Вадим Роговин - Была ли альтернатива? («Троцкизм»: взгляд через годы)

• Название: Была ли альтернатива? («Троцкизм»: взгляд через годы)
• Автор: Вадим Роговин
• Издательство: Терра
• Жанр: Политика
• Год: 1992

Вадим Захарович Роговин (1937—1998) — советский социолог, философ, историк революционного движения, автор семитомной истории внутрипартийной борьбы в ВКП(б) и Коминтерне в 1922—1940 годах. В этом исследовании впервые в отечественной и мировой науке осмыслен и увязан в единую историческую концепцию развития (совершенно отличающуюся от той, которую нам навязывали в советское время, и той, которую навязывают сейчас) обширнейший фактический материал самого драматического периода нашей истории (с 1922 по 1941 г.).

В первом томе впервые для нашей литературы обстоятельно раскрывается внутрипартийная борьба 1922—1927 годов, ход и смысл которой грубо фальсифицировались в годы сталинизма и застоя. Автор показывает роль «левой оппозиции» и Л. Д. Троцкого, которые начали борьбу со сталинщиной еще в 1923 году. Раскрывается механизм зарождения тоталитарного режима в СССР, истоки трагедии большевистской партии ленинского периода.

---

5 марта произошло новое событие, ещё более обострившее отношения между Лениным и Сталиным. В этот день Ленин узнал об инциденте, происшедшем несколько месяцев назад между Сталиным и Крупской. Как вспоминает со слов Крупской её секретарь В. Дридзо, произошло это следующим образом. Во время беседы Крупской с Лениным зазвонил стоявший в коридоре телефон. Когда Крупская вернулась после телефонного разговора, Ленин спросил:

— Кто звонил?

— Это Сталин, мы с ним помирились.

— То есть как?

И тогда Крупской, у которой слова эти вырвались нечаянно, пришлось рассказать о том, что произошло между нею и Сталиным в декабре прошлого года.

Суть же этого инцидента такова. 21 декабря Крупская с разрешения профессора Ферстера записала продиктованное Лениным письмо Троцкому, где предлагалось поставить вопрос о монополии внешней торговли на XII партийном съезде и на фракции X Всероссийского съезда Советов. Троцкий, исходя из соображений партийной лояльности, немедленно после получения письма сообщил о его содержании по телефону Каменеву. Каменев в свою очередь тут же послал письмо Сталину, в котором изложил суть этого разговора. «Своего мнения Троцкий не выражал, но просил передать этот вопрос в комиссию ЦК по проведению съезда,— писал Каменев.— Я ему обещал передать тебе, что и делаю» [156].

В тот же день Сталин написал ответ Каменеву, выразив своё неудовольствие тем, «как мог Старик организовать переписку с Троцким при абсолютном запрещении Ферстера» [157]. Тогда же и состоялся разговор между Сталиным и Крупской, в котором он сослался на принятое 18 декабря решение пленума ЦК, возлагавшее на него «персональную ответственность за изоляцию Владимира Ильича как в отношении личных сношений с работниками, так и переписки» [158]. Формально руководствуясь этими новыми полномочиями, Сталин подверг Крупскую грубым оскорблениям и угрозам за то, что она якобы нарушила это решение.

О характере этого разговора и реакции на него Крупской свидетельствует направленное ею на следующий день письмо Каменеву, в котором она просила его и Зиновьева оградить её «от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз» [159].

Узнав о том, что грубость Сталина распространилась и на его жену, что этот эпизод стал известен третьим лицам, Ленин почувствовал себя глубоко оскорбленным. Ощутив с особой силой свою беспомощность в этой ситуации, беспомощность прикованного к постели человека, он отреагировал единственно доступным для него способом: направил Сталину (в копии Зиновьеву и Каменеву) письмо, предлагавшее «взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения» [160].

Очевидно, к этим дням относятся слова Ленина о Сталине, переданные Крупской в 1926 году Троцкому: «У него нет элементарной честности, самой простой человеческой честности» [161]. Эти слова в более заостренной форме как бы продолжают нравственную характеристику Сталина в «Завещании».

К этим же дням, по-видимому, относится и рассказанный в 1967 году Володичевой эпизод с телефонным разговором М. И. Ульяновой, в силу развернувшихся событий резко изменившей своё отношение к Сталину. В этом разговоре Ульянова грозила Сталину обратиться к помощи московских рабочих, «чтобы они научили вас, как нужно заботиться о Ленине» [162]. В то время апелляция к мнению рабочих была весьма серьёзной угрозой даже для генерального секретаря.

В роковые дни начала марта 1923 года политические и личные события тесно переплелись между собой. Получив 6 марта последнюю продиктованную Лениным записку (к Мдивани и Махарадзе), Троцкий познакомил Каменева с ленинскими документами по национальному вопросу. Каменев «был совершенно дезориентирован,— вспоминал Троцкий.— Идея тройки — Сталин, Зиновьев, Каменев — была уже давно готова… Маленькая записочка врезывалась в этот план острым клином… Каменев был достаточно опытным политиком, чтобы сразу понять, что для Ленина дело шло не о Грузии только, но обо всей вообще роли Сталина в партии» [163].

В свою очередь Каменев сообщил, что он был у Крупской по её вызову и та рассказала ему о только что продиктованном Лениным письме Сталину. «Но ведь вы знаете Ильича,— прибавила Крупская,— он бы никогда не пошёл на разрыв личных отношений, если б не считал необходимым разгромить Сталина политически» [164]. Каменев, который на следующий день собирался выехать на съезд грузинских коммунистов, откровенно признался Троцкому, что не знает, как ему поступать.

В ответ на это Троцкий сказал ему и просил передать другим триумвирам, что он не собирается поднимать на съезде борьбу за принятие организационных выводов относительно Сталина, Орджоникидзе и Дзержинского. «Я стою за сохранение status quo. Если Ленин до съезда встанет на ноги, что, к несчастью, маловероятно, то мы с ним вместе обсудим вопрос заново… я согласен с Лениным по существу. Я хочу радикального изменения национальной политики, прекращения репрессий против грузинских противников Сталина, прекращения административного зажима партии, более твёрдого курса на индустриализацию и честного сотрудничества наверху» [165].

Политика же триумвиров в эти дни не отвечала требованию честного сотрудничества. «Тройка» внимательно следила за переговорами Ленина с Троцким через ленинских секретарей и за состоянием здоровья Ленина. 5 марта Володичева составила письменную справку (очевидно, для Сталина) о своих разговорах с Троцким, в которых он говорил о том, что его интересует поднятый Лениным вопрос о реорганизации Рабкрина и что если можно, он хотел бы переговорить с Лениным по этому вопросу.

О том, насколько триумвиры были обеспокоены содержанием последних записок Ленина, свидетельствует письмо Каменева Зиновьеву от 7 марта, в котором он сообщал о своём последнем разговоре с Троцким. Упоминая здесь же о личном ленинском письме Сталину, Каменев замечал, что «Сталин ответил весьма сдержанным и кислым извинением, которое вряд ли удовлетворит Старика» [166].

Сообщая Зиновьеву о своём намерении добиться в Грузии решений, которые бы представляли компромисс между двумя противоборствующими группами, Каменев прибавлял: «Боюсь, что это уже не удовлетворит Старика, который, видимо, хочет не только мира на Кавказе, но и определённых организационных выводов наверху» [167]. Что же касается Сталина, то он в ночь на 7 марта заявил Каменеву, что принимает все условия Троцкого.

На следующий день поведение Сталина резко изменилось. Узнав, по-видимому, о серьёзном ухудшении здоровья Ленина, он заявил Володичевой, пришедшей к нему с ленинским личным письмом: «Это говорит не Ленин, это говорит его болезнь» [168]. Затем он передал Володичевой ответное письмо, в котором вместо извинения за свой поступок, содержалась новая порция типично сталинской наглости, рассчитанная, видимо, на то, чтобы вызвать новые волнения Ленина. Письмо это заканчивалось словами: «Мои объяснения с Н. Кон. подтвердили, что ничего, кроме пустых недоразумений, не было тут, да и не могло быть.

Впрочем, если Вы считаете, что для сохранения „отношений“ я должен „взять назад“ сказанные выше слова, я их могу взять назад, отказываясь, однако, понять, в чем тут дело, где моя „вина“ и чего, собственно, от меня хотят» [169].

Однако 7 марта Сталин ещё считал нужным перестраховаться, опасаясь того, что грузинские коммунисты с помощью колеблющегося Каменева станут действовать в духе ленинского письма к ним. Поэтому он отправил строго секретное письмо Орджоникидзе, в котором рекомендовал добиваться на съезде грузинской компартии компромисса с их общими противниками («национал-уклонистами»).

Спустя ещё день, получив дальнейшее подтверждение того, что Ленин вышел из строя, Сталин направил Каменеву в Тифлис шифрованную телеграмму об этом. «На грузинской конференции Каменев проводил политику Сталина против Ленина. Скреплённая личным вероломством, тройка стала фактом» [170].

XI Ошибка Троцкого

Впоследствии, в своих воспоминаниях, Троцкий не раз возвращался к вопросу о том, почему он открыто не выступил в начале 1923 года против триумвирата, апеллируя к партии. Его объяснения по этому поводу крайне противоречивы. С одной стороны, он писал, что бюрократическая реакция зашла к тому времени слишком далеко и едва ли удалось бы победить её даже в том случае, если бы Ленин смог продолжать активную политическую деятельность и «блок Ленина и Троцкого» стал бы реальностью. В подтверждение этого Троцкий, однако, приводил обычно только слова Крупской, относящиеся к 1927 году: «…Если б жив был Ленин, то, вероятно, уже сидел бы в сталинской тюрьме» [171].

С другой стороны, Троцкий высказывал и прямо противоположные суждения, а именно — уверенность в том, что если бы Ленин оставался у руководства, по крайней мере, до XII съезда, он безусловно смог бы провести намеченную им перегруппировку партийного руководства и что их совместное выступление в начале 1923 года наверняка обеспечило бы победу.