Джон Катценбах - Особый склад ума

• Название: Особый склад ума
• Автор: Джон Катценбах
• Издательство: Азбука, Азбука-Аттикус
• Жанр: Триллер
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-02001-6

Джон Катценбах — американский писатель, сценарист, номинант премии «Эдгар», которой отмечаются лучшие авторы детективного жанра; в прошлом — судебный репортер в Майами. Сейчас на его счету 12 романов, несколько успешно экранизированы.

Время действия романа «Особый склад ума» — недалекое будущее. В США разгул насилия, но за большие деньги можно купить себе право жить в искусственно созданной зоне безопасности, где преступности, по утверждению властей, нет и быть не может. Поэтому, когда там начинает орудовать маньяк, жестоко убивающий девочек-подростков, к тайной охоте на него привлекаются лучшие силы, в том числе специалист по психологии серийных убийц профессор Джеффри Клейтон. Вскоре выясняется, что четверть века назад по аналогичному делу об убийстве школьницы проходил некий учитель истории. Правда, дело тогда развалилось, а учитель, по слухам, покончил с собой. Но как объяснить несомненное сходство «почерка» убийц? Кому на самом деле пришла в голову мысль привлечь к расследованию Джеффри — сына покойного учителя? И от кого сестре Джеффри Сьюзен пришло закодированное послание: «Я нашел тебя»? Кто и зачем затеял с Клейтонами дьявольскую игру в смерть?..

«Немногие писатели — мастера детективного жанра — понимают особый склад ума преступника с проницательностью Джона Катценбаха» (People).

---

Диана привстала и зашвырнула альбом на другой конец комнаты, где тот ударился о стену и, зашелестев листами, упал на пол. Она же опять погрузилась в кресло, запрокинула голову и закрыла глаза. «И вот я теперь умираю, — подумала она. — И как раз теперь, когда мне так нужен покой, именно его-то у меня и нет». Она открыла глаза и увидела, что альбом, падая, раскрылся и лицо на ее рисунке по-прежнему смотрит на нее. «Из-за тебя».

Она встала, пересекла комнату и подняла альбом с полу. Смахнув с него пыль, аккуратно закрыла, потом собрала угольные карандаши и лоскут, при помощи которого производила растушевку, чтобы передавать светотени, отнесла все свои рисовальные принадлежности в стенной шкаф, находящийся у нее в комнате, и засунула там в дальний угол, где, как ей казалось, они еще долго не станут попадаться ей на глаза.

Отступив на шаг назад, она захлопнула дверцу стенного шкафа. «Хватит, больше я об этом вспоминать не стану, — пообещала она самой себе. — В ту ночь все закончилось. Нет ничего хорошего в том, чтобы без конца ворошить в памяти подобные вещи».

Не слишком-то веря в то, что она только что сказала, и подозревая, что солгала себе и на этот раз, Диана принялась ждать возвращения Сьюзен с рыбалки. Она делала это в полной тишине, окруженная сиянием всех ламп в доме, пока не услышала знакомые шаги дочери, которая шла по дорожке к дому.

Ломтики свежей рыбы, припущенные в небольшом количестве сливочного масла, белого вина и лимонного сока, были восхитительно нежны и способствовали улучшению настроения. Мать и дочь выпили за ужином по бокалу вина и обменялись парой не слишком острых шуток, которые тем не менее заставили обеих рассмеяться, чего с ними давненько уже не бывало. Диана ничего не сказала о том рисунке, который сделала. А Сьюзен ничего не поведала о том, почему припозднилась. Где-то в течение часа им с успехом удавалось делать вид, что все обстоит как всегда, и эта иллюзия устраивала их обеих.

После того как посуда была вымыта и убрана в буфет, Диана ушла в свою комнату, а Сьюзен удалилась в свою, где включила компьютер и опять занялась приводящим ее в отчаяние составлением головоломки для человека, который, как она считала, за нею следил. Последнее обстоятельство заставило ее улыбнуться, хотя улыбка вышла очень грустной и причиной оной стало отнюдь не чувство юмора. Сьюзен подумалось, что этот незнакомец вполне мог сейчас стоять за дверью или под окном или прятаться в темноте у одной из пальм во дворе их дома. Однако, даже если он мог находиться так близко, чтобы протянуть руку и прикоснуться к ней, единственным способом связаться с ним для нее оставались заумные игры в слова.

Внезапно ее посетила мысль, показавшаяся ей удачной, и она поспешила нарисовать на экране компьютера рамку, в которой написала:

Это ты меня спас?

Чего ты хочешь?

Я хочу, чтобы меня оставили в покое.

Она пару минут смотрела на это свое новое письмо. Ей пришло в голову, что оно представляет собой два вопроса и одно утверждение. После того как она разделила эти два разнородных элемента, у нее получилось следующее:

Это ты меня спас?

Чего ты хочешь?

И отдельно:

Я хочу, чтобы меня оставили в покое.

Первая пара предложений, на ее взгляд, должна была стать до крайности запутанной — настолько, чтобы до скрытого в ней смысла было как можно сложнее докопаться. Она принялась переставлять буквы, пока у нее не получилось то, что ей понравилось. И тут ей в голову пришла новая мысль. Она улыбнулась тому, какая она все-таки умная, и, прошептав: «Нет, ты еще не утратила прежнюю сноровку, Мата Хари», написала:

На древнем острове быка ты делаешь ошибку, которая заставляет тебя замолчать и напоминает тебе о самом известном, что она когда-либо говорила.

Сьюзен осталась довольна тем, что придумала. Потом переслала эту страницу по электронной почте в свою редакцию — всего за час до последнего срока, после которого никакие дополнения в следующий номер уже не принимались, и, возможно, за несколько минут до того, как один из редакторов позвонит ей в состоянии, близком к панике. Затем она выключила компьютер и легла в кровать с чувством исполненного долга. Сон пришел сразу и впервые за несколько дней не сопровождался видениями и кошмарами.

Сьюзен проснулась за несколько секунд до звонка будильника. Она успела отключить его прежде, чем он прозвучал, встала с постели и быстро приняла душ. Вытершись полотенцем, она поспешила одеться и приготовилась ехать на работу. Ей не терпелось увидеть макет полосы с ее еженедельной колонкой, а после дождаться того результата, который принесет размещенное в ней послание. Она прошла на цыпочках по коридору к комнате матери, тихонько приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Диана спала спокойным сном, и ее дочь приняла это за добрый знак, решив, что хороший отдых необходим матери, чтобы поддерживать в ней бодрость. Дело в том, что одним из основных подтачивающих здоровье факторов при болезни, которой та страдала, являлось как раз то, что боль не давала ей как следует восстановить силы, лишая сна и полноценного отдыха. Поэтому изнеможение постоянно добавляло дополнительный груз страданий к тому болезненному бремени, которым та и без того была отягощена.

На прикроватном столике стояли пузырьки с таблетками. Теперь они стали постоянными спутниками жизни матери, подумала Сьюзен. Вернее, того, что от этой жизни осталось. Двигаясь очень осторожно, она подошла к столику и забрала их с собой.

Унеся таблетки на кухню, она внимательно изучила этикетки, затем достала утреннюю дозу из каждого пузырька и выложила таблетки в ряд, словно взвод, выстроенный для развода караула, на маленьком фарфоровом блюдце. В утренний прием больной предстояло принять полдюжины таблеток. Одну красную. Одну желто-коричневого цвета. Две белые. Две разные двухцветные капсулы. Некоторые были совсем маленькие, другие большие. Все они стояли по стойке смирно, ожидая команды.

Сьюзен подошла к холодильнику, достала апельсин, выжала сок и налила в стакан. «Хорошо бы, — подумалось ей, — мама не разбавила его водкой, после того как отопьет половину». Она поставила стакан с соком рядом с утренними лекарствами. Затем взяла нож, нашла в холодильнике парочку дынь двух сортов, мускусную и мускатную, порезала на ломтики-полумесяцы, разложила их на тарелке, потом написала матери записку:

Рада, что ты поспала. Сегодня я ушла на работу пораньше.

Здесь для тебя приготовлены завтрак и утренние лекарства.

Увидимся вечером. На ужин доедим рыбу.

Целую,

Сьюзен

Она оглядела кухню, чтобы убедиться, все ли на месте, пришла к выводу, что на ней царит полный порядок, и вышла из дома через заднюю дверь. Заперев ее, она посмотрела на небо. Оно было голубое, предвещая еще один жаркий день. По нему в вышине плыли легкие белые облачка. Чудесный день, подумалось ей.

Примерно через час после ухода дочери Диана, вздрогнув, проснулась.

Сон еще затуманивал ее взгляд, и она слегка вскрикнула сдавленным голосом, ударив по воздуху одновременно обоими кулаками, убежденная, в силу какого-то жуткого обмана чувств, что кто-то стоит рядом с ее кроватью. Однако кулаки пронзили одну лишь пустоту.

Диана тяжело закашлялась и только тут поняла, что сидит в кровати. Она испуганно осмотрелась кругом, ожидая увидеть, что кто-то прячется в углу комнаты. Затем она тщательно прислушалась, словно могла расслышать звук дыхания скрывающегося в доме незваного гостя и отличить его от собственного. Она хотела наклониться и посмотреть под кроватью, но не смогла заставить себя это сделать. Ее глаза остановились на дверце стенного шкафа — ей пришла в голову мысль, что незваный гость, возможно, прячется там, — но затем она решила, что за его дверью и без того скрывается достаточное количество страхов и ужасов, запрятанных в ее шкатулку и нарисованных в ее альбоме. После того как эта мысль посетила ее, она позволила себе откинуться на подушку, все еще задыхаясь и ловя ртом воздух.

«Это был только сон,» — сказала она себе. В своем последнем кошмаре, который привиделся ей этой ночью, она была вместе с дочерью. Посмотрев как бы сверху вниз, она внезапно увидела себя и Сьюзен — у них обеих было перерезано горло, как у того мужчины в баре. Это жуткое зрелище и заставило ее так внезапно перейти из объятий Морфея в состояние бодрствования. Она потрогала рукой шею и почувствовала, что та мокрая — правда, от пота, а не от крови.

Она подождала, пока ее дыхание не выровняется и сердце не перестанет выбивать в груди барабанную дробь, а затем спустила ноги с кровати на пол. Она пожалела, что у нее нет такой таблетки, которая могла бы снимать страх, и, повернувшись, увидела, что пузырьков на прикроватном столике нет. На какой-то момент это поставило ее в тупик, и она не знала, что и подумать. Накинув на плечи старый белый хлопчатобумажный халат, она встала и прошла на кухню. Там она увидела свои выстроившиеся в шеренгу лекарства даже раньше, чем успела по-настоящему встревожиться.