Уинстон Грэхем - Корделия

• Название: Корделия
• Автор: Уинстон Грэхем
• Издательство: Арт Дизайн
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-85369-003-5

Трогательная история любви девушки, наделенной замечательной красотой и независимым характером, чья способность любить и радоваться жизни осталась невостребованной в Англии Викторианской эпохи. …Став второй женой Брука Фергюсона из Гроув-холла, Корделия быстро освоилась со своими обязанностями: успешно вести хозяйство, заботиться о муже и слушаться свекра. Этот странный брак мог бы тянуться неопределенное время, если бы в жизнь девушки не вошел Стивен Кроссли. И хотя Корделия признавала строгую мораль своего времени, она нашла в себе мужество ответить на любовь Стивена и бесстрашно встретить последствия… Написанный в лучших традициях жанра роман увлекателен, остроумен, отличается изяществом стиля и точностью временных и психологических характеристик.

---

– В чем дело, дорогая?

Она без сил опустилась в кресло, подыскивая нужные слова, но они никак не приходили. Брук немного подождал и исчез. К горлу Корделии подступила тошнота и одновременно – приступ истерического хохота. Она подавила и то, и другое. И снова, вся дрожа, схоронила лицо в ладонях.

Глава XXIV

"Наглый обман. Вот как это называется. Двурушничество. Мерзкое притворство. Неужели они поверят? И что теперь делать?

Ты пыталась открыть Бруку глаза? Да, пыталась. Начала фразу, но он постоянно перебивал. Тогда почему ты сама не перебила? Если люди чего-то по-настоящему хотят… Ты действительно хотела?

Я не могу развестись с Бруком. Иначе мое дитя станет незаконнорожденным. Клеймо на всю жизнь. Позорный пробел в свидетельстве о рождении. Немыслимое пятно. Общество беспощадно к согрешившим родителям, но при чем тут дети? Изгой, прокаженный – вот какая участь его ожидает. Помню историю Салли Фармер. Когда все узнали… А ведь гораздо хуже, если родится мальчик…"

Если бы не истерика, ни за что не открылась бы Бруку. Это было чистым безумием – не подумав, не взвесив… Ей вдруг захотелось сказать ему правду, схлестнуться лицом к лицу: ах, ты хочешь знать? Тогда приготовься к худшему! Но в последний момент его сияющее лицо опрокинуло ее планы. С тех пор она несколько раз была на грани признания. Пусть ее выгонят из дома! Она не пойдет к Стивену – и даже к своим родным. Укроется где-нибудь… Ей не раз приходилось читать о подобном в книгах. Преступная мать с ребенком бредет сквозь метель… Правда, сейчас нет никакой метели, только дождь, и ребенок еще не появился на свет.

Жизнь сыграла с ней злую шутку. Она до сих пор продолжает участвовать в пошлой мелодраме. Вместо позора и всеобщего презрения…

– Дитя мое, – сказал мистер Фергюсон. – То, о чем сообщил мне Брук вчера вечером… неужели это правда? Вы не можете себе представить, какое это счастье. В силу множества причин, о которых мне не хотелось бы распространяться, преемственность для меня – главное в жизни.

Это были те самые полчаса, в которые он обычно занимался домом, но сейчас все было забыто. В холодных, как сталь, глазах мистера Фергюсона светилась доброта, чуть ли не обожание. "Легко сказать – открой правду. Нет, это невозможно! Но долго ли я выдержу? Почему они не могут отнестись к этому спокойнее?"

Мистер Фергюсон встал.

– Мой отец основал красильню. Я рассказывал, как мы переселились в этот город?

– Нет.

– Мой дед был фермером в Карлайле. Он прослышал о необыкновенных возможностях, какие человеку представляет большой город, и решил переехать сюда. Я тогда еще был совсем маленьким. Это было грандиозное событие – почти как эмиграция в чужую страну. Мы плыли пароходом; путешествие заняло целых две недели. В конце концов судно село на мель; пришлось взять лодку и грести последние двадцать миль до Ливерпуля – в шторм, в открытом море. Мама рассказывала, что все до одного – даже гребцы – страдали морской болезнью. От Ливерпуля мы ехали сюда в неудобной повозке. У нас было мало денег, но дедушка открыл магазин и за короткое время скопил достаточно средств, чтобы приобрести земельный участок возле реки и заложить красильню. Фабрика в том виде, в каком она существует сейчас, была построена уже тогда, когда я женился. На словах все выходит легко, а на деле это были тяжкий труд и пот, борьба, планы, долги, строительство… Стоит ли удивляться, что моим самым сокровенным желанием всегда было знать, что эти усилия не затрачены впустую – что новый член семьи, плоть от плоти и кровь от крови нашей… "А Стивен? Как быть со Стивеном?"

– Для меня сейчас лучше всего было бы уехать, – слабым голосом проговорила она. – Должно быть, я переутомилась, ухаживая за Бруком. – (Месяца будет мало – год. Время на размышление…)

– Признаюсь вам, что, как это ни глупо с моей стороны, я уже на такое и не надеялся. Поэтому и стал приобщать вас к бизнесу. По крайней мере, еще какое-то время продержалось бы наше имя. У меня всегда было чувство, что Брук не доживет до старости. Может быть, я ошибся. Поневоле вспомнишь: скрипучее дерево…

Питал ли он подлинные чувства к Бруку или смотрел на него как на орудие для достижения своей цели?

– Ваши… другие сыновья, мистер Фергюсон… Сколько им было лет, когда вы их потеряли?

– Что вы сказали? – он неодобрительно надул губы. – Да. Их обоих унесла скарлатина. Одному было семь, а другому всего четыре. Страшный удар. – Корделия поняла, что он не хочет, чтобы ему напоминали об этом.

Одно дело – проявить слабость, когда на него обрушилась болезнь Брука, и другое…

– Простите…

– Мы возлагали особенно большие надежды на старшего, Вогена. Господь странным образом являет волю свою. – Мистер Фергюсон покачал головой. – Ну ладно. Это старые болячки. Нужно смотреть в будущее. Оно светло и прекрасно.

Светло и прекрасно. Отныне ей предстоит стать маткой в улье: ее будут лелеять, оберегать, баловать…

Мистер Фергюсон – сама доброта. Надолго ли? Что, если до него дойдут какие-нибудь слухи? До сих пор ей было все равно… Возможно, Мэссингтон не единственный, кто мог видеть ее со Стивеном. Рано или поздно их ушей коснется сплетня…

Он сама доброта. Смерть Маргарет произошла от естественных причин. Не было никакой особой тайны, ничего такого, что нужно было бы скрывать – их молчание объяснялось естественным нежеланием вспоминать о неприятном, особенно в присутствии второй жены, молодой, впечатлительной женщины…

Вечером заехал Роберт, и они побеседовали. Корделия знала – ему приятно ее общество. Жаль, что врожденная сдержанность мешает ему сходиться с людьми.

Она круто переменила тему разговора:

– Вчера Брук впервые посвятил меня в некоторые подробности смерти Маргарет. До меня доходили слухи, и весьма неприятные, но…

Он покраснел.

– Да, имели место нападки со стороны ее родных.

– Вы не могли бы точно сказать мне, что все-таки произошло?

Роберт устремил на нее проницательные карие глаза. Корделия не отвела взгляда. Он сказал:

– Первая жена Брука страдала бессонницей. Я прописал ей простейшее наркотическое средство и как раз накануне смерти привез коробочку с двадцатью пилюлями. На следующий день нашли только четыре. В ее смерти не было ничего подозрительного, но я счел необходимым привлечь внимание к этому факту. К счастью, вскоре пилюли отыскались, но возникли слухи – из-за нескромности сиделки и благодаря усилиям Дэна Мэссингтона.

Корделия припомнила: когда она впервые увидела Дэна, он был трезв и не высказал никаких особых подозрений. Зато потом при каждой встрече сыпал намеками – в нетрезвом виде.

Она помрачнела.

– Роберт, вы не могли бы по-дружески ответить на один вопрос?

– Все, что в моих силах.

– Дэн Мэссингтон не раз обвинял Фергюсонов в том, что они сделали жизнь Маргарет невыносимой и она от этого умерла. Это правда?

Роберт Берч заложил руку в карман бриджей и поморщился.

– Мне трудно ответить со всей определенностью. Могу лишь высказать свое мнение.

– Прошу вас, выскажите его!

– В малокровии, которое и послужило причиной смерти, они не повинны – никоим образом. Но я был бы бездарнейшим медиком, если бы не сказал вам, что, действительно, состояние души способствовало обострению болезни. В более благоприятной обстановке она прожила бы немного дольше – на полгода, на год…

– Роберт, а почему она была несчастна? Было ли между ней и мистером Фергюсоном что-либо, кроме…

– Кроме взаимной неприязни? Нет, не думаю. Просто… – он запнулся, и Корделия догадалась, что именно ему так трудно выговорить: "Просто она не подарила ему внуков".

– Мне трудно, – продолжал Роберт, – быть предельно откровенным, миссис Фергюсон… Корделия, если вы позволите так себя называть. Я боюсь быть обвиненным в нелояльности. Мистер Фергюсон – человек с сильной волей и тяжелым характером. Чтобы с ним ужиться, нужно быть или совсем слабым и всегда уступать, или, наоборот, сильным, чтобы настоять на своем. Маргарет не принадлежала ни к одному, ни к другому типу.

Корделия поднялась.

– Большое спасибо за откровенность.

Интересно, к какому типу он относил ее самое?

* * *

В пятницу они уехали в Северный Уэльс. Брук не очень-то хорошо себя чувствовал, но был готов исполнить любое ее желание, а Корделией руководило одно паническое стремление – бежать! После первых шагов к отступлению последующие дались ей значительно проще.

По предложению Корделии, они сняли комнату на ферме близ Лландидно. Перед отъездом она написала Стивену не менее дюжины писем – и ни одного не отправила. И вдруг, за полчаса до отъезда, нацарапала коротенькую записку:

"Стивен!

Брук все еще очень слаб и нуждается в моей заботе. Я вышла за него свободно и без принуждения, поэтому мой долг – сдержать слово и остаться с ним.