Валерия - И жизнь, и слезы, и любовь

• Название: И жизнь, и слезы, и любовь
• Автор: Валерия
• Издательство: Издательский Дом "Азбука-классика"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-91181-135-9

Автор этой книги — известнейшая российская певица Валерия.

Девочка из провинции, когда-то приехавшая покорять Москву, теперь — Звезда, чей талант завоевал сердца миллионов зрителей.

Несколько лет назад Валерия на самом пике своей карьеры оставила сцену и вернулась с детьми в родной город, где прошли ее детство и юность. Покинула Москву, чтобы больше не возвращаться. Что заставило ее так поступить? И почему она все-таки вернулась и по-прежнему радует нас своими песнями?

Впервые Валерия делится шокирующими и сенсационными подробностями своей семейной жизни. Нелегко читать про тот ад, через который суждено было пройти этой сильной, красивой и талантливой женщине.

Сегодня Валерия счастлива, но она не забывает о страшном прошлом, с которым у нее хватило сил порвать. Она говорит: «Я написала эту книгу для того, чтобы подарить надежду тем, кому сейчас плохо».

---

Беременность была удивительно легкая. Чувствовала я себя прекрасно: активно занималась хореографией, даже не предполагая, что это может как-то навредить…

Шуйский вел себя более-менее сносно. Придирки, выяснения отношений — все это было, но все-таки без рукоприкладства. За всю беременность практически меня не трогал, только один раз перед самыми моими родами у него по незначительному поводу случилась вспышка ярости и он огрел меня толи по руке, то ли по ноге собачим поводком. Но иногда он бывал даже внимательным.

Правда, за беременность я пережила несколько моментов, когда он без битья, чисто психологически, доводил меня до такого состояния, что я рыдала сутками напролет. Шуйский же, по сложившейся схеме «мавр сделал свое дело, мавр может уходить», убедившись, что я в полном отчаянии, не разговаривал со мной по нескольку дней.

Сейчас я понимаю — это был уродливый способ удерживать меня около себя. Как ни странно, одна из причин такого поведения — неуверенность в себе. Домашний тиран в глубине души недоволен собой. Он не верит, что кого-то около него может удержать любовь. Страх и депрессивное состояние партнера представляются ему более прочным фундаментом отношений…

Пришло время рожать, но никаких признаков, что роды скоро начнутся, не было. Меня положили на дородовое отделение Центральной кремлевской больницы (ЦКБ). И только через неделю я родила.

Шуйский очень хотел присутствовать при появлении на свет ребенка.

Когда родилась Аня, наш первенец, Шуйский взял ее на руки и чуть не прослезился.

Потом он звонил мне в роддом и говорил:

— Лера, прости меня за все муки, которые я тебе причинил. Вот увидишь, я изменюсь. Ты больше никогда ничего подобного в своей жизни не увидишь.

Я, конечно же, опять ему поверила.

Началась моя борьба за мужа. Нет, не борьбы с плохим отношением Шуйского ко мне. А борьбы за оздоровление его психики. Ведь он же бывает иногда нормальным, хорошим человеком! Наверняка можно что-то сделать для того, чтобы он был таким всегда!

Врача-психотерапевта звали Марк Ефимович Боймцайгер. Это был очень импозантный мужчина, с сигарой, в дивном парусиновом костюме. Он выглядел как гость то ли из другой жизни, то ли из другого века.

Я ему рассказывала все о своей с Шуйским жизни.

Как-то раз Боймцайгер приезжает к нам с рабочим визитом и спрашивает:

— Как прошел день?

— Мне звонили такой-то и такой-то. Расскажу об этом Шуйскому, но боюсь, он к чему-нибудь прицепится и устроит страшный скандал со всеми вытекающими из этого последствиями.

Врач отвечает:

— Да что ж вы, девочка, как в пионерском лагере. Зачем же ему все рассказывать?!

— Как не рассказывать, если он меня обо всем спрашивает? Как я могу промолчать?!

— А вы преподнесите все немножко по-другому. Не говорите обо всем. А позже, когда все всплывет, скажете: ой, забыла!

К таким уловкам я готова не была. Я была женой, а не разведчиком в тылу врага: тут мы говорим, тут — молчим.

Постепенно я приобрела выдающийся (жаль только: бессмысленный) опыт выстраивания отношений с Шуйским. Иногда, когда мой повелитель был в не особо агрессивном настроении, удавалось начинающийся скандал обратить в шутку, а обвинения — в абсурд. Но чаще всего ничего не помогало: молчу — плохо, отвечаю — еще хуже.

Марк Ефимович прописывал Шуйскому успокоительные таблетки. Я выдавала их супругу по расписанию. Они были ему как слону дробинка. (Иногда мне казалось: Шуйскому поможет ведерная доза транквилизатора, а еще лучше — электрический шок.)

«Счастливая жизнь на свежем воздухе»

Шуйский пришел ко мне в роддом, чтобы поделиться замечательной идеей:

— Лера, я решил завести вторую собаку. Чтобы бультерьер не ревновал к ребенку, его нужно нейтрализовать!

Так у нас появился стаффордшир-терьер, с помощью которого Шуйский спустя некоторое время так эффективно «воспитывал» Тёму, нашего второго ребенка.

Помню чувство счастья, которое я испытала, когда мы с Анютой — новым членом нашей семьи — вернулись домой. Мы дома, дома, дома!

Омрачало радость то, что дочка немного температурила, капризничала. Молока не хватало. У меня материнского опыта никакого. И вот я ношусь по квартире с ребенком, пеленками, бутылочками…

Кроватка не собрана. Шуйский заявил, что не готов ее собрать, — ждали для этого водителя. Потом охранник и водитель взялись-таки собирать кроватку… Тут же бегают две бойцовые собаки. Сумасшедший дом!

Шуйский взял мне в помощницы некую Валентину — очень странную женщину. Это была просто копия Шуйского, только в юбке! (Я не верю в гороскопы, но потом оказалось, у нее с Шуйским день рождения в один день — 25 августа, и тоже в год Дракона. Только она на двенадцать лет старше!) Валентина заявила с порога:

— Ребенка и собак я не касаюсь. Я здесь стираю, убираю и, если надо, готовлю.

К плите я ее, естественно, не подпустила, а за стирку отвечала стиральная машина.

И тут Шуйский покупает избушку на курьих ножках в Крёкшино — в двадцати двух километрах от Москвы. Без пробок туда добираться недолго. А в пробках — полтора часа: Минское шоссе.

Сию загородную «виллу» Шуйский спешно как-то приспособил к жизни. И вот я, Нюрка, Шуйский, собаки и Валентина — в одной комнате. Помощница спит за ширмой. Я — вся в кормлениях, кефирчиках, творожках для ребенка. (Еду дочке я всегда готовила сама.) Работы нет.

Так прожили почти год. Вскоре выяснилось: я снова беременна. Врач посоветовал:

— Нельзя так нагружать организм — делай аборт.

Мы заплатили за прерывание беременности. На последнем УЗИ доктор мне показывает на экране прибора:

— У вас месяц беременности. Смотрите, сердце ребенка уже бьется!

Тогда я сказала:

— Не буду делать аборт.

И ушла. Деньги так и не забрала.

В этот момент случился мой очередной карьерный взлет — песня «Самолет». Это был первый настоящий коммерческий успех. Помог раскрутке песни клип. Я не без грусти вспоминаю времена, когда съемки клипов стоили дешево. Тогда самые известные российские клипмейкеры только начинали свою деятельность…

Я становилась все известнее. А жизнь моя — все страшнее и безнадежнее. Начался самый кошмарный период моей жизни, который совпал с моей второй беременностью и первыми годами жизни моего сыночка Тёмы.

Хотел ли Шуйский иметь детей? Вроде да. Когда я сказала: будет еще один ребенок, он обрадовался…

(Во время третьей беременности Шуйский делился со мной надеждами:

— Лера, как здорово иметь детей! Кому первому в банке дадут кредит? Конечно, многодетному отцу семейства!

Мысли о деньгах приходили к нему в самые романтические минуты.)

В аду

Тёме, бедному моему второму ребенку, еще в животе больше всех досталось.

Когда я ждала его, Шуйский увлекся кокаином. В сочетании с алкоголем это адский коктейль. Мой муж стал полностью неуправляем.

Тут как раз нас приехали навестить мои родители. Шуйский был абсолютно невменяем. У него появилось широкое поле для деятельности: теперь он издевался не только надо мной, беременной, но и над моими уже немолодыми интеллигентными папой и мамой.

Я страшно его боялась. Когда я проходила мимо него, Шуйский всегда так и норовил пнуть меня, толкнуть, ударить кулаком. Я стала ходить по дому с «охраной» — папа водил меня везде под ручку, как маленькую, а Шуйский ему говорил:

— Я тебя, старый, сейчас вмиг уложу…

Папа — музыкант, он в жизни никогда ни с кем не дрался… Если б у меня был отец — амбал два метра ростом, косая сажень в плечах, который бы въехал Шуйскому разок… Но мой папа — болезненный человек, не знакомый с языком насилия — единственным видом отношений, который понимают такие, как Шуйский. Отец не мог физически меня защитить.

Маму мою крыл такими словами — я и повторить не могу.

Мамочка говорила:

— Мы к вам каждый раз как в Чечню приезжаем. Вечные боевые действия.

Я даже стала бояться родительских приездов, потому что их присутствие еще больше подстегивало Шуйского. Наверное, он считал: кровавое представление нуждается в зрителях.

Мы с Шуйским приехали на «Мосфильм» — готовиться к очень значительной съемке. Супруг там затеял крупную ссору с музыкантами. Сейчас не помню, из-за чего вышел конфликт: кажется, кто-то кого-то в студию первым не пропустил.

Шуйский стал орать на моих коллег. Я думаю: он сейчас дров наломает. Ведь это наши с ним близкие знакомые, очень профессиональные музыканты. У меня с ними всегда были такие хорошие отношения!

Я попыталась выступить арбитром:

— Саш, подожди, может, вы просто друг друга неправильно поняли…

— Подойди сюда на минуточку, — говорит он мне.

Подхожу, совершенно ничего не подозревая. Он ведет меня в какой-то предбанничек, где никого нет. Хватает за плечи — и ударяет по голове своей головой. Я на мгновение отключилась. Очнулась от боли — супруг продолжал меня избивать. Смотрю: стены глухие, дверь основательная — хорошая звукоизоляция, студия все-таки. Я стала кричать — меня никто не услышал. Вскочила, выскользнула вон. Шуйский успел только мне вслед дать пинка под зад. Я была на пятом месяце беременности. Все-таки у меня уникальный организм: до сих пор не пойму, почему я не родила в тот день…