Руслан Тотров - Любимые дети

Скачивание начинается... Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Описание книги "Любимые дети"
Описание и краткое содержание "Любимые дети" читать бесплатно онлайн.
Действие романа «Любимые дети» происходит в современной Осетии. Герои его — инженеры, рабочие, колхозники — представители разных поколений, связанные воедино личными и производственными отношениями.
Роман, написанный образным языком, в философско-иронической манере, несомненно, привлечет к себе внимание широкого читателя.
В коридоре стоят двое на костылях, смотрят на нас без любопытства, и мы идем мимо них — я впереди, женщина за мной, подходим к следующей двери, и я напрягаюсь заранее, но дверь открывается вдруг, и перед нами возникает крахмальный халат и круглое, румяное лицо молоденькой медсестры.
— Зарина! — радостно восклицает она и, повернувшись, кричит кому-то: — Зарина пришла!
П р и ш л а, думаю я, и повторяю про себя имя:
ЗАРИНА.
На пороге появляется вторая медсестра, такая же молоденькая, румяная и черноглазая. Сияют снежной белизной халаты, сияют улыбки. Поздоровавшись, вторая медсестра косится на меня лукаво и спрашивает:
— А это кто, Зарина? Твой жених, да? Ну, говори, не стесняйся!
Стою, переминаясь с ноги на ногу, беспомощно оглядываюсь на женщину, а девушка, которую я держу на руках, Зарина, вдруг улыбается, да, я впервые вижу ее улыбающейся. Заметив женщину, молоденькие медсестры здороваются смущенно и, вспомнив о своих обязанностях, берут у меня с рук девушку, несут к себе, и одна из них захлопывает ногой дверь, и снова, теперь уже из-за двери, слышится смех. Они продолжают допытываться обо мне, и я злюсь — нашли, о чем говорить с парализованной девушкой.
О, доброта людская!
— Как вы будете возвращаться? — спрашиваю женщину.
— Не знаю, — отвечает она, — что-нибудь придумаю.
Смотрю на часы. Опаздываю уже на двадцать минут. Спрашиваю:
— Сколько времени уйдет на процедуры?
— Около часа.
Опоздать на двадцать минут или на два часа — велика ли разница?
— Ладно, — говорю, — я помогу вам. Только пойду отпущу машину.
Лицо женщины разглаживается, черты становятся мягче, взгляд светлеет.
Выхожу на улицу. Таксист рвется мне навстречу, кажется, даже машина боком подалась ко мне.
— Что с ней такое? — спрашивает он.
— Паралич.
— Ой, горе, — сокрушается он, — ой несчастье!
— Я остаюсь, — говорю, — отвезу их домой.
Протягиваю ему деньги.
— Когда? — спрашивает он.
— Через час.
— Спрячь свой рубль! — сердится таксист. — Божеское дело делаем, а ты деньги суешь! Слушай, — говорит он, — вместе отвезем их. Через час я подъеду. Ровно через час я буду здесь. Клянусь матерью!
Он оказался клятвопреступником.
На КПП воинской части, в маленький домик, встроенный в кирпичный забор, я вваливаюсь с Зариной на руках. Мы вваливаемся все вместе — мать Зарины, таксист-клятвопреступник и другой, который вез нас обратно, две медсестры и двое на костылях, старик из автобуса, хозяйка белой овечки и сама овечка, чистенькая и покорная. Дежурный долго вертит в руках предъявленную мной повестку, подозрительно смотрит на меня, спрашивает грубовато:
— Вы что, с перепоя?
— Вроде бы нет, — отвечаю. — А вы?
— Вам положено являться в 8.00, — суровеет он.
— Знаю, — говорю, — но обстоятельства выше нас.
Он нехотя возвращает мне повестку и жестом регулировщика указывает на дверь:
— Проходите.
В глубине просторного двора, у складских помещений стоят мои сопризывники, одетые в ватные бушлаты, ватные брюки и валенки, стоят все шестеро, заиндевелые, толстые, как снежные бабы, и перед ними в ладной своей шинельке, в хромовых сапожках прохаживается младший лейтенант Миклош Комар. Увидев меня, он останавливается и, ухмыляясь насмешливо, следит за моим приближением.
— Ты, часом, не служил в гусарах? — спрашивает. — Откуда у тебя такая старомодная выправка?
Закарпатский венгр, он приобщался к русскому языку через украинский.
— Что за маскарад? — интересуюсь. — Чего нарядились, рекруты?
Мои сопризывники радостно гогочут.
— Отбываем на стрельбища, — сообщает Миклош, — а тебе приказано явиться до полковника. Шагай, — говорит он, — через пять минут придет машина, постарайся обернуться за это время.
Не получается у меня сегодня, не оборачиваюсь я.
Иду в штабной корпус, в казенный дом, построенный в начале века. Поднимаюсь на второй этаж. Передо мной длинный полутемный коридор. Останавливаюсь у печной дверцы, слушаю, как гудит огонь. Пахнет сосновой смолой, сырым углем, табачным дымом, ваксой, и запахи эти, смешиваясь, возбуждают смутные воспоминания, и я стою, вбирая тепло, и вижу приоткрытое поддувало и крашеный пол, обитый у подножья печи гнутой, продавленной жестью, и чугунную вьюшку, высунувшуюся из дымохода, и высокий, сводчатый потолок, и небольшое окошко в торце коридора, и слышу глуховатый голос огня, повествующий о медленном времени, о прошлом уюте, о дороге, по которой не возвращаются.
О, светлая печаль!
Улыбаясь, отворяю дверь кабинета, заглядываю, спрашиваю:
— Можно?
Полковник Терентьев сидит за столом, складывает какие-то бумаги в папку. Тускло поблескивают звездочки на широких погонах, поблескивает седина в русых волосах.
— Здравствуйте, — говорю, — вы меня вызывали?
Он подымает голову, смотрит, и большое добродушное лицо его насупливается, и, глядя исподлобья, из-под реденьких бесцветных бровей, он кричит воинственным фальцетом:
— То, что вы одеты в штатскую одежду, не дает вам права на разгильдяйство! Вы призваны на переподготовку, значит, находитесь в рядах Советской Армии и должны подчиняться ее уставам! Никаких «можно»! Никаких «здравствуйте»! Вы обязаны доложиться старшему по званию как положено! Лейтенант-инженер такой-то по вашему приказанию прибыл! Вам ясно?! Выйдите в коридор и постарайтесь вернуться сюда офицером!
Выхожу, оглушенный. Снова открываю дверь:
— Разрешите?
— Слушаю вас.
— Лейтенант-инженер такой-то по вашему приказанию прибыл!
— Вольно, — не заметив ничего неладного, говорит он и приглашает вполне по-штатски: — Садитесь.
Присаживаюсь у краешка стола. Полковник подвигает ко мне лист бумаги и простенькую шариковую ручку:
— Пишите объяснение. По поводу вашего опоздания.
— Может быть, устно? — спрашиваю я.
— Устно нельзя! — отрезает он.
Задумываюсь — что писать? — а в памяти прокручивается первый день занятий. Тот же кабинет, те же действующие лица. Стоим у окна, и полковник говорит, словно сокровенным делится:
«Будем готовить вас на должность начальника полевого хлебозавода».
«Но я ничего не смыслю в хлебопечении, — развожу руками, — я ни дня не работал в пищевой промышленности вообще».
«Однако на военной кафедре института вы обучались по специальности «продовольственное снабжение»?»
«Это было так давно, что я успел все позабыть».
«Ничего, за эти две недели мы напомним вам теорию и ознакомим с материальной частью, а осенью призовем на сборы и дадим возможность попрактиковаться в полевых условиях».
«А может, оставить эту затею? Не проще ли использовать меня по профилю моей теперешней специальности?
«Вы нужны нам именно в том качестве, о котором я говорю».
ИТАК,
если взойдет искусственный гриб, то в тени его чудовищной шляпки
Я БУДУ МЕСИТЬ ТЕСТО, ПЕЧЬ ХЛЕБ.
Торопясь, пишу в объяснительной: «Опоздал, потому что проспал». Это в большей степени соответствует истине, чем повесть о парализованной девушке, беллетристика, которую мой единственный читатель счел бы, наверное, изощренной ложью. Да и была ли она, Зарина? (Привыкаю к ее имени.) Если бы я проснулся вовремя, встал и вовремя вышел из дома, вовремя сел в автобус или в трамвай — если бы, если бы. Отдаю бумагу полковнику, он читает, шевеля губами, отрывается, долго смотрит на меня.
— Шутка? — спрашивает наконец.
— Нет, — отвечаю, — правда.
— Что ж будильник-то не завел? — простодушно удивляется он.
— Завел, — говорю, — да звонка не услышал.
Полковник качает головой:
— Эх, молодость, молодость.
С высоты его лет я кажусь вопиюще молодым, наверное, даже юным, пожалуй.
— А я за всю свою жизнь ни разу не проспал, — с грустью говорит он вдруг, — не было такой возможности.
Вот и биография. В одной-единственной фразе. И не нужно личного дела, анкет никаких. Исчезают погоны, петлицы, мундир, и полковник предстает передо мной голым — славная наша мотопехота, царица полей — голый и грустный полковник. Серая кожа, опущенные плечи, отвисший живот. Подтянитесь, полковник, вы не так уж плохо выглядите для своего возраста. Сколько вам, кстати? А вдруг вы проживете еще столько же, и мы, сравнявшись, два долгожителя — мне девяносто, вам около ста двадцати — будем сидеть себе целыми днями на бульваре и под шелест листьев беседовать неторопливо, вспоминая прошлое и предполагая будущее. Будем сидеть, олицетворяя собою вечность, и, беседуя, поглядывать исподтишка на проходящих девушек. (Вы заметили, наверное, что в каждом следующем поколении они становятся все красивее, если счет поколениям вести от окончания войн?) Ах, полковник, время опадать листьям и время распускаться. И ничего тут не поделаешь, хоть мне и хотелось бы как-то поддержать вас, помочь, хоть слово доброе сказать — но где оно, это слово?
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!
Похожие книги на "Любимые дети"
Книги похожие на "Любимые дети" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Отзывы о "Руслан Тотров - Любимые дети"
Отзывы читателей о книге "Любимые дети", комментарии и мнения людей о произведении.