Мицос Александропулос - Сцены из жизни Максима Грека

• Название: Сцены из жизни Максима Грека
• Автор: Мицос Александропулос
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1983

Мицос Александропулос — известный греческий писатель, участник антифашистского Сопротивления, автор романа-дилогии «Ночи и рассветы» («Город» и «Горы»), сборников рассказов («К звездам», «Чудеса происходят вовремя»). Ему принадлежит и крупная серия работ по истории русской культуры, в частности трехтомная история русской литературы, романы о Горьком и Чехове.

Двухтомный роман Мицоса Александропулоса «Хлеб и книга» был удостоен в 1981 году Государственной литературной премии Греции. К этой же серии относится роман «Сцены из жизни Максима Грека». Он посвящен греческому мыслителю, литератору и ученому-переводчику, сыгравшему значительную роль в истории русской культуры XVI–XVII вв.

За переводы русской литературы на русский язык и популяризацию ее в Греции Союз писателей СССР присудил Мицосу Александропулосу Международную литературную премию имени А. М. Горького.

---

В этот момент начальник стражи, узнавший от провожатого монаха, что догадка его была верной, ударил ногой в дверь.

Удар был столь сильным, что рукопись Георгия вспорхнула перед глазами Максима, точно испуганная голубка, а на бумаги монаха хлынул поток масла и чернил. Монах поднял глаза и увидел начальника стражи.

…Говорят, что первым делом начальник стражи схватил монаха за горло и спросил, действительно ли тот беседовал здесь взаперти с Сатанаилом? Он, опытный ратник княжеского двора, угадал это еще на подступах к монастырю. И где сейчас Сатанаил?

Монах дал ему следующий ответ:

— Люди подобны рыбам или птицам. Как те не ведают своей судьбы, не ведает ее и человек. Ровно ничего он не знает. И словно рыбы, что попадают в сети рыбака, словно птицы, залетающие в ловушку, так же безотчетно, неосознанно ввергаются сыны человеческие в превратности своей судьбы.

— Вяжите его, — приказал начальник стражи.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ. СУДЫ (Импровизация с документами в руках)

Как молотят горький перец

и монахи, и монахини.

Народная песня

I. Обвинительная речь митрополита Даниила

Просите, и дано будет вам;

ищите, и найдете;

стучите, и отворят вам.

Евангелие от Матфея, VII, 7

«И митрополит Максиму говорил:

1. Пришли вы со Святой Горы из Турецкой державы к благочестивому и христолюбивому государю царю великому князю Василию Ивановичу всея Руси милостыни ради. И государь вас жаловал милостынями и всем, и много даров посылал в ваши монастыри, и честью вас великой почел. А вам было за государя бога молить и за всю его благочестивую державу о здравии, и о спасении, и об одолении всех врагов его. А вы с Саввой вместо блага великому князю зло умышляли, держали меж собой совет и посылали грамоты к турецким пашам и к самому турецкому царю, поднимая его на благочестивого и христолюбивого государя и великого князя Василия Ивановича и на всю его благочестивую державу.

И говорили вы с Саввой: «Великий князь идет войной на Казань, но не придется ему владеть ею, потому что для турецкого царя срам будет терпеть это».

И ведомы были вам Скиндера, турецкого посла, помыслы и похвалы, что хотел он поднять турецкого царя на государя великого князя и на всю его державу. И ты, Максим, то ведал, а государю великому князю и боярам его не сказал ни слова. Зато многим людям говорил ты здесь, в Москве: «Быть на земле русской турецкому султану, потому что не любит султан родственников царьградских царей, а князь великий Василий — внук Фомы Аморейского».

И еще говорил ты, Максим: «Великий князь оставил землю свою крымскому царю, а сам оробел и бежал. А коль он от крымского бежал, то как не бежать ему от турецкого? Ежели нагрянет турецкий, то придется великому князю или подать платить, или бежать».

2. И ты же, Максим, великого князя Василия называл гонителем и мучителем нечестивым, как были прежние гонители и мучители нечестивые.

3. И ты же, Максим, многим здесь говорил: «Великому князю и митрополиту о многолетии молят в Москве и еретиков проклинают. Однако поступают не по Писанию, не по правилам: поставляют митрополита своими епископами в Москве, а не в Царьграде от патриарха».

4. И ты же, Максим, говорил многим, и учил, и писал в книгах своих, будто сидение Христово одесную Отца его временное и минувшее, как временным и минувшим было пребывание в раю Адама. И там, где в наших книгах было написано «сидящий одесную Отца», ты, Максим, загладил и написал «сидевший одесную Отца», а где было «сидит», написал «сидел».

5. И ты же, Максим, святую божью апостольскую церковь и монастыри укоряешь и хулишь, что стяжают они, что и людей, и доходы, и села имеют. А в ваших монастырях на Святой Горе и в иных местах на вашей отчизне у церквей и у монастырей целые села есть, да и в писаниях и в житиях отцов писано, что можно их держать святым церквам и монастырям.

И ты же, Максим, святых великих чудотворцев Петра, Алексея и Иону, митрополитов всея Руси, и святых преподобных чудотворцев Сергия, Варлаама и Кирилла, Пафнутия и Макария укорял и хулил такими словами: «Коли держали они города, и волости, и людей, коли судили их, коли пошлины, оброки, дани взимали и большое богатство имели, то нельзя им быть чудотворцами».

И был ты за это, Максим, осужден великим божественным собором перед князем Василием, и перед нами, и перед архиепископами и епископами, и перед всеми священными мужами в палате великого князя, и были на том же соборе братья великого князя и все боярство. И после на нашем митрополичьем дворе не раз еще судили мы тебя за те же хулы, а также за другие злого твоего мудрствования хулы, о коих узнали позднее, и на тех других священных соборах вместе с тобой судили мы единомышленников и советников твоих. И не раз читали мы тебе свидетельства божественных писаний, чтобы послужило тебе в познание, в разум истинный и исправление. И заключили мы тебя в Иосифов монастырь, и велено было надзирать за тобой Тихону Ленкову, и отцом духовным был дан тебе священноинок Иона, но ты тому Тихону и священноиноку Ионе говорил так:

6. «Чист я с рождения моего из чрева матери от всякого греха и доныне не имею за собой вины никакой. Напрасно вы держите меня без вины. И поскольку учился я философии, ведаю я все, что где делается».

И везде ты, Максим, себя оправдываешь и возносишь, и хвалишь, не признавая за собой ни единого греха с рождения своего. А покаяния, исповедания, исправления не показал ты нимало в хулах своих на господа бога и на законы его, за что столько раз судили мы тебя. Не только о прежних своих хулах не каешься, но еще и прилагаешь зло ко злу: похваляешься эллинскими и жидовскими мудрствованиями и чернокнижными их хитростями волшебными, отреченными от христианского закона; себя превозносишь, христианские нравы губишь.

Наложено было на тебя запрещение, чтоб тебе ни беседовать, ни учить, ни писать, а только исповедаться и каяться с прилежным плачем и слезами о еретических своих хулах.

7. А ты же, Максим, волшебными хитростями эллинскими писал водою на дланях своих и простирал те длани против великого князя, а также против многих иных, волхвуя. И не каялся, что много хулил на господа бога, на пречистую Богородицу, на святых отцов и чудотворцев, и на церковные чины, и уставы, и законы, и монастыри. И что на великого князя нашего христолюбивого Василия хулил. И что посылал грамоты к турецкому султану и к его пашам, поднимая его и призывая на разорение православной веры, и святой церкви, и христолюбивого царя нашего, и всего православного христианства, и всей земли Русской.

8. Ныне же новые богохульные вины твои объявились, что со своими единомышленниками и советниками мудрствовал ты и смышлял и действовал против православной веры. Переводил ты житие пречистой Богородицы, Метафрастово творение, со старцем Селиваном да с Михаилом Медоварцевым. А Исак Собака то житие списал князю старцу Вассиану. А Вассиан то житие дал великому князю. Запросили мы то житие у великого князя и прочитали хульные строки, что там написаны. Пишешь ты, Максим, что пречистая Богородица вошла в совокупление до обручения. А в другом месте, где было написано «с семенем мужским нисколько не причастившаяся», написал ты «якобы не причастившаяся». Эти и другие хульные строки так и написаны.

9. И ты же, Максим, в Деяниях апостольских, в Великом Догмате премудром о православной вере, в Великой святой троицкой вечере, в Евангелии от Матфея и во многих других священных книгах чернил или заглаживал слова и целые строки, иные заглаживал, иные писал по собственному усмотрению, искажая истинный смысл священных писаний.

10. И в святых правилах Кирилла Александрийского написал ты дословно: «Кто наречет деву Марию пречистой Богородицей, да будет проклят».

11. И многим здесь, в Москве, ты не единожды говорил: «Христос взошел на небеса, а тело свое на земле оставил, и тело то промеж неких гор ходит по пустым местам, а от солнца погорело и почернело, как головня».

12. Подали на тебя жалобу протопоп Афанасий да протодьякон Иван Чюшка, поп Василий, что ты нашей земли Русской святых книг никаких не хвалишь, но укоряешь и отметаешь, сказываешь, что здесь на Руси книг никаких нет: ни Евангелия, ни Апостола, ни Псалтыри, ни правил, ни уставов отеческих.

Вопрос: Так скажи нам, признаешься ли, что с единомышленниками и советниками своими злоумышлял и чинил против богохранимой державы Русской и православной веры?»

II. Ответ

Сердце, крепись…

Гомер. Одиссея, XX, 18

1. «Не можешь ты, душа, «служить двум господам»: «богу и мамоне», как нельзя одним глазом смотреть на землю, а другим на высоту небесную. Обоими нужно смотреть или кверху, или вниз. Если любишь Христа, возненавидь золото, потому что одно другому противно, как жизнь и смерть или свет и тьма. Что общего между Христом и золотом?.. Плоть твоя, постоянно утучняемая вкусными снедями, погружается в продолжительный сон, вызывая плотские пожелания и осквернения — часто, увы, не только во сне, но и во время бодрствования. Глаза человека смотрят тогда свысока, ибо сердце его вознеслось суетными надеждами на богатство и стяжания, и он уже почитает себя кем-то великим, а не как прежде почитал себя последнейшим из всех. Каждое дело направлено у него к тому, чтобы получить земные похвалы. Достигнув желаемого, он тотчас же отбрасывает лицемерное смирение и бесстыдно проявляет скрывавшуюся в нем прежде гордость… В гордости своей думает он, что волен распоряжаться законом, как вздумается ему, — заносится, сильно гневается, мучит, вяжет, берет взятки, питается невоздержанно, весь ум его занят золотом, и все многомятежное попечение его — о том, как угодить властям. Язык его развязен; не сдержан священными узами молчания; говорит с гневом и досаждением и допускает много такого, что свойственно людям презренным и скверным блудницам. Но и рука его не бездействует, а, подымая кверху жезл, гневно грозит ударить по хребту убогого человека. Мысленные же очи у него ослеплены люблением тщетной славы и страшной гордостью. Погубив в себе душевную доброту и духовные богатства, старается он украсить себя разноцветными и мягкими шелковыми тканями, золотом, серебром и драгоценным жемчугом… Таким образом, отринув страх божий, зорко наблюдает он только за внешней нечистотой, не имеющей никакого значения: старается дочиста отмывать руки от внешней грязи, а что они постоянно оскверняются богомерзкими сквернами лихоимства, о том нисколько не радит…