Маргарет Дрэббл - Мой золотой Иерусалим

• Название: Мой золотой Иерусалим
• Автор: Маргарет Дрэббл
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-8301-0192-0

Современная английская писательница Маргарет Дрэббл (р. 1939 г.) широко известна как автор более десяти романов, героинями которых являются женщины. Книги М. Дрэббл отмечены престижными литературными премиями и переведены на многие языки. Романы «Камень на шее» (1965) и «Мой золотой Иерусалим» у нас в стране публикуются впервые.

---

И Кларе не терпелось по-настоящему узнать, какая же она и что ее такой сделало.

Вечером в колледже она зашла в библиотеку и снова перелистала все справочники, где фигурировал Себастьян Денэм, в надежде выяснить, чем же все-таки прославилась его жена; однако безуспешно. Конечно, можно было позвонить и расспросить Питера де Сейлиса, но не хотелось — вдруг миссис Денэм знаменита настолько, что подобный вопрос выставит Клару полной невеждой? Ничего больше не предпринимая, она решила подождать и посмотреть, что будет.

Дом Денэмов, как и дом миссис Моэм по Хартли-роуд, 23, имел общую стену с соседним. Но на этом сходство заканчивалось; впрочем, и его, придя в первый раз, Клара не заметила, настолько и архитектура, и сочетание обеих половин отличались от всего, с чем она когда-либо сталкивалась. Дом был большой, высокий, в пять этажей и стоял на одном из крутых склонов Хайгейта; построен он был в 1720 году, но обманчивое окружение разномастных строений, жилых и нежилых, появившихся позже и в разные годы, придавало ему какой-то трагический вид, словно одиноко высившемуся последнему могиканину. Перед домом был большой мощеный двор, общий для обеих половин и ровный, несмотря на крутой уклон холма; от тротуара его отделяла высокая, узорчатая чугунная ограда. К счастью, калитка была открыта, и Кларе не пришлось возиться с огромным, затейливым металлическим засовом. Входных дверей было две — по обе стороны общей стены, но располагались они рядом, и ведущие к ним ступеньки ничто не перегораживало; правда, посередине стояла садовая ваза с какой-то растительностью, но она никак не походила на границу. Именно необособленность двух смежных домов помешала Кларе распознать их классическое взаиморасположение, ибо она с детства усвоила, что стены должны препятствовать посторонним взглядам, кружевные занавески — быть непрозрачными, а окнам спален предпочтительнее выходить в пустоту. Как-то раз Клара зашла к подружке, у которой была комната на севере Лондона, они вышли в садик позади дома, и Клара оторопела: стены, отделяющие его от таких же соседних садиков, имели не более двух футов высоты. Такие стены и ребенку не помеха; словно в подтверждение, с обеих сторон глазели стайки малышей; более того, они с откровенным любопытством разглядывали Клару. Вслед за подругой она поспешила скрыться в кухне, не выдержав подобного посягательства на свою частную жизнь; в саду, по ее мнению, никто не смел в эту жизнь вторгаться.

В дом Денэмов вела незастекленная, выкрашенная в черный цвет дверь из массивных панелей. В центре средней панели львиная голова держала в зубах медное кольцо. Звонок тоже был, и Клара позвонила. Дверь открыли не сразу, и открыла не Клелия, вопреки Клариной надежде, а худой, смуглый, лысеющий, но молодой с виду мужчина. Он смотрел на Клару и молчал.

— Клелия пригласила меня в гости, — сказала, стоя на пороге, Клара.

Молодой человек нервно сглотнул, кивнул головой и сказал:

— Клелия? Да-да, Клелия; одну минуточку, сейчас я ее позову.

Он исчез, не пригласив Клару войти, и она решила войти сама. Прихожая, в которой она оказалась, была вовсе не прихожая, а обширный и очень высокий зал со множеством дверей, ведущих в разные стороны; от обилия заполняющих его необычных предметов у Клары разбежались глаза. Пол был выложен ромбами из серого и белого мрамора, стены увешаны картинами и зеркалами, причем так плотно, что цвет и само наличие обоев вызывали сомнение, а комната в целом воспринималась в лиловых и темно-красных тонах. В дальнем ее конце был мраморный камин, перед которым стояла круглая ваза с увядшими цветами и очень красивая лошадка-качалка. Пол вокруг усыпали облетевшие с цветов бурые сухие лепестки. В углу вроде бы стояло пианино, а на окнах висели ставни, каких Клара никогда в Англии не видела.

Вскоре одна из дверей в дальнем конце зала распахнулась, и появилась Клелия — в очках, брюках и розовой рубашке, вышитой цветами, и с лицом мрачнее тучи. Клара пожалела, что пришла. Когда Клелия приблизилась, было заметно, что она все еще злится; но причиной тому не Клара, а что-то другое.

— Ну вот, я пришла, — сказала Клара.

— Вижу, — ответила Клелия. — И очень рада. У нас тут сегодня, правда, форменный кошмар. Пошли ко мне в комнату, в саду не продохнуть, там Мартин с мамой скандалят. А может, уже не скандалят. Сейчас из моего окна увидим.

— Мне открыл какой-то мужчина; это кто? — спросила Клара, робко поднимаясь вслед за Клелией по лестнице, выше и выше, на третий этаж.

— Это и есть Мартин, — ответила Клелия. — Как он тебе? Прелесть, правда?

До этой минуты Клара не представляла, в каком смысле встреченный ею мужчина подходил бы под это определение, но мгновенно такой смысл себе вообразила и ответила:

— Правда.

— А вот, — объявила Клелия, внезапно распахивая высокую белую дверь, — моя комната.

Она произнесла это с такой нескрываемой гордостью, что Клара почувствовала: ей предлагают не скрывать своего изумления и восторга, что она наверняка сделала бы, веди себя Клелия более обыденно и сдержанно. Но весь вид Клелии говорил: да, это неповторимо, это прекрасно, восхищение здесь совершенно уместно, это поразит даже самого искушенного.

Не поразиться было невозможно. Квадратная комната с высоким потолком, выходящая окнами в сад, была наполнена, буквально перенаселена множеством самых разных чудесных вещей. Их было столько, что прямое назначение комнаты — служить прежде всего спальней — едва угадывалось. Лишь как следует приглядевшись, Клара не без труда различила кровать, почти потерявшуюся под цветастым серо-розовым покрывалом, грудой книг и большой недописанной картиной. Книг в комнате было много; одну стену они закрывали полностью и грудами лежали на стульях и на полу. Цветущее растение вилось под потолком по металлическому стержню для развески картин, спускалось по шнуру и обвивало раму небольшого полотна с написанными маслом нимфами; другие растения карабкались и цвели вокруг медных ножек и спинки кровати. На столиках, на стенах были приколоты и приклеены фотографии, письма, открытки; но среди всех этих взрослых вещей жило огромное количество старых игрушек, тщательно расставленных, исполненных неповторимых красок и очарования: кукольный домик, банка со стеклянными шариками, игрушечный утюжок на медной подставке, охапка тряпичных кукол, семейство расписных русских матрешек, коллекция цветных яиц, кирпичная башенка, барометр, в котором перед дождем на крылечке появлялась мужская фигурка, а перед ясной погодой — женская, и свисающий с потолка огромный стеклянный шар, внутри которого падал снег — на миниатюрный дворец и на лес с крошечными елочками. Клара стояла как околдованная; она в жизни ничего подобного не видела. Она не могла даже на секунду вообразить такое. Кое-кто из ее знакомых пытался превратить свою комнату в нечто экзотическое, и усилия их отнюдь не сводились к бутылкам из-под кьянти и плакатам туристических агентств, но всем их идеям было далеко до комнаты Клелии, а лучшим из того, что видела Клара до сих пор, оставалась гостиная у матери одной из ее подружек в Севеноукс, выдержанная всего в двух-трех спокойных тонах и обставленная изящной мебелью начала века.

Потребовалось и некоторое время, и более близкое знакомство, чтобы Клара поняла: особую прелесть комнате Клелии придает ощущение задержавшегося здесь детства. Игрушки были не только хороши сами по себе, они хранили счастливые воспоминания о давно ушедшем времени — не те воспоминания, которые хотелось стряхнуть с себя, как страшный сон, а те, в тепле которых жилось легко и приятно, с которыми не хотелось расставаться.

Клелия не скрывала своего ликования при виде восторженной реакции Клары.

— Я так рада, что тебе нравится, — призналась она. — Я так люблю свою комнату. По-моему, здесь чудесно. Некоторые мне намекают, что всему должен быть предел, даже самому хорошему, но они ведь не правы, верно?

— Я считаю, что хорошему предел как раз не нужен, — ответила Клара, и не ради красивой фразы: если вдуматься, она глубоко в это верила.

Они провели в комнате около получаса — разговаривая, рассматривая, снова разговаривая; Клара помнила, как в те минуты подумала о том, что этот день, напоенный их голосами и пронизанной солнцем жимолостью, будет возвращаться к ней в самых грустных, сладостно-ностальгических воспоминаниях долгие-долгие годы, что бы те ни принесли. И заранее опечалившись, Клара в то же время была счастлива, и счастлива вдвойне от того, что узнала свое счастье, не дала ему проскользнуть мимо незамеченным и что, понимая это, она создает себе прошлое.

С Клелией было невероятно интересно, а отдельные сложности даже бодрили; например, Клара почти не улавливала смысла ее замечаний об искусстве, но у Клелии оказалась великолепная способность давать объяснения, не жертвуя при этом ни их глубиной, ни своей эрудицией, так что Кларина безграмотность беседе нисколько не мешала. Непонятным оставалось одно: откуда такая несомненная, щедрая распахнутость? Клара, как ни старалась, не могла убедить себя, что Клелия и с остальными так же занимательна и сердечна, что остальные ей так же интересны. Клелия говорила с ней так, как говорят лишь с очень немногими, да и сама то и дело давала удивленной и польщенной Кларе понять, что ни к кому больше так не относится. Как ни трудно было Кларе поверить, что Клелия действительно предпочла ее всем остальным, другого объяснения не находилось. Допустив же такую возможность, она ясно увидела, что другой быть не может и, отбросив сомнения, поверила. Ибо поверить в то, что она способна с первого взгляда бесконечно кого-то заинтересовать, Кларе мешало вовсе не самоуничижение — она не сомневалась что нисколько не хуже Клелии Денэм, не говоря уже обо всех остальных, — а простое знание теории вероятности. Но теория вероятности, похоже, в кои-то веки дала сбой, подарив Кларе фантастическую удачу.