передний - o 496d70464d44c373

• Название: o 496d70464d44c373
• Автор: передний
• Жанр: Прочая старинная литература

---

существовала очень органично.

– И в один прекрасный день себя изжила.

– Зато существовала очень и очень долго, уж подольше новоявленной

демократии. Народ отупел и возгордился – вот и рухнула. Конечно,

демократия утверждает, что каждый человек – ценность. Но это знание

распаляет гордыню, и каждый урод считает себя драгоценным

материалом. Что в этом хорошего? Чтобы государство существовало

гармонично, каждый должен работать на эту задачу, а не удовлетворять

собственные жалкие потребности, к чему призывает демократия и с чем

она никак не может совладать. Демократия изживет себя быстрее, чем

можно предположить. Уже пора чистить общество и начинать все с начала.

Поэтому я и утверждаю, что лагеря скоро вернутся.

На этом месте я вдруг понял, что во всех словах Дэна есть своя

внутренняя логика. Глубоко мне не симпатичная.

– Дэн, уже три часа ночи, у меня начинается приступ головной боли.

Хватит пичкать меня тоталитаризмом и выбирай, ты у меня спать

остаешься или к себе идешь?

– Но неужели ты не понимаешь?

– Черт…

– Легко говорить, что правление Сталина было аморальным и жестоким,

но почему все забывают о том духовном возрождении, которое пережила

нация?

– Дэн, это была иллюзия, а не возрождение.

– Вот именно. Народу и требуется прекрасная иллюзия, потому что

большая его часть не способна жить без идеалов. Это сущность человека

– искать идеальное и, таким образом, безусловных авторитетов среди

162

себя. Сталин был таким авторитетом и он вытянул за собой народ, всегда

склонный на идеал трудиться. А всех остальных, по сути проповедующих

разврат, деградацию и перманентную борьбу с чем угодно, лишь бы она

была, – всех их он сослал в лагеря, чтобы сделать общество здоровым.

Конечно, под горячую руку попали и уродцы, и даже невиновные, но

строгая логика в этом процессе была.

– Я чего-то не понимаю, ты, что, Климова начитался?

Дэна снесло на другую тему.

– Ты не замечал, что люди ходят по одной и той же траектории?

– Отъебись.

– А ты обрати внимание, что каждый день, вставая, умываясь, завтракая,

отправляясь на работу, возвращаясь с нее и т.д., ты производишь одни и те

же стабильные действия и движешься по одной и той же стабильной

траектории.

– Дэн, как всегда боюсь тебя разочаровать, но я не хожу каждый день на

работу. И в последнее время моя траектория забрасывает меня в такие

места, о которых я даже не подозревал.

Дэн посмотрел на меня со строгим любопытством. Он спросил:

– Ты признаешь, что, прознав о специфической траектории каждого

гражданина, можно будет сверху абсолютно контролировать общество и

направлять его туда, куда требуется?

Я не нашелся ничего ответить, бросился Дэну на шею и заткнул его

поцелуем. Он не шевельнулся, и хотя не отвечал на мою ласку, все же и не

оттолкнул.

– На это уйдет слишком много время, – признал я, отстранившись.

– На то, чтобы прознать о каждой траектории?..

– Да нет же, дурень – на то, чтобы растопить твое смущение.

– Меня не надо топить.

– Угомонись. Так ты здесь остаешься или возвращаешься к себе в

комнату?

– У тебя кровать большая и удобная.

– Понятно. Раздевайся, ложись и гаси свет.

Дэн сделал все по-своему. Сначала он погасил свет, долго смущенно

сопел в темноте; раздеваясь, снял только брюки и носки и коряво бухнулся

в постель. На это, действительно, уйдет много время. Я прижался к нему

163

под одеялом. Пока же Дэн кряхтел и откашливался, неожиданно понял

одну вещь.

Я осознал, что, освободив Валентина, отрекусь от него. Это была

моментальная вспышка альтруизма, без которого мое сознание работало

неприкаянно, в холостую. Я сделаю вид, что отрекаюсь от него, дабы

вручить Валентину свободу. Нас ничего не связывает. Своей помощью я

могу обязать его, но никогда так не поступлю. Потому что люблю его. А

любить значит прежде всего думать об интересах противоположной

стороны. На пути к этому есть преграды из трусости, самообмана и

эгоцентризма, но я преодолею их, у меня есть силы. Я люблю Валентина,

сейчас он нуждается во мне, я спасу его, но награды требовать не стану.

Наступит время говорить себе правду и только правду.

От этой мысли мне сделалось грустно. Альтруизм, конечно, очень

красивое и праведное чувство, но, чтобы дать ему волю, необходимо

многое в себе изжить. Прежде всего, игнорировать первородный страх

одиночества. Легче сказать, чем сделать. Я только плотнее прижался к

смущенному Дэну. А ведь он мне нравится. Мне подумалось, что отпустить

Валентина станет намного проще, если я привяжусь к кому-то другому, а

после пробуждения в лесу влюбляться я начал до абсурда быстро. И

почему бы мне, например, не выбрать этого чокнутого, но красивого

парня? Что мне стоит?

Я хотел поцеловать его еще раз, но Дэн отвел лицо.

– Давай как-нибудь потом, я чего-то не готов. Но все у нас получится, ты

не волнуйся.

Эти мне их ломки… Чего они боятся, оказавшись со мной? ВИЧ

подцепить? Мозгляки. Я повернулся на бок и попытался заснуть. Ничего не

вышло. Головная боль, как пинцетом, колупавшая мозги. И еще Дэн

храпел, а мне слышалось: «Души меня подушкой. Души меня подушкой.

Душкой». Презирать я начинаю так же быстро, как влюбляюсь. Если не

стремительнее.

Дэн меня больше не интересовал. Утром он трусливо бежал из кровати и

оставил дверь незапертой, так что из коридора любой мог отсчитывать

пускаемые мной струйки слюны. Целый день Дэн избегал моего взгляда и

старался со мной не заговаривать. Ничего у нас не получится, это так надо

понимать. А уже к вечеру я презирал его всеми силами.

164

Я зашел в комнату ребят, чтобы поболтать с Шуриком. Сел на кровать

Дэна. Он спал, ноги торчали из-под одеяла. Неожиданно я почувствовал

мерзкий, сырный запах. Пахло от его ног. Точка.

Около клуба «Пусто» шумела изрядная толпа и чувствовала себя

преспокойно, хотя до комендантского часа осталось совсем ничего –

Магометов действительно заботился о своих клиентах. Мне же пришлось

досрочно вызвать из отпуска Диего. Встречаться он со мной отказался, но

пообещал, что все устроит. Таким образом, меня внесли в список

приглашенных и на проходе вручили специальный пропуск для свободного

передвижения по городу в ночные часы.

Пашечки-ключника не оказалось ни в одном из пяти залов заведения. Во

втором у меня попросили автограф, в третьем я забрался на вытянутый

стул около бара и заказал виски. Здесь людно – задумай Пашечка что-

нибудь плохое, он никогда не решится действовать при стольких

свидетелях. А идти с ним на улицу я никогда не соглашусь и не только из

чувства самосохранения – какого мнения будет обо мне местная публика,

если я покину клуб с эдаким уродом?

Я слегка нервничал. Но в целом скорее чувствовал азарт, нежели страх.

Бармен поставил передо мной длинный и очень узкий стакан.

– Это еще что? – спросил я, брезгливо вскинув бровь.

– Виски, как вы заказывали.

– А почему в таком бокале?

– Простите, у нас сегодня очень много посетителей и все стаканы для

виски уже использовали.

– Я, что, ошибся дверью и попал в клуб «Менопауза поэтессы»?

Бармен посмотрел на меня зло и двинулся обслуживать следующего

клиента.

На стуле слева восседала красивая блондинка в черном платье с

оголенными плечами. Ее волосы были уложены в стиле new look. Еще она

постоянно теребила красные коралловые бусы на шее.

Женщина посмотрела на меня и сказала:

– Я так устала от вас.

Потом она открыла сумочку, достала портсигар и закурила сигарету.

165

Бросила бармену:

– Дайте мне пепельницу, сколько вас уговаривать.

Бармен подчинился.

Я наблюдал за ней с безразличием. Ее первая фраза нисколько меня не

задела.

– Ну, что вы глазами меня трогаете? – блондинка выпустила дым и опять

притронулась к бусам. – Да, это я. Известная актриса и сценаристка.

Популярность изматывает меня.

Она завертела головой и прошептала:

– Где же он? Совершенно не приручен держать секреты.

Должно быть, женщина увидела нужного человека. Она порывисто

встала и направилась в соседний зал. К счастью, больше я ее не видел.

Справа от меня сидели двое мужчин. Они громко обсуждали события

последних дней и дружно сошлись на том, что все это нечестивые планы