Ева Геллер - Потрясающий мужчина

• Название: Потрясающий мужчина
• Автор: Ева Геллер
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-85585-732-8

Вместе с героиней романа Виолеттой Фабер читатели проживут год ее жизни, богатый событиями — счастливыми и не очень, — в котором переплелись взлеты и падения, радости любви и горечь измен.

Виола не замыкается в одиночестве, когда ей приходится несладко, благо у нее много родственников и друзей…

И среди них она обнаруживает потрясающего мужчину!

---

— Я буду грунтовать, пока не свалюсь с помоста. И в выходные поработаю, когда не будет мастеров. Я только хочу, чтобы меня не беспокоили.

— Тогда не буду мешать, — сказал Руфус.

— Тебя я не имею в виду, — крикнул Харальд с помоста, но обиженный Руфус уже удалился. Я услышала, как Харальд тихонько добавил: — На самом деле он мне тоже мешает.

Я качалась на облаках, нарисованных для меня на потолке Харальдом.

В уик-энд было лучше всего. Шел дождь. Снаружи облака, внутри облака. Мне опять было позволено помогать: я делала успехи в грунтовке. На моем лежачем помосте была магнитола. Харальд объяснил, что обычно не терпит музыки за работой, но сейчас может рисовать облака с закрытыми глазами. А на этой фазе музыка не помешает.

По радио по всем программам передавали хороший старый суперхит.

Эту песенку повторяли каждый час хотя бы по разу. Это была лучшая песня месяца, и каждый раз, когда ее передавали, Харальд кричал:

— Опять она! Запиши!

В воскресенье к обеду у нас целая сторона кассеты была записана одной и той же мелодией.

Мы рисовали в ритме этой песенки, каждый на своем помосте, как одержимые. Харальд наносил краску на потолке размашистыми движениями.

— Мне бы двумя кистями работать, — крикнул он мне. Моя кисть летала туда-сюда, как волшебная палочка. У этой песни был такой заводной ритм, что бедра сами начинали двигаться в такт, и надо было сдерживать себя. Ритм менялся от искрометного до нежно-лирического.

Лишь иногда мы пили внизу кофе. «Вальтрауд, — признался Харальд, — вечно жаловалась, что он охотнее сидит в своей мастерской, чем на пляже в Акапулько».

Я целиком и полностью понимала Харальда. Если бы мне рисовали заманчивые картины солнечного ничегонеделания, я бы тоже сказала, что нет ничего лучше, чем час за часом грунтовать на помосте небо.

Только в три мы сделали перерыв на обед… а потом Харальд лег ко мне на помост. Он сказал:

— Я попробую рисовать мокрым по мокрому, это получится и акриловыми красками. — Свой кистью он набросал белые облака на мою сырую голубую грунтовку, и границы облаков получились еще нежнее.

Харальд лежал рядом со мной на помосте, наши кисти перекрещивались, но мы не касались друг друга. Лишь один раз капелька с его кисти попала мне прямо на губу. Мое сердце громко заколотилось, но он этого не услышал, потому что в этот момент опять грянул хор.

Кто-то закричал снизу:

— Все хорошо?

— Да, — отозвалась я.

— Нет, — крикнул Харальд.

— Как поживает твоя компьютерная программа? — спросила я.

— Все полетело к черту! Ну и шум у вас здесь! — Руфус с грохотом захлопнул за собой дверь в контору.

— Он скоро возьмет себя в руки, — шепнула я Харальду, — вообще-то он совсем не агрессивный, честное слово.

— Это ты мне уже говорила, — сказал Харальд, врубил магнитофон еще громче и начал подпевать хору. Потом оценивающим взглядом посмотрел на свои облака. — Потрясающе хорошая здесь атмосфера! Такая классическая.

— Просто он злится из-за пропавшей информации, понимаешь?

— Да, — произнес Харальд, улыбнулся своему небу и зажег новую сигарету.

Некоторые песни можно слушать по сто раз. Харальд спустился вниз и передвинул помост. Облака вибрировали еще сильнее. Мы приблизились к крюку от люстры, центру нашей вселенной.

— Теперь сделаем лазурно-голубое небо, — объявил Харальд и шлепнул краску на потолок.

Из-за громкой музыки мы не услышали, как Руфус ушел из конторы.

93

В понедельник рабочие окончательно управились со столовой — комнатой отдыха. Чтобы усилить впечатление, я застелила столики новыми скатертями. Для столовой предусмотрены зеленые, розовые и белые скатерти — разная расцветка помогает разделить большой зал на индивидуальные островки. Эту идею мне подсказал Руфус.

— За завтраком в отеле каждый хочет побыть в одиночестве, — сказал он. К торжественным мероприятиям надо всегда стелить только белые, или только розовые, или же только зеленые скатерти.

В отеле стало так красиво, что мне все чаще становится жалко уезжать отсюда. Я выглядываю во двор. Руфус еще ждет от меня проекты оформления террасы. Он уже строит планы на будущий год, когда опять появятся деньги. Там, во дворе, должны появиться зонтики от солнца. Кое-какие участки можно забетонировать, насыпать земли и отгородить террасу от двора живой изгородью и цветами. Но это пока терпит. Сейчас закончен последний этап строительных работ. Работы еще, конечно, много, но все это уже мелочи, рабочие могут уходить, а у меня остается два месяца.

Когда в середине дня пришел Харальд, я сказала ему:

— В будущем году, когда во дворе все зазеленеет и зацветет, я приеду снова. — С замирающим сердцем я подумала: если бы Харальд сказал: не уезжай, останься здесь — что бы я ответила?

Но Харальд только улыбнулся:

— Тогда ты должна поселиться в комнате с розами.

В девятнадцатой. Комната для одной страстной ночи, как назвал ее Харальд. И это вся перспектива? Время от времени приезжать, чтобы провести с Харальдом одну страстную ночь в розовой комнате? Вечный роман с далеким возлюбленным? Я посмотрела на Харальда, но он больше ничего не сказал.

Он был явно в плохом настроении. Наш уик-энд на помосте доконал его. Я принесла ему кофе, но он оставался рассеянным и страшно чувствительным к малейшим шумам. Даже шуршание пленки раздражало его. Когда он, наконец, забрался на помост, явился маляр-хвастун и насмешливо спросил, кончится ли когда-нибудь эта возня с потолком. Харальд опять спустился вниз и сказал рабочему:

— Микеланджело когда-то сказал… А я повторю: приходите, когда я закончу. — И пошел прочь.

У двери, не оборачиваясь, Харальд пробормотал:

— Позвони мне, когда здесь опять все будет спокойно.

— Ладно, до завтра! — крикнула я ему вслед. Действительно, через день нам никто уже не помешает.

По фойе носился туда-сюда Руфус, снова въезжавший в контору. Она теперь стала вдвое меньше, чем прежде. Красивый шкаф красного дерева, который когда-то стоял там, где теперь устроен бар, отныне придает двадцатой комнате облик роскошных антикварных апартаментов. Руфусу вполне хватит двух канцелярских шкафчиков. Он рассчитывает покончить с бесконечными папками и все необходимые данные заложить в компьютер. Компьютер пока остается наверху в его квартире, чтобы он и ночью мог работать над своей программой.

В конце рабочего дня в честь окончания последнего этапа оформительских работ Руфус устроил мастерам небольшую пьянку и пригласил всех на открытие отеля третьего ноября. Один рабочий на прощание так зверски пожал мне руку, что чуть было не сломал пальцы. Когда, наконец, все ушли, я была еле живая от усталости. Какое счастье, что все оставшиеся работы мы будем делать без этой публики и что с завтрашнего дня я смогу опять работать с Харальдом.

Харальд, действительно, пришел и был готов до изнеможения рисовать оставшиеся облака. От моей помощи в грунтовке он отказался, добавив с обаятельной улыбкой, что это никоим образом не бросает тень на мои способности. Это лишь жертва, которую нам придется принести ради эффекта.

Тем не менее я осталась неподалеку. Для доски с ключами на приемную стойку я купила новые латунные таблички с номерами комнат. Столяр привинтил новые номера на старую, правда, отреставрированную доску. На каждой табличке, к сожалению, красовался ценник, а когда я соскребла его, остались следы клея. Не убери их, через несколько недель все покроется слоем пыли, и красота будет сведена на нет. Я покапала туда жиром, так лучше всего удаляется клей. Это была работа, достойная уборщицы. Но ведь быть дизайнером по интерьеру — значит не только создавать большие проекты, но и устранять мелкие недоделки. Харальд тоже занимался не одной только творческой работой, но и скучной грунтовкой. В полной гармонии мы вновь работали вместе: он наверху, я внизу.

Руфус уехал, чтобы сделать кое-какие покупки. Вернувшись, он привез с собой официально оформленный господином Шнаппензипом и подписанный Руфусом договор. В нем говорилось, что переданные отелю картины господина Харальда Зоммерхальтера и впредь остаются собственностью художника.

— Там также указано, что ты можешь снова забрать свои картины в любое время, — сказал Руфус, сделав ударение на словах «в любое время».

Харальд скупо отозвался:

— Ты весьма корректен Руфус, я ценю это. — Потом попросил, чтобы ему не мешали — в том числе и я. Когда Руфус ушел, он сказал: — Пока я это не закончу, я не в состоянии думать ни о чем другом, понимаешь?

Да. Я тоже слишком устала, чтобы провести свою первую ночь с Харальдом.

На следующий день мы оба чувствовали себя не лучше. Харальд напевал что-то себе под нос на помосте, я сидела в кресле и просматривала список текущих дел. В баре не хватало стеклянных подносов и подставок для бокалов, но это совсем мелочи. В дверь позвонили.