорит. Так что нам лучше расстаться.

Джорджи мечтала сделать такую карьеру, которая позволила бы ей управлять собственным экипажем, и она догадывалась, что блеск ее карьеры будет ярче по ту сторону Атлантики, возможно, в Нью-Йорке. Она хотела быть журналисткой. Ей всегда нравилась Британия. Здесь был большой выбор газет и цветных иллюстрированных журналов. Но журналистика в Британии была профессией мужчин. Лучшее, на что могла рассчитывать женщина, — это место в отделе сбора информации. Время для женщины-редактора даже развлекательного журнала еще не пришло.

Идеальным местом для карьеры ей казался Нью-Йорк. Вот уж где был поистине огромный выбор журналов! Больше всего Джорджи хотелось быть редактором иллюстрированного еженедельника, так чтобы вся политика редакции была целиком и полностью в ее руках — в отношении властей, в отношении прессы, литературная, социальная, денежная политика, политика в отношении моды и любая другая политика, которую еще можно было вообразить.

— Хочу быть тем, кто дергает за ниточки, заставляя марионеток плясать, — говорила она Пэтси Фосетт.

Со дня смерти отца Джорджи ничто уже больше не связывало с Америкой, она задумывалась о возвращении туда только из-за карьеры. Она никогда не скучала по Небраске. Если и вставал перед ней когда-нибудь образ фермы, где прошло ее детство, то он всегда напоминал скорее картинку в рамочке, моментальный снимок из далекого прошлого.

Подруга Джорджи, Пэтси Фосетт, росла окруженная любовью обоих родителей, чего Джорджи не знала со времен раннего детства. Отец Пэтси был секретарем Королевского суда. К девочке относились как к сокровищу, особенно после того, как выяснилось, что миссис Фосетт не сможет больше иметь детей.

Всякий раз, если коллеги спрашивали судью Фосетта, когда он собирается отправить свою дочь в пансион, судья отвечал:

— Нам с женой никогда не нравился этот странный английский обычай — отсылать от себя детей. И мы не собираемся распространять его на своего единственного ребенка.

Пэтси ходила в элитарную лондонскую дневную школу, расположенную в двадцати минутах езды на автобусе от дома Фосеттов в Кенсингтоне. Антония, как ее тогда звали, преуспевала и в учебе, и в спорте. Однако после того, как ей исполнилось тринадцать, в доме Фосеттов разразилась буря. Судья Фосетт всю жизнь отчетливо помнил этот день. Вся семья сидела за тиковым столом на балконе и поедала воскресный ленч. Солнечный свет, проникавший сквозь ветви дуба, нависавшие над балконом, играл в медовых волосах Антонии, превращая их в золотые. Тут-то все и началось. Антония объявила родителям, что с этого дня она откликается только на имя Пэтси. Родители переглянулись.

— Но Антония — такое красивое имя, дорогая, — произнесла наконец миссис Фосетт.

— Оно не идет мне.

Продолжать явно требовалось с осторожностью.

— Если ты хочешь сменить имя, — терпеливо начал судья, — не лучше ли как следует поразмыслить, прежде чем принять окончательное решение? Американцы обычно называют словом «пэтси» дурачка, которого все обманывают.

— Мне все равно, — ответила девочка. — За дурочку меня никто не посмеет принять.

Мистер Фосетт увидел, что глаза Антонии вдруг стали дерзкими, темно-бирюзовыми. Он подавил вздох.

С несколько смущенным видом девочка обернулась к матери:

— Жалко, что так получилось с полотенцами, мам, — сказала она. — Может, удастся как-нибудь выдернуть стежки из «А», чтобы получилось «П»?

Дело в том, что миссис Фосетт, выкроив несколько часов из своего более чем насыщенного расписания, специально съездила к «Хэрродсу» и выбрала Пэтси в подарок ко дню рождения два турецких махровых полотенца ярко-зеленого цвета, которые попросила украсить монограммой «АФ».

Пэтси по-прежнему преуспевала в учебе и спорте, но у нее появилось еще два увлечения. Во-первых, теперь ей нравилось, просыпаясь по утрам и лежа в постели изучать свое начинающее созревать тело. При этом она раскидывала ноги в стороны, а руки поднимала над головой, так что они лежали на ее блестящих волосах цвета меда (она подумывала о том, чтобы называться Хани, но потом решила, что это будет звучать слишком по-американски). Другим увлечением Пэтси, тесно связанным с первым, был пятиклассник из соседней школы для мальчиков. Дважды в неделю они встречались после занятий на лужайке под платаном перед школой Пэтси, пили вместе кофе в Хэммерсмит Роуд, затем Пэтси садилась в метро и ехала домой.

Судье Фосетту казалось, что по вечерам сам воздух его дома наполнен возбуждением, которое испытывает его дочь при мысли об этом прыщавом юнце. Разговаривая с родителями даже на самые невинные темы, Пэтси как бы постоянно бросала им вызов. Почему она не может гулять по вечерам и в будние дни? Почему должна раньше всех приходить домой в субботу? Почему она и этот страхолюдный (по мнению судьи) юнец не могут прихватить наверх, в комнату Пэтси, свои чашки кофе? И почему они не могут покурить там за чашкой кофе?

Каждый год из последовавших четырех все больше и больше напоминал ад. Наконец, когда Пэтси уехала в Оксфорд, все трое вздохнули с облегчением. «С глаз долой — из сердца вон», к удивлению миссис Фосетт, сработало.

И все же миссис Фосетт очень беспокоила импульсивная натура дочери. Радуясь, что ее дочь не выросла неразборчивой, она волновалась из-за той напряженной силы, с которой Пэтси обычно влюблялась. Как долго продлится любовь Пэтси, угадать было невозможно. Иногда год или два, иного всего месяц. Если Пэтси надоедал ее возлюбленный или она влюблялась в кого-нибудь другого, она не всегда заботилась о чувствах того, кого отвергала. Но если оставляли ее, уж тут Пэтси была безутешна.

— Не давай мужикам влиять на свои чувства, — говорила подруге Джорджи. — Все время повторяй про себя: «Ну и черт с ним, не больно-то и нужно».

Джорджи попыталась обучить Пэтси той тактике, которой пользовалась в таких случаях сама:

— Надень на себя маску, притворись, что тебе абсолютно наплевать, что он тебя бросил. А потом обнаружишь, что маска приросла к лицу и изменила твое внутреннее состояние — тебе станет действительно наплевать.

— Мне это не помогает, — рыдала Пэтси.

— Это потому, что ты не можешь стать по-настоящему безразличной. Попробуй все время, это может не сработать сто раз подряд, но потом сработает. Только все время повторяй про себя: «Не дам этому придурку влиять на свои чувства».

Вскоре после окончания Оксфорда Джорджи и Пэтси решили вместе снимать квартиру. Они поселились на Ноттингхилл-Гейт в старом перестроенном доме. Этот район был популярен среди лондонской интеллигенции, к тому же девушкам было удобно добираться на работу — Джорджи — в редакцию «Харперс», Пэтси — в издательство Джонатана Кейпа. Ноттингхилл имел то дополнительное преимущество, что находился недалеко от дома Фосеттов. Отправляясь навестить родителей, Пэтси часто брала подругу с собой.

— В твоей семье есть все, чего нет в моей, — говорила Джорджи.

Спроси ее кто-нибудь, завидует ли она подруге, она бы, пожалуй, ответила «нет». Джорджи так давно жила вне семьи, что ей казалось, она никогда не захочет для себя той эмоциональной ответственности, которую подразумевает семейная жизнь. Тем не менее визиты к Фосеттам казались ей чем-то особенным. Она не просто уважала родителей Пэтси, она полюбила их всей душой.

— Они никогда даже не касаются друг друга на людях и тем не менее всегда умудряются производить впечатление единого целого. Я не знаю другой такой пары, как они, — часто повторяла Джорджи.

Джорджи вполне успешно карабкалась по служебной лестнице «Харперс». Пэтси же тратила основную часть рабочего времени младшего редактора на рисование в большом блокноте смешных сценок из жизни смешных людей, какими она представляла их себе по тем рукописям, которые ей приходилось редактировать.

— Авторы чересчур серьезно воспринимают своих персонажей, — говорила Пэтси. — А на самом деле большинство их героев совершенно абсурдны.

Глядя на рисунки подруги, Джорджи неизменно разражалась хохотом.

— Ты должна пойти на курсы и поработать над техникой, — говорила она.

Но Пэтси была слишком занята любовными переживаниями, чтобы у нее оставалось время на что-то еще.

— Несомненно одно, — сказала она как-то утром Джорджи, после того, как накануне вечером рассталась с мужчиной, которого обожала целых восемнадцать месяцев. — Как бы сильно я ни влюбилась в следующий раз, Джорджи, я не выйду замуж, пока моим чувствам не исполнится три года.