Михаил Елисеев - Великий Александр Македонский. Бремя власти

• Название: Великий Александр Македонский. Бремя власти
• Автор: Михаил Елисеев
• Жанр: Политика

АЛЕКСАНДР МАКЕДОНСКИЙ был не только военным гением, но и ГЕНИЕМ ВЛАСТИ, – не просто великим полководцем, не потерпевшим ни одного поражения и заслужившим славу нового Бога Войны, но и гениальным политиком, создавшим первую всемирную Империю. Почему же эта Сверхдержава распалась сразу после его смерти, залив кровью половину Ойкумены? Кого винить в этой трагедии – «зависть богов», безжалостную судьбу, отпустившую Александру слишком мало времени, или самого Царя Царей, сломавшегося под тяжестью власти? Как уживались в одном человеке отважный воин, чья храбрость на поле боя вошла в легенду, – и малодушный деспот, страшившийся заговоров и покушений? Мудрый властитель, уравнявший в правах победителей и побежденных, – и жестокий тиран, убивавший друзей и соратников по малейшему подозрению? Покровитель искусств, один из самых образованных людей эпохи – и запойный пьяница, который в хмельном угаре спалил дворец в Персеполе, считавшийся восьмым чудом света? Грозный завоеватель, стиравший с лица земли целые города, – и великий строитель, заложивший на захваченных землях десятки Александрий? Может ли человек сравняться с богами и способен ли смертный, пусть даже гений власти, вынести ее чудовищное бремя?..

---

Поход Филиппа на скифов в 339 г. до н. э. как-то не вписывается в его общую стратегическую концепцию и вроде бы не поддается логическому объяснению. Общих границ нет, интересы лежат в разных плоскостях, да и богатых городов, которые можно было бы разграбить, у скифов нет. Некоторый свет на это проливает Юстин, прямо указывая, что этот поход был вызван большими денежными затруднениями царя. « После этого Филипп отправился в Скифию, тоже надеясь на добычу и намереваясь – по примеру купцов – затраты на одну войну покрыть доходами с другой ». Таким образом получается, что осада Византия и Перинфа полностью истощила царскую казну, а поскольку взять города не удалось, то и на богатые трофеи рассчитывать не приходилось. Войскам надо было платить, и поэтому, сняв осаду, Филипп повел свою армию против скифов, скорее от безысходности, чем от желания с ними воевать. Поход был откровенно грабительский с целью захвата трофеев и иных целей он не преследовал. И, как ни странно, спонтанно организованный и неподготовленный поход удался – скифы были разгромлены, а царю удалось сгладить осадок от неудачи предыдущей кампании. « Двадцать тысяч женщин и детей было взято в плен, было захвачено множество скота; золота и серебра не нашлось совсем. Тогда пришлось поверить тому, что скифы действительно очень бедны. В Македонию послали двадцать тысяч наилучших кобылиц для разведения коней скифской породы » (Юстин). Правитель Македонии повел нагруженное добычей войско домой, но, как оказалось, неприятности на этом для него не кончились – племя трибаллов, через земли которого он проходил, потребовало за свободный проход часть добычи. « От взаимных оскорблений перешли к оружию; в этом сражении Филипп был ранен в бедро, и притом так, что оружие, пройдя через тело Филиппа, убило его коня. Так как все думали, что Филипп убит, то добыча ускользнула из рук. Таким образом, добыча, захваченная в Скифии, точно на ней лежало проклятие, едва не принесла гибели македонянам » (Юстин). Вроде и войско не разгромлено, и сам живой остался, но удар по престижу был очень велик и надо было что-то делать, чтобы исправить положение. Возможно, пока он был прикован к постели, Филипп передумал о многом и пришел к выводу – пора нанести удар по своему главному врагу – Афинам, он помнил, что именно афиняне в конечном итоге помешали ему взять Византий. А когда основной враг будет сокрушен, то и с остальными будет справиться намного легче. Вопрос о походе на Афины был решен.

* * *

В 338 г. до н. э. разразилась война Македонского царства с Афинами. Подготовка к ней началась, едва Филипп оправился от ран, готовились тщательно, как никогда ранее, ибо от предстоящего похода зависело очень многое – слишком велики были ставки в этой игре, проигравший мог потерять все. И тут удача улыбнулась Филиппу, ибо совет Амфиктионов избрал его военачальником своей армии и объявил очередную Священную войну в Греции. А началось все как обычно, на этот раз жители города Амфисса, который находился в Локриде, покусились на имущество храма Аполлона в Дельфах. Взяли да и распахали земли на священной равнине к югу от Дельф, только вот не учли, что сельским хозяйством там заниматься запрещено и будет это в глазах остальных эллинов выглядеть кощунством. Амфиктионы собрались на совет, и поскольку святотатство было налицо, Священная война локрийцам была объявлена, и если македонский царь был избран главным полководцем, то ему и карать святотатцев. Повод для проникновения в Грецию был просто прекрасным, привлечь на свою сторону греков в борьбе с теми же греками было очень заманчиво. Очевидно, именно это и имел в виду Диодор, когда писал, что: « В этом году царь Филипп принудил большую часть греков к союзу с ним, был честолюбив и добился неоспоримого главенства в Греции, угрозами приведя афинян к покорности ». Под покорностью афинян, очевидно, подразумевалось их согласие на объявление Священной войны, потому что уж очень не хотелось им пускать в Элладу своего злейшего врага – все равно что кого-то в огород. А Филипп не медлил, понимал, что промедление смерти подобно, и сразу же выступил с армией на юг. Лучшие македонские полководцы вели войска в этот поход, и, что самое главное, на этот раз Филипп взял с собой сына, которому недавно исполнилось 18 лет.

Однако, вступив в Среднюю Грецию, царь пошел не в земли локров, на Амфиссу, а вступил в Фокиду и занял стратегически важный город Элатею, который и начал спешно укреплять. И получилось так, что Филипп теперь держал под ударом и Фивы, до которых было один день пути, и Афины, до которых было три дневных перехода. А закрепившись как следует в Элатее, он сделал набег на Амфиссу и сровнял ее с землей – вроде как постановление Амфиктионов выполнил и святотатцев наказал; только вот своих позиций он покидать не спешил. Зато в Афинах известие о занятии Элатеи вызвало настоящую панику, а прибежавшие ночью беглецы ее еще больше усилили – помимо рассказов о захвате города, говорили, что царь Филипп вот-вот выступит на Афины со всей своей армией.

Сказать о том, что афиняне были к войне не готовы, было бы неправильно – Демосфен им расслабиться не давал, постоянно напоминая об угрозе с севера. « Затем, разъезжая послом по Греции и произнося зажигательные речи против Филиппа, он сплотил для борьбы с Македонией почти все государства, так что оказалось возможным набрать войско в пятнадцать тысяч пеших и две тысячи всадников, – помимо отрядов граждан, – и каждый город охотно вносил деньги для уплаты жалованья наемникам » (Плутарх). Все это, конечно, было хорошо, но наиболее дальновидные из афинян, и среди них опять-таки Демосфен, прекрасно понимали, что этого для борьбы с грозным македонским царем недостаточно. Однако была в Элладе сила, способная дать решающее преимущество антимакедонской коалиции, и сила эта называлась – Фивы. Фиванская армия на тот момент была лучшей в Греции, ее боевые традиции восходили к временам непобедимого Эпаминонда, но проблема была в том, что Фивы с Македонией связывали особые отношения. То, что Филипп был там заложником и многих фиванцев знал лично, очень усложняло дело, да и во время войны с Фокидой македонцы не раз приходили к ним на помощь. И что самое главное, у Филиппа не было к ним никаких претензий и нападать на них он не собирался. Да и у самих граждан настрой был соответствующий, и воевать желания не было, о чем и написал Плутарх: « Фиванцы ясно видели, в чем для них польза и в чем вред, ибо у каждого в глазах еще стояли ужасы войны, и раны фокейских боев были совсем свежи ». И когда к ним прибыли послы и от Филиппа, и от Афин, то казалось, что шансы втянуть их в войну с Македонией невелики. « Но сила Демосфенова красноречия, по словам Феопомпа, оживила их мужество, разожгла честолюбие и помрачила все прочие чувства, и в этом высоком воодушевлении они забыли и о страхе, и о благоразумии, и о благодарности, всем сердцем и всеми помыслами устремляясь лишь к доблести » (Плутарх). И главная беда фиванцев была в том, что они реально не оценили сложившуюся обстановку, а поддались волшебной силе ораторского искусства, наслушались Демосфеновых речей и затем приняли это роковое решение, которое в дальнейшем приведет к полному уничтожению их родного города. Можно представить себе весь гнев царя, когда он узнал об этом, но отступать не стал, а решил сражаться против объединенной вражеской армии. Когда собрались все союзные ему контингенты, македонская армия стала насчитывать 30 000 пехоты и 2000 всадников – вот тогда Филипп скомандовал идти на Фивы.

Но и афинские войска под командованием стратегов Хареса и Лисикла уже начали выдвижение, форсированным маршем вступили в Беотию, где у города Херонея соединились с фиванской армией. Вскоре туда же подошел Филипп, и оба войска стали готовиться к битве. По количеству пехоты оба войска не уступали друг другу, возможно, у союзников ее было даже немного больше, зато колоссальное преимущество в коннице и по количеству и по качеству было на стороне македонцев. Да и ветераны Филиппа, закаленные десятками походов и сражений на голову превосходили афинских наемников и ополченцев, а потому главная надежда союзников была на фиванских гоплитов. И что самое главное, во всем объединенном греческом войске не было полководца, равного Филиппу и по боевому опыту, и по таланту военачальника. Так что в свете всего вышеприведенного предприятие Демосфена выглядит довольно сомнительной авантюрой, с довольно предсказуемым исходом – это был скорее шаг отчаяния. А потому мужество тех, кто пришел на равнину к Херонее, сомнений не вызывает, они видели всю македонскую мощь, готовую на них обрушиться, и тем не менее не дрогнули. Если боги помогут, то они остановят вражеское вторжение, и больше никогда нога завоевателя не вступит на священную землю Эллады! Ведь в битве всякое бывает, да и Филипп не бессмертен, точный удар копья или метко пущенная стрела – и Греция спасена! Но пока это были всего лишь надежды, решено ничего не было, и противники еще только строили войска в боевые порядки.