Давид Самойлов - Струфиан

• Название: Струфиан
• Автор: Давид Самойлов
• Жанр: Поэзия

Уже много лет ведутся споры: был ли сибирский старец Федор Кузмич императором Александром I... Александр "Струфиана" погружен в тяжелые раздумья о политике, будущем страны, недостойных наследниках и набравших силу бунтовщиках, он чувствует собственную вину, не знает, что делать, и мечтает об уходе, на который не может решиться (легенду о Федоре Кузьмиче в семидесятые не смаковал только ленивый - Самойлов ее элегантно высмеял). Тут-то и приходит избавление - не за что-то, а просто так. Давид Самойлов в этой поэме дал свою версию событий: царя похитили инопланетяне.  Да-да, прилетели пришельцы и случайно уволокли в поднебесье венценосного меланхолика - просто уставшего человека.

Конечно, в "трактате Кузьмича" Самойлов пародировал солженицынское "Письмо вождям" (только подсмеивался над якобы патриархально-утопическим проектом автор одновременно писавшихся "Цыгановых"). Конечно, Самойлов с симпатией рисует "лейб-гвардии бунтовщиков" (только ведь знает, чем их заваруха кончится). Но поэма все же не о них - не о тех, кто так или иначе остался на посту (занятно, что часовой, видевший приземление странного объекта, умер на месте), а о том, кто мигом от всего избавился. Ушел в бессрочный отпуск. И пусть дует сильный ветер в Таганроге, пусть рвется вперед история, пусть остаются нерешенными неразрешимые вопросы:

А неопознанный предмет,

Летел себе среди комет.

---

(НЕДОСТОВЕРНАЯ ПОВЕСТЬ)

1

 А где-то, говорят, в Сахаре,
 Нашел рисунки Питер Пэн:
 Подобные скафандрам хари
 И усики вроде антенн,
 А может - маленькие роги.
 (Возможно - духи или боги, -
 Писал профессор Ольдерогге.)

2

 Дул сильный ветер в Таганроге,
 Обычный в пору ноября.
 Многообразные тревоги
 Томили русского царя,
 От неустройства и досад
 Он выходил в осенний сад
 Для совершенья моциона,
 Где кроны пели исступленно
 И собирался снегопад.
 Я, впрочем, не был в том саду
 И точно ведать не могу,
 Как ветры веяли морские
 В том достопамятном году.
 Есть документы, дневники,
 Но верным фактам вопреки
 Есть данные кое-какие.
 А эти данные гласят
 (И в них загадка для потомства),
 Что более ста лет назад
 В одной заимке возле Томска
 Жил некий старец непростой,
 Феодором он прозывался.
 Лев Николаевич Толстой
 Весьма им интересовался.
 О старце шел в народе слух,
 Что, не в пример земным владыкам,
 Царь Александр покинул вдруг
 Дворец и власть, семейный круг
 И поселился в месте диком.
 Мне жаль всегда таких легенд!
 В них запечатлено движенье
 Народного воображенья.
 Увы! всему опроверженье -
 Один престранный документ,
 Оставшийся по смерти старца:
 Так называемая 'тайна' -
 Листы бумаги в виде лент,
 На них - цифирь, и может статься,
 Расставленная не случайно.
 Один знакомый программист
 Искал загадку той цифири
 И сообщил: 'Понятен смысл
 Ее, как дважды два - четыре.
 Слова - 'а крыют струфиан' -
 Являются ключом разгадки'.
 И излагал - в каком порядке
 И как случилось, что царя
 С отшельником сошлись дороги...

3

 Дул сильный ветер в Таганроге,
 Обычный в пору ноября.
 Топталось море, словно гурт,
 Захватывало дух от гула.
 Но почему-то в Петербург
 Царя нисколько не тянуло.
 Себе внимая, Александр
 Испытывал рожденье чувства,
 Похожего на этот сад,
 Где было сумрачно и пусто.
 Пейзаж осенний был под стать
 Его душевному бессилью.
 - Но кто же будет за Россию
 Перед всевышним отвечать?
 Неужто братец Николай,
 Который хуже Константина...
 А Миша груб и шелопай...
 Какая грустная картина!.. -
 Темнел от мыслей царский лик
 И делался me'lancolique.
 - Уход от власти - страшный шаг.
 В России трудны перемены...
 И небывалые измены
 Сужают душный свой кушак...
 Одиннадцатого числа
 Царь принял тайного посла.
 То прибыл унтер-офицер
 Шервуд, ему открывший цель
 И деятельность тайных обществ.
 - О да! Уже не только ропщут! -
 Он шел, вдыхая горький яд
 И дух осеннего убранства.
 - Цвет гвардии и цвет дворянства!
 А знают ли, чего хотят?..
 Но я им, впрочем, не судья...У нас цари, цареубийцы
 Не знают меж собой границы
 И мрут от одного питья...
 Ужасно за своим плечом
 Все время чуять тень злодея...
 Быть жертвою иль палачом... -
 Он обернулся, холодея.
 Смеркалось. Облачно, туманно
 Над Таганрогом. И тогда
 Подумал император:
 - Странно,
 Что в небе светится звезда...

4

 - Звезда! А может, божий знак? -
 На небо глянув, думал Федор
 Кузьмин. Он пробрался обходом
 К ограде царского жилья.
 И вслушивался в полумрак.
 Он родом был донской казак.
 На Бонапарта шел походом.
 Потом торговлей в Таганроге
 Он пробавлялся год за годом И
 вдруг затосковал о боге
 И перестал курить табак.
 Торговлю бросил. Слобожанам
 Внушал Кузьмин невольный страх.
 Он жил в домишке деревянном
 Близ моря на семи ветрах.
 Уж не бесовское ли дело
 Творилось в доме Кузьмина,
 Где часто за полночь горела
 В окошке тусклая свеча!
 Кузьмин писал. А что писал
 И для чего - никто не знал.
 А он, под вечный хруст прибоя,
 Склонясь над стопкою бумаг,
 Который год писал: 'Благое
 Намеренье об исправленье
 Империи Российской'. Так
 Именовалось сочиненье,
 Которое, как откровенье,
 Писал задумчивый казак.
 И для того стоял сейчас
 Близ императорского дома,
 Где было все ему знакомо -
 Любой проход и каждый лаз -
 Феодор неприметной тенью,
 Чтоб государю в ноги пасть,
 Дабы осуществила власть
 'Намеренье об исправленье'.

5

 Поскольку не был сей трактат
 Вручен (читайте нашу повесть),
 Мы суть его изложим, то есть
 Представим несколько цитат.
 'На нас, как ядовитый чад,
 Европа насылает ересь.
 И на Руси не станет через
 Сто лет следа от наших чад.
 Не будет девы с коромыслом,
 Не будет молодца с сохой.
 Восторжествует дух сухой,
 Несовместимый с русским смыслом.
 И эта духа сухота
 Убьет все промыслы, ремесла;
 Во всей России не найдется
 Ни колеса, ни хомута.
 Дабы России не остаться
 Без колеса и хомута,
 Необходимо наше царство
 В глухие увести места -
 В Сибирь, на Север, на Восток,
 Оставив за Москвой заслоны,
 Как некогда увел пророк
 Народ в предел незаселенный'.
 'Необходимы также меры
 Для возвращенья старой веры.
 В никонианстве есть порок,
 И суть его - замах вселенский.
 Руси сибирской, деревенской
 Пойти сие не может впрок'.
 В провинции любых времен
 Есть свой уездный Сен-Симон.
 Кузьмин был этого закала.
 И потому он излагал
 С таким упорством идеал
 Российского провинциала.
 И вот настал высокий час
 Вручения царю прожекта.
 Кузьмин вздохнул и, помолясь,
 Просунул тело в узкий лаз.

6

 Дом, где располагался царь,
 А вместе с ним императрица,
 Напоминал собою ларь,
 Как в описаньях говорится,
 И выходил его фасад
 На небольшой фруктовый сад.
 От моря дальнобойный гул
 Был слышен - волны набегали.
 Гвардеец, взяв на караул,
 Стоял в дверях и не дыхнул.
 В покоях свечи зажигали.
 Барон Иван Иваныч Дибич
 Глядел из кабинета в сад,
 Стараясь в сумраке увидеть,
 Идет ли к дому Александр.
 А государь замедлил шаг,
 Увидев в небе звездный знак.
 Кузьмин шел прямо на него,
 Готовый сразу падать ниц.
 Прошу запомнить: таково
 Расположенье было лиц -
 Гвардеец, Дибич, государь
 И Федор, обыватель местный, -
 Когда послышался удар
 И вдруг разлился свет небесный.
 Был непонятен и внезапен
 Зеленоватый свет. Его,
 Биясь как сердце, источало
 Неведомое существо,
 Или скорее вещество,
 Которое в тот миг упало
 С негромким звуком, вроде 'пах!',
 Напоминавшее колпак
 Или, точнее, полушарье,
 Чуть сплюснутое по бокам,
 Производившее шуршанье,
 Подобно легким сквознякам...
 Оно держалось на лучах,
 Как бы на тысяче ресничин.
 В нем свет то вспыхивал, то чах,
 И звук, напоминавший 'пах!',
 Был страшноват и непривычен.
 И в том полупрозрачном теле
 Уродцы странные сидели,
 Как мог потом поклясться Федор,
 На головах у тех уродов
 Торчали небольшие рожки,
 Пока же, как это постичь
 Не зная, завопил Кузьмич
 И рухнул посреди дорожки,
 Он видел в сорока шагах,
 Как это чудо, разгораясь,
 Вдруг поднялось на двух ногах
 И встало, словно птица страус.
 И тут уж Федор пал в туман,
 Шепча: 'Крылатый струфиан...'
 В окно все это видел Дибич,
 Но не успел из дому выбечь.
 А выбежав, увидел - пуст
 И дик был сад.
 И пал без чувств...
 Очнулся.
 На часах гвардейца
 Хватил удар.
 И он был мертв,
 Неподалеку был простерт
 Свидетель чуда иль злодейства,
 А может быть, и сам злодей.
 А больше не было людей.
 И понял Дибич, сад обшаря,
 Что не хватало государя.

7