Вадим Роговин - Была ли альтернатива? («Троцкизм»: взгляд через годы)

• Название: Была ли альтернатива? («Троцкизм»: взгляд через годы)
• Автор: Вадим Роговин
• Издательство: Терра
• Жанр: Политика
• Год: 1992

Вадим Захарович Роговин (1937—1998) — советский социолог, философ, историк революционного движения, автор семитомной истории внутрипартийной борьбы в ВКП(б) и Коминтерне в 1922—1940 годах. В этом исследовании впервые в отечественной и мировой науке осмыслен и увязан в единую историческую концепцию развития (совершенно отличающуюся от той, которую нам навязывали в советское время, и той, которую навязывают сейчас) обширнейший фактический материал самого драматического периода нашей истории (с 1922 по 1941 г.).

В первом томе впервые для нашей литературы обстоятельно раскрывается внутрипартийная борьба 1922—1927 годов, ход и смысл которой грубо фальсифицировались в годы сталинизма и застоя. Автор показывает роль «левой оппозиции» и Л. Д. Троцкого, которые начали борьбу со сталинщиной еще в 1923 году. Раскрывается механизм зарождения тоталитарного режима в СССР, истоки трагедии большевистской партии ленинского периода.

---

Рассматривая взаимное положение различных классов и социальных групп, оппозиция отмечала, что «реальная зарплата в 1927 году стоит в лучшем случае на том же уровне, что осенью 1925 года. Между тем, несомненно, что за эти два года страна богатела, общий народный доход повышался, кулацкая верхушка деревни увеличивала свои запасы с громадной быстротой, накопления частного капиталиста, торговца, спекулянта чрезвычайно возросли. Ясно, что доля рабочего класса в общем доходе страны падала, в то время, как доля других классов росла. Это факт важнейший для оценки всего положения» [710].

Рассматривая жилищный вопрос, оппозиция доказывала, что средняя обеспеченность жилой площадью рабочих семей, особенно в крупных городах, значительно ниже, чем у всего городского населения. В подтверждение этого приводились данные обследований о распределении жилой площади по социальным группам: на одного рабочего приходилось 5,6 кв. м жилой площади; на служащего — 6,9; на кустаря — 7,6; на лицо свободной профессии — 10,9 кв. м.

В результате медленного темпа индустриализации росла безработица, которая захватывала и коренные кадры промышленного пролетариата. Официальное число зарегистрированных безработных на апрель 1927 года составляло 1478 тыс. человек, действительная же численность безработных приближалась к 2 млн., причём она росла значительно быстрее, чем численность занятых рабочих.

Характеризуя ухудшение внутреннего режима на предприятиях, оппозиция отмечала, что «администрация всё больше стремится к установлению своей неограниченной власти на предприятиях. Приём и увольнение рабочих на деле в руках одной администрации. Между мастерами и рабочими устанавливаются нередко отношения дореволюционного порядка» [711]. В условиях растущей бюрократизации профсоюзов «самодеятельность профессионально-организованных рабочих масс заменяется соглашением секретаря ячейки, директора завода и председателя фабзавкома» [712]. В составе выборных руководящих органов производственных профсоюзов доля рабочих с производства и беспартийных рабочих-активистов ничтожна мала (12 — 13 процентов). Громадное большинство делегатов профсоюзных съездов — люди, уже оторвавшиеся от производства.

Отмечая, что никогда ещё после Октябрьской революции профсоюзы и рабочие массы не стояли так далеко от управления промышленностью, как теперь, оппозиция указывала, что «недовольство рабочего, не находя выхода в профсоюзах, загоняется вглубь». В подтверждение приводились типичные заявления рабочих: «Нам нельзя быть особенно активными; если хочешь кусок хлеба, то поменьше говори» [713].

Ставя эти факты в связь с ужесточением партийного режима и с подавлением ведущей политической роли рабочего класса, Троцкий в июне 1927 года говорил: «…точно так же как в жилищном вопросе, так и в быту, в литературе, в театре, в политике: нерабочие классы расширяются, раздвигают локти, а пролетариат свёртывается, сжимается… точно так же и в политике: пролетариат в целом сейчас сжимается, а наш партийный режим усиливает классовое свёртывание пролетариата» [714].

В ответ на все заявления оппозиции о безразличии бюрократии к вопросам улучшения повседневной жизни рабочего класса и усиления его политической роли лидеры правящей фракции отвечали демагогическими тезисами о том, что рабочий класс обладает государственной властью, а партия осуществляет власть от имени рабочего класса. Ещё перед XIV съездом Молотов, отвечая на требования «новой оппозиции» приблизить рабочий класс к государству, т. е. повысить его роль в управлении страной, говорил: «Наше государство — рабочее государство… Но вот нам преподносят формулу, что наиболее правильным было бы сказать так: приблизить рабочий класс к нашему государству ещё ближе… как это так? Мы должны поставить перед собой задачу приближать рабочих к нашему государству, а государство-то наше какое,— чье оно? Не рабочих, что ли? Государство не пролетариат разве? Как же можно приблизить к государству, т. е. самих же рабочих приближать к рабочему классу, стоящему у власти и управляющему государством?» [715]

Эти схоластически-апологетические рассуждения Молотова Троцкий в 1927 году характеризовал как бюрократический фетишизм, самую тупоумную критику «ленинского понимания данного рабочего государства, которое может стать подлинно и до конца рабочим лишь при гигантской работе критики, исправления, улучшения… Наша критика должна быть направленной на то, чтобы пробудить в сознании пролетариата внимание к надвигающейся опасности, чтобы он не думал, будто власть завоевана раз и навсегда, и при всяких условиях, будто советское государство есть некий абсолют, который является рабочим государством всегда и при всех условиях. Нужно, чтобы пролетариат понял, что в известный исторический период, особенно при ложной политике руководства, советское государство может стать аппаратом, через который власть будет сдвинута с пролетарской базы…» [716]

Заостряя внимание на том, что такой сдвиг в своём логическом завершении может привести к бонапартизму, Троцкий характеризовал ту классовую базу, на которую опирается правящая фракция в проведении своей ложной линии: «Нынешний партийный курс представляет собой главную опасность. Он душит революционный отпор. В чем ваш курс? Вы делаете ставку на крепкого крестьянина, а не на батрака, не на бедняка. Вы держите курс на бюрократа, на чиновника, а не на массу. Слишком много веры в аппарат. В аппарате — огромная внутренняя поддержка друг другу, взаимная страховка,— вот почему Орджоникидзе (в то время председателю ЦКК—РКИ.— В. Р.) не удаётся даже сокращать штаты. Независимость от массы создаёт систему взаимного укрывательства. И всё это считается главной опорой власти» [717].

Левая оппозиция постоянно напоминала о характеристике Лениным Советского государства как рабочего государства с бюрократическим извращением. Ленин считал необходимым вести борьбу «с бюрократическими извращениями этого государства, с его ошибками и слабостями» и признавал возможность применения «стачечной борьбы в государстве с пролетарской госвластью», которое «может быть объяснено и оправдано исключительно бюрократическими извращениями пролетарского государства» [718].

Развивая эти положения в свете опыта последующих лет, когда бюрократизация партийного и государственных аппаратов непрерывно нарастала, оппозиция делала вывод о превращении «бюрократического извращения» в систему управления, т. е. о бюрократическом перерождении Советского государства. «Пролетарское государство с бюрократическими извращениями — что это такое значит? — говорил Каменев.— На мой взгляд, это значит, что государственный аппарат… пытается собою заменить и оттеснить непосредственное участие рабочих масс в управлении государством, пытаясь всё больше и больше подчинить самодеятельность этих масс бюрократическому аппарату» [719].

Закономерным продолжением оттеснения рабочего класса от управления государством и превращения этого управления в монополию бюрократии выступал, по словам Троцкого, партийный режим, который приглушал, удушал и сковывал партию. В этой связи Троцкий использовал образное выражение: «Вы думаете и впрямь намордник надеть на партию?» [720]

Констатируя, что «верхи» партийного и государственного аппарата, не чувствуя над собой контроля масс, начинают разлагаться, оппозиция подчёркивала, что «привычки и наклонности, присущие буржуазии, начинают всё более проникать в их среду: карьеризм, протекционизм, интриганство и даже уголовные преступления развиваются с угрожающей быстротой» [721]. В результате создаются «два этажа, два образа жизни, два рода привычек, два рода отношений или, если полными словами сказать, создаются элементы бытового двоевластия, которое при дальнейшем развитии, может превратиться в двоевластие политическое» [722].

Для преодоления сталинско-бухаринской политики, ведущей к «свёртыванию» рабочего класса, оппозиция предлагала комплекс мер, направленных на повышение его политической роли в управлении страной. «Надо создать такую политическую обстановку,— говорил Троцкий,— при которой буржуазия и бюрократия не могли бы раздвигать и отталкивать локтями рабочих, приговаривая: „это вам не 18-й год“. Надо, чтобы рабочий класс мог сказать: „в 27 году я не только сытее, но и политически являюсь большим хозяином государства, чем в 18-м“» [723].

«Платформа большевиков-ленинцев» выдвигала программу улучшения материального положения рабочих, в которой ведущее место занимали следующие требования: «Держать курс на систематическое повышение реальной заработной платы параллельно с ростом производительности труда. Необходимо провести большее сближение в зарплате разных групп рабочих путём систематического поднятия нижеоплачиваемых слоёв, отнюдь не за счёт снижения вышеоплачиваемых групп» [724]. Оппозиция требовала «пересмотреть всю систему статистики труда, которая в нынешнем своём виде даёт неправильное, явно подкрашенное представление об экономическом и бытовом положении рабочего класса и тем самым крайне затрудняет работу в области защиты экономических и бытовых интересов рабочего класса» [725].