Вадим Роговин - Была ли альтернатива? («Троцкизм»: взгляд через годы)

• Название: Была ли альтернатива? («Троцкизм»: взгляд через годы)
• Автор: Вадим Роговин
• Издательство: Терра
• Жанр: Политика
• Год: 1992

Вадим Захарович Роговин (1937—1998) — советский социолог, философ, историк революционного движения, автор семитомной истории внутрипартийной борьбы в ВКП(б) и Коминтерне в 1922—1940 годах. В этом исследовании впервые в отечественной и мировой науке осмыслен и увязан в единую историческую концепцию развития (совершенно отличающуюся от той, которую нам навязывали в советское время, и той, которую навязывают сейчас) обширнейший фактический материал самого драматического периода нашей истории (с 1922 по 1941 г.).

В первом томе впервые для нашей литературы обстоятельно раскрывается внутрипартийная борьба 1922—1927 годов, ход и смысл которой грубо фальсифицировались в годы сталинизма и застоя. Автор показывает роль «левой оппозиции» и Л. Д. Троцкого, которые начали борьбу со сталинщиной еще в 1923 году. Раскрывается механизм зарождения тоталитарного режима в СССР, истоки трагедии большевистской партии ленинского периода.

---

В начале 20-х годов такое развитие событий не могло представляться сколько-нибудь вероятным руководителям партии, включая, по-видимому, и самого Сталина. Лишь некоторые первоначальные моменты этого движения были предугаданы Лениным, который в своих последних письмах и статьях фиксировал внимание партии на возможности действия центробежных сил внутри старой партийной гвардии (прежде всего — внутри ЦК) и предлагал систему политических мер, направленных на обеспечение устойчивости партии и её Центрального Комитета.

Статьи и письма, продиктованные Лениным в декабре 1922 — марте 1923 годов, явились результатом его напряжённых размышлений о том, как может пойти работа в Политбюро и ЦК, если дальнейшее ухудшение здоровья вынудит его отключиться от активной политической деятельности.

Ленинские предостережения об угрозе раскола, как мы увидим дальше, явились неожиданными и не были в должной мере оценены не только рядовыми членами партии, но и значительной частью её руководителей. Ленин, знавший лучше, чем кто-либо, и историю партии, и подспудные тенденции, и конфликты в её руководстве, пришёл к выводу, что раскол партии возможен в результате действия ряда, на первый взгляд, случайных и незначительных обстоятельств. Очевидно, в последние месяцы своего участия в политической деятельности он подверг глубокому переосмыслению огромное количество фактов, лишь часть из которых стала известна нам, да и то — в самое недавнее время.

В этом отношении существенный интерес представляют сообщённые в 1989 году ветераном немецкой компартии И. Штейнбергером факты, о которых он узнал в конце 30-х годов от старых большевиков, находившихся вместе с ним в сталинских тюрьмах. Один из них рассказал ему о своей беседе с Н. А. Скрыпником, из которой следовало, что Сталин в 1921 году использовал любую возможность, чтобы настойчиво внушать Ленину о якобы угрожающих партии опасностях из-за того, что он не располагает твёрдым большинством в Центральном Комитете, и о том, что Сталин — единственный человек, способный обеспечить Ленину такое стабильное большинство. Аналогичные сведения сообщил и В. И. Невский, считавший, что введение поста генсека и назначение на него Сталина объяснялось тем, что в ходе профсоюзной дискуссии он перехитрил Ленина, с помощью ложных слухов убедив его в угрозе расщепления партии на фракционные группировки. Невский говорил, что в 1922 году он высказал Ленину свои сомнения по поводу этих сталинских интриг, но Ленин заверил его, что решения об ограничении дискуссий в партии недолговечны и что он внимательно следит за деятельностью Секретариата. По словам Невского, позднее Ленин глубоко сожалел о том, что доверился Сталину, и стремился исправить эту свою ошибку в «Завещании» [55].

Определённые подтверждения этих свидетельств содержатся в заключительной речи Троцкого на октябрьском объединённом пленуме ЦК и ЦКК 1923 года. Троцкий вспоминал, что после X съезда у Ленина некоторое время существовало опасение, что он, Троцкий, создаёт свою фракцию. «Когда я это почувствовал,— говорил Троцкий,— я явился к нему специально для того, чтобы сказать, что ничего подобного нет. У нас был с ним длинный разговор, и мне кажется, что я его убедил, что никаких группировок и фракций я не создаю и что у меня этого и в мыслях нет» [56].

С середины 1921 года развёртывается всё более доверительное сближение Ленина с Троцким. Ни в одном ленинском документе после X съезда мы не встречаем хотя бы малейшего выражения недоверия, недружелюбия и отчужденности по отношению к нему. Многочисленные письма Ленина Троцкому этого периода, затрагивающие широкий круг теоретических, внутриполитических, партийных, коминтерновских проблем, неизменно выдержаны в уважительно-товарищеском тоне. В письмах, рассылаемых членам Политбюро, и в публичных выступлениях того времени Ленин высоко оценивал качества Троцкого в области дипломатии и военного дела, с одобрением писал о его выступлениях по вопросам новой экономической политики, философии и т. д.

Пожалуй, единственный вопрос, по которому позиция Троцкого вызывала у Ленина в этот период сомнения,— этот вопрос о роли Госплана. Однако в предназначенном для XII съезда письме «О придании законодательных функций Госплану» (декабрь 1922 года) Ленин писал: «Эта мысль выдвигалась тов. Троцким, кажется, уже давно. Я выступил противником её… Но по внимательном рассмотрении дела я нахожу, что, в сущности, тут есть здоровая мысль… В этом отношении, я думаю, можно и должно пойти навстречу тов. Троцкому…» [57]

Но и ранее Ленин прилагал немало усилий для опровержения упорно муссировавшихся на протяжении целого ряда лет слухов о якобы кардинальных политических разногласиях и недоброжелательных отношениях между ним и Троцким. По поводу этих разговоров, получивших в первые годы Советском власти широкое хождение в народе, и Ленин, и Троцкий дали публичную отповедь ещё в начале 1919 года, причём Ленин писал, что это «самая чудовищная и бессовестная ложь, распространяемая помещиками и капиталистами, или их вольными и невольными пособниками» [58]. Однако эти слухи искусно раздувались и в последующие годы, причём становилось всё яснее, что дело идёт о преднамеренной интриге, идущей из верхов партии. О реакции Ленина на всё это выразительно рассказал Горький в первом варианте очерка «В. И. Ленин»:

«…Даже о тех, кто по слухам — будто бы не пользовался его личными симпатиями, Ленин умел говорить, воздавая должное их энергии.

Удивленный его лестной оценкой одного из таких товарищей, я заметил, что для многих эта оценка показалась бы неожиданной.

„Да, да — я знаю! Там что-то врут о моих отношениях к нему. Врут много и, кажется, особенно много обо мне и Троцком“.

Ударив рукой по столу, он сказал: „А вот указали бы другого человека, который способен в год организовать почти образцовую армию, да ещё завоевать уважение военных специалистов. У нас такой человек есть. У нас всё есть! А — чудеса будут!“» [59]

Этот текст сохранялся в многочисленных изданиях воспоминаний Горького о Ленине вплоть до 1931 года, когда в очередном издании очерка «В. И. Ленин» появился текст, прямо противоположный по смыслу. Последний абзац, содержавший высокую оценку деятельности Троцкого, был изъят, а вместо него появился абзац, в котором Ленину приписывались слова о Троцком: «А всё-таки не наш! С нами, а — не наш».

Основанная на многочисленных документах версия о сближении Ленина и Троцкого после X съезда партии, казалось бы, разбивается свидетельством Микояна, содержащимся в его воспоминаниях, опубликованных в начале 70-х годов. В них Микоян рассказывал, что в начале 1922 года он был вызван Сталиным, который дал ему тайное поручение в связи с подготовкой XI съезда партии.

Сталин заявил, что главная опасность на съезде может идти от Троцкого и его сторонников. Поскольку выборы в центральные органы партии будут проходить не по платформам, а по соображениям только персональных достоинств кандидатов, то в ЦК может быть избрано относительно много бывших «троцкистов». Поэтому следует добиваться того, чтобы среди делегатов съезда их оказалось как можно меньше.

В этом отношении Сталина особенно беспокоила Сибирь, где «троцкисты» пользовались значительным влиянием в своих организациях, и поэтому была велика вероятность, что многие из них окажутся избранными на съезд.

Сообщив Микояну об этом, Сталин предложил ему поехать в Новониколаевск (ныне Новосибирск) к председателю Сибревкома Лашевичу, который «сделает практические выводы, чтобы среди сибирских делегатов оказалось поменьше троцкистов». К этому Сталин присовокупил, что Микояну следует сделать вид, будто он едет в Сибирь «как бы по личным, семейным делам», и скрыть переданную ему информацию от других сибирских руководителей.

Во время этого разговора, по словам Микояна, в комнату неожиданно вошёл Ленин и спросил: «Вы свои кавказские разногласия обсуждаете?». Сталин, как пишет затем Микоян, сказал, что «он передал мне всё, что было условлено, и что я согласен во всём и поеду через день к Лашевичу». Далее Микоян прибавляет, что почему-то «был смущен этой неожиданной встречей с Лениным и поторопился уйти, попрощавшись с Лениным и Сталиным» [60].

Сегодня трудно сказать, почему Микоян, которому нельзя отказать ни в уме, ни в политическом опыте [61], спустя полвека после этого события, никак не украшающего ни его, ни того, кому он беспрекословно служил на протяжении многих лет, решился на такое откровенное признание. Он превосходно понимал, что его свидетельство не может быть опровергнуто ни документами (ведь эта закулисная махинация Сталина происходила в форме устных конфиденциальных переговоров и не оставляла никаких письменных следов), ни воспоминаниями других участников событий (все они умерли задолго до публикации воспоминаний Микояна).