Ирина Ратушинская - Одесситы

• Название: Одесситы
• Автор: Ирина Ратушинская
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-004351-1

Они - ОДЕССИТЫ. Дети "жемчужины у моря", дети своей "мамы". Они - разные. Такие разные! Они - рефлексирующие интеллигенты и бунтари- гимназисты. Они - аристократы-дворяне и разудалый, лихой народ с Молдаванки и Пересыпи. Они - наконец, люди, вобравшие в себя самую скорбную и долготерпеливую культуру нашего мира. Они - одесситы 1905 года. И страшно знающим, что ждет их впереди. Потому что каждый из них - лишь искорка в пожаре российской истории двадцатого века. Снова и снова звучат древние горькие слова: "Плачьте не о тех, кто уходит, но о тех, кто остается, ибо ушедшие вкушают покой..."

---

Почти сутки после этого они шли без передышки. Артиллерия тут дорогу не обстреливала, но несколько раз пролетали немецкие фарманы, и это не предвещало ничего хорошего. Раненых сдали полевому санитарному отряду. Отряд этот был — подвода, фурманка и несколько человек верхами. Такие «летучки», как их называли, продвигались вдоль колонны быстрее прочих: им уступали дорогу. Дудко уже успел поскандалить с предыдущей «летучкой», но больше для порядку: он и сам видел, что на тех подводах новым раненым не было места. Вдоль колонны шел слух, что есть еще автомобильный санитарный отряд ее величества, где-то в этих же местах, и Дудко надеялся пристроить своего командира на него. Однако пришлось удовлетвориться первой же подводой со свободными местами.

— Как кладешь, скубент чертов? Больно же им! Возьми, поганец, соломки подмости! Да убери хваталки, я сам! Ишь, шашку нацепил, шпак недобитый! Ты соображаешь, кого ты к себе на телегу кладешь, сопля ты этакая? Ты ж нашего капитана берешь! Я ж тебя, поганца, на дне моря отыщу, если с их благородием что не так будет! — услышал Павел свирепые крики Дудко и подъехал поближе к телеге.

— Уймитесь, фельдфебель. Не тревожьте раненых, — послышался резкий, но странно знакомый голос.

— Да ты как разговариваешь? — взвился Дудко. Но тут Павел разглядел высокого человека в странной форме: серебряные погоны с одной звездочкой и шашка с сияющим эфесом. И ахнул:

— Владек!

Владек вскинул непонимающими глазами на небритое, обтесанное до ям под скулами, плохо различимое в сумерках лицо всадника.

— Павел? Ты?

— А то кто же! — возбужденно завопил Павел, слетая с Огурчика.

— Что, не похож?

— Эк тебя, брат, подтянуло! И усы…

Владек уже обнимал его, и оба враз засмеялись:

— Жив, курилка!

Пару минут бестолкового разговора — с одного на другое — вот все, что они могли себе позволить.

— Что Анна?

— В Турции, благополучно. Я письмо из дому получил неделю назад. В госпитале. Да не ранена, чудак, она ж медсестра! У домашних твоих все в порядке. А Зина где-то на этом направлении, с поездом.

— Господи! Ее тут только не хватало!

— Да, уж я б девчонок сюда не пускал. Павлик, ну как я рад!

— А что ты в форме такой? Прапорщик не прапорщик…

— Союз городов выдал. Идиотство. Как нарочно — военных злить. Да теперь не до формы: видно, что не немец, и на том спасибо.

Дудко, сообразив, что командира все-таки удается пристроить по знакомству, смягчил тон до подобострастия:

— Вы уж, ваше благородие… Тут он сообразил, что подарить «благородием» штатского в самозванных звездочках все же слишком, и поправился:

— Вы, господин фельдшер, присмотрите лично за нашими… Их благородие полторы суток как терпят. Да вы извольте посмотреть: не опасно?

— Не опасно, фельдфебель. Но надо торопиться. Довезем до места, перевяжем как следует. Не волнуйтесь.

— Но вы сами…

— Я вам ручаюсь. Кавелин пожал Павлу руку: левая у него, хоть и слабая, но работала. И улыбнулся ясно. Так это странно было почему-то, но в чем странность — Павел сразу не сообразил. Потом понял: он просто давно не видел, чтобы кто-нибудь улыбался. Тот мертвый немец — да, а живые — нет. И Владек не улыбался: посмеялся и снова смотрел внимательно, будто не вполне узнавая.

— Сторонись! Дорогу давай! раненые едут! — взревел Дудко где-то впереди, и уже с коней друзья повторили гимназическую свою шутку: кто кому сильнее стиснет ладонь. Павел загадал, что если Владек не оглянется, все с ним будет хорошо. Владек не оглянулся.

Только миновав Ковно — а это значило — оставив, полковник разрешил привал. Да-да, теперь они были со своим полком, вполовину поредевшим, но сохранившим знамя и часть пушек. Их не отрезали, да и отступление у них было короче, чем у других, просто в силу их расположения. Павел понимал, что отступление еще не кончено, но хоть эту ночь можно было провести у костров, накормить солдат горячим и позволить несколько часов сна. Отправили разъезд к ближнему хутору — или как это у поляков называется? — за провиантом. Но хутор оказался брошенным. Видимо, наспех, потому что посланные воротились с десятком кур и несколькими козами. Сено, доложили они, там тоже есть. Не горел хутор. А беженцам, конечно, не до того, чтоб сено с собой везти.

Можно было ждать, что измученные люди, едва просушив одежду, уснут мертвым сном. Но вместо этого сидели у костров, со вкусом варили похлебку, где-то у соседнего огня даже пели.

— И вот, братцы, — рассказывал уже успевший смотаться за сеном Дудко, — это вам не баран начхал, а им-пера-торский смотр! Мы все при параде, а командир наш Кавелин — та-ким орлом! И накрываем мы, братцы, все цели: тютя в тютю. Лучше всех отстрелялись, а там сколько же было батарей!…Ишь, поганая, уже прилезла, — отвлекся он и заскреб под мышкой.

— От чудно: ведь в деле пока — не кусают, чтоб им пусто! — удивился молодой солдатик Ефимкин.

— Вошь — она зверь хитрая: стрельбы не любит. И характер у ней насквозь тыловой. А как стихло — она и ползет, — наставительно пояснил Дудко. — Так вот, братцы, такой порядок был на смотрах: какая батарея лучшая — так ее командиру фрейлина ее величества лично чарку подносит. Понимай, честь какая! На золотом блюде серебряная чарочка, а тут и государь, и свита вся. Никто не пьет, командир один пьет — прямо при царе! И как принял их благородие ту чарочку чеканную, поклонился да опрокинул — аж у нас всех внутри затеплело. Нас, конечно, тоже не обидели: три дня батарея потом гуляла.

— А в чарочке-то что? Водка или Абрау какое? — поинтересовался практический наводчик Жидков.

— Обижаешь! Чтоб государь лучшего офицера шампанью угощал! Водка, браток, не сомневайся. Я уж их благородие для верности спросил потом.

Павел отошел от костра и запрокинул голову. Земля польская, а звезды все свои. Он вспомнил, как дядя Сергей показывал ему Кассиопею и любимый свой Орион, и подавил вздох. Что-то его беспокоило, и он не мог сообразить. Что он сегодня впервые убил человека, двоих даже? Нет, это было хорошо и правильно. Да и до того он наверняка убивал, только не видел этого. На что же и артиллерия. Что он некстати подумал о погонах? Но это он решил себе простить: озадачил его Кавелин, а в голове все гудело, вот и получилось. Он ведь не ради погон на войну шел. Иначе кто б ему мешал поступить в артиллерийское училище, и выйти вскоре прапорщиком, как Косов? Ему даже больше нравилось идти солдатом, да и в их студенческих кругах на офицеров смотрели косо. Оплот реакции… Боже, какие мы были дураки! Мало поговорил с Владеком? Да времени не было на сердечные разговоры… а все же где-то тут, близко. Только не Владек…

Вот оно что! Тот убитый немец с муравьем, как же он сразу не сообразил, точь-в-точь был похож на Юру Нежданова. И глаза голубые, и подбородок утюгом, и волосы — та же масть! Ну как Юрин близнец прямо. Да постой, у Юры же была какая-то немецкая родня, стало быть тоже — немецкая кровь. Тогда это было неважно. А теперь — важно или нет? Где-то там Юра? Может, уже и убит, и на нем муравьи. Зря же он посовестился того муравья стряхнуть. А впрочем, что толку.

— Что, Петров, тоже мечтаете? — послышался голос из темноты, и прапорщик Косов, хрустнув веткой, стал рядом. — И мне вот не спится.

Косов, ревновавший к Павлу по неведомым причинам — из-за командирского внимания, что ли? — вел себя всегда подчеркнуто надменно. Понимай, мол, что не офицер. Да Павел и не норовил сближаться с офицерами. Как и с солдатами, впрочем. И там и там он был не вполне свой, и не стремился быть. Но в этот раз Косов говорил иначе, как со своим.

— И держу пари, что знаю, о чем мечтаете. Ох бы сейчас женщину! Да тут и днем с огнем… Ох, Петров, какие женщины в Питере! У меня, слушайте, была одна балерина…

Павел разозлился на Косова. Он вдруг до дрожи, до зуда почувствовал, что и ему это нужно: сейчас и позарез. А тогда, собственно, почему злиться? И, раз уж женщин тут не было, прапорщик и фейерверкер хоть всласть о них поговорили.

ГЛАВА 13

— Поручик, у вас же каждый день коровы дохнут… а мне беженцев кормить нечем. Дайте две коровы, вам же легче будет.

— Нужно составить акт. Вы — уполномоченный?

— Да в разъездах уполномоченный! Он — один на восемь отрядов!

— Тогда я ничего не могу.

— Ну так я смогу! — бешено рявкнул Владек и выхватил наган.

— Угодно из-за коров стреляться?

— Вы свихнулись, прапорщик!

— Я не прапорщик, я — шпак по-вашему! Но дворянин. Вы, полагаю, тоже?

Запыленный до седины поручик дернул руку за своим наганом, но вдруг расхохотался:

— Вы мне нравитесь, шпак! Кто ж вам такую форму выдал?

— Еще один вопрос о моей форме, поручик, и я не знаю, что сделаю. Мы тут все немного сумасшедшие.