Антон Дубинин - Узкие врата

• Название: Узкие врата
• Автор: Антон Дубинин
• Жанр: Научная Фантастика

Продолжение «Похода семерых». Всего книг планируется три, это — вторая.

Дисклеймер: это не седевакантистская книга. Это книга о периоде Великой Схизмы. Мне казалось это самоочевидным, но все же нужно предупредить.

---

— Ох ты, Господи! Что стряслось такое? Ты цел?..

— М-машина, — выговорил он, стоя на четвереньках и с трудом разлепляя губы. — На тротуаре. К-колыбельная.

— Да что ты несешь? Упал, малец? Ушибся?

Арт поморгал глазами, растирая сопли и слезы по лицу, и наконец жутко, отчаянно заревел…

…Добрая сторожиха его утешила, подобрала его откатившуюся кепку, проводила ребенка до дома и сдала с рук на руки маме. В большую машину она не поверила, то есть не совсем поверила — она же выскочила из школы, как только мальчик закричал, и никакого удаляющегося фургона не заметила, да и не поехал бы он по такой улочке, что ему тут делать?.. А мама — непонятно, поверила или нет, но именно тогда она крепко схватила сына за плечи и взяла с него честное-пречестное слово — никогда не бегать по проезжей части. И не переходить улицу на красный свет… Того, как огромный фургон полез за ним на тротуар, Арт рассказывать не стал. Почему-то не получилось, вот и все. Как и про песенку.

Где-то в то же время начались и сны. Они приходили не каждую ночь, но хватало и одного раза в неделю, чтобы мир подернулся серой сеточкой. Арт тогда не мог спать без ночника, конечно, он предпочел бы, чтобы все лампы в доме горели — но на это мама не согласилась, а вот ночничок купила: очень славный, в виде маленького маячка. Башенка из пластмассы, а на верхушке — огонек. Правда, где-то через пару месяцев сны кончились, все стало хорошо, ночник отправился в кладовку, и Арт почти совсем забыл, как это было — дети легко забывают… Дети легко забывают, сказал себе посреди вечернего парка двенадцатилетний Артур, которому на этой неделе снова приснился такой же самый сон.

…Впору хоть отыскать ночничок в кладовке. Только вряд ли он поможет, потому что остаются темные пространства под шкафом и креслом, и самое страшное — под кроватью, с которым может равняться только темная щель под дверью в соседнюю комнату.

Эти сны, или, вернее, этот сон Артур никогда не мог ни с чем спутать. Притом, что начаться он мог с любой картинки, с любой обстановки — хоть дом, хоть школа, хоть незнакомый большой город… Просто наступал некий момент, когда Арт понимал — это оно. Напрасно я посмотрел в ту сторону, или напрасно я открыл эту дверь, потому что я знаю — сейчас оно начнется…

Но чаще всего это все-таки сразу был большой дом. Длинный коридор с белыми дверями, по которому Артур шел, ища выхода, потому что отсюда надо было срочно выбраться, и среди дверей была и та, что надо, та, что выводила наружу. Ошибиться было нельзя, потому что когда Арт ошибался — а ошибался он всегда, и распахивал на себя рывком неправильную дверь (но эта должна быть правильной, Боже мой, помоги, помоги, пожалуйста) — он знал, что там будет. Там у высокого окна стоял человек в длинной белой одежде (в детских кошмарах Арт определял его как «врача», может быть, потому и боялся врачей, но это было только такое название, на самом деле, кто бы он ни был, он был хуже всего на свете). Он стоял спиной к Арту, этот «врач», и смотрел за окно, держась руками за подоконник, но Арт знал, что тот ждет его. И еще он был одновременно белый и темный, потому что стоял против света, и мурлыкал себе под нос, да, конечно же, эту мелодию, «Крошка Арти, мой малыш», то со словами, то без слов, а потом медленно начинал разворачиваться к нему. Очень медленно, и Арт, замерший от последнего ужаса, который не дает дышать, понимал с безумной ясностью, что просто не выдержит видеть его лицо.

…Обычно он просыпался от собственного крика. Или просто просыпался на этом моменте — в поту, с колотящимся сердцем, с еще звучащей в ушах мелодией, и сползал с кровати, трясясь, и зажигал настольную лампу.

— Арти, ты читаешь? — сонно спросила его мама из-за ширмы, заметившая полоску света на потолке. — Уже два часа, спи. Не порть глаза.

И ему пришлось погасить свет. Так было на этот раз, потому что раньше-то мама знала, что значит, когда среди ночи Арт с криком прибегал к ней, и она брала его к себе в постель. Но теперь он уже вырос, двенадцать лет — не тот возраст, и поэтому Арт просто посидел на кровати, весь дрожа и закутавшись в одеяло, а потом сделал странное деяние: взял с полки небольшую синюю книжечку с крестом на обложке, Евангелие, и улегся с ней в обнимку, и вскоре заснул.

Конечно же, он никогда не был богомольным. Мама его в детстве крестила, как и всех в детстве крестят; и в церковь он ходил по ее же просьбам — несколько раз в год, на праздники, тем более что и церкви-то в Файте раньше не было, ее только к этому году построили, и приходилось с мамой трястись в автобусе — за горы, в Монт… Это теперь времена изменились, и в школе ввели обязательный предмет — Закон Божий, и поговаривали что-то об обязательной исповеди и обязательном свидетельстве о крещении при поступлении в институт или на работу. А раньше-то всем было не очень важно, читал ты Библию или нет, вот Арт и не читал. Так, сунул нос пару раз, попал в самый конец, где была какая-то белиберда о жене, родившей младенца, за которой охотился дракон. А вначале — еще хуже, Моисей влез на гору и спустился обратно, чтобы сообщить, что раба надо продавать по одной цене, а рабыню — по другой… Есть книжки и поинтересней. Например, про разных разбойников и рыцарей. Или про космических роботов. Или про Ирвинга, Человека-в-Маске, в приключения которого они с Эрном этим летом начали играть…

Но, конечно же, Арт был христианином. То есть рефлекторно крестился, когда было очень страшно, и держал скрещенные пальцы, когда загадывал желание. И молился на ночь Ангелу-Хранителю, как приучила мама с младенчества — «Святой Ангел, от Бога Хранитель мой, не оставляй меня в жизни земной». И распятие у него в углу комнаты висело, а рядом иконка, старенькая, бумажная — но все же видно, что на ней — Богоматерь с Ребенком на руках. И именно синенькое Евангелие с крестом на обложке потянулись схватить руки Арта позавчера, когда было так страшно, что хоть вой.

…Но против врача, кажется, ничего не поможет.

— Я не хочу сходить с ума, — громко сказал он уже полусумеречному молчащему парку, стараясь заглушить ненавистную мелодию в голове.

(Крошка Арти, ты устал,

Чтобы черт тебя побрал…

Завтра новый день придет,

Скоро смерть тебя возьмет…)

— Я не хочу сходить с ума. И я не сумасшедший. Я не слышу никаких песенок.

(В сентябре луна растет,

Скоро смерть твоя придет…)

— Ничего я не умру! И никто за мной не следит!!

(Скоро, скоро ты умрешь…

Будет новый день хорош…)

— Да пошли вы все! — заорал Арт изо всей силы, запрокидывая лицо в бледное, но уже вечереющее небо, и побежал. Нарочито громко шурша листвой под ногами, побежал со всех ног, чтобы шум собственного дыхания стучал в ушах…

В шалаше уже ждал нахохленный Эрнест. Он принес в штаб шоколадное мороженое, которое в ожидании съел уже больше, чем наполовину, и дурную весть, что со вторым Артом в больнице, говорят, все очень плохо.

Тень смерти, четко проговорил кто-то в голове у Арта. Это должен был быть ты, добавил еще кто-то, более вкрадчивый. Шалаш потрясающе пах увядающей листвой, но Арту почему-то было очень холодно. Игра в Неуловимого Ирвинга, Человека-в-Маске, сегодня явно не могла удасться. Арт съел мороженое, отчего замерз еще больше — но он-то был в куртке, мама перед выходом заставила надеть, «все-таки осень уже», а Эрн прибежал совсем раздетый — в новенькой футболке с этим самым Человеком-в-Маске на груди, подарок столичного дядюшки, и племянник такую красоту не собирался ничем скрывать.

Поэтому когда он зябко поежился, Арт понял наконец, что это не просто ему, Арту, холодно — а в самом деле вечер выдался холодный.

— Ты чего трясешься?

— Да так. Мороженое…

— Ага, мороженое. Просто кто-то выпендривается, в маечке ходит…

— А кому-то и выпендриваться нечем, — ловко отразил удар языкастый Эрн. Он вообще из них двоих был более языкастый и храбрый — а Артур зато лучше придумывал всякие штуки, например, во что можно поиграть. Эрн, пожалуй, еще был более красивый — немножко горского типа, черноволосый, смуглый и ловкий, и подростковых недостатков — прыщей там разных или угловатости фигуры — у него никогда не было. И, конечно же, Эрн был более богатый. Не то что Артур, живший с мамой в однокомнатной квартирке с черно-белым телевизором, на мамину скромную зарплату горничной в гостинице. А у Эрна была своя комната, и духовое ружье, и отличный плэер и роликовые коньки, и свой личный компьютер, и куча дисков с интереснейшими комьютерными играми! Учился в бесплатной школе он только потому, что из платной его исключили за прогулы. Правда, Арт ему никогда не завидовал. Нельзя же завидовать тому, с кем дружишь.

— Подумаешь, миллионер, — беззлобно сказал он и ткнул Эрна локтем в бок. Некоторое время они со вкусом мутузили друг друга и в пылу боя перевернули ящик для сидения; потом посидели, тяжело дыша, и понимая, что веселиться как прежде невозможно, если еще один друг в больнице. И его не выпускают. Даже наоборот — говорят, что с ним все очень плохо.