Бен Макинтайр - Агент Зигзаг. Подлинная военная история Эдди Чапмена, любовника, предателя, героя и шпиона

• Название: Агент Зигзаг. Подлинная военная история Эдди Чапмена, любовника, предателя, героя и шпиона
• Автор: Бен Макинтайр
• Издательство: Юнайтед Пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-904522-99-5

История Эдди Чапмена — самого известного двойного агента Второй мировой войны. Фоном для этой головокружительной биографии послужили драматические и кровавые события середины XX века, невероятные успехи и обескураживающие ошибки спецслужб Британской империи и Третьего рейха, «тихая война» математиков и контрразведчиков за секретные шифры противника, невозможное сплетение судеб — словом все то, что мы привыкли видеть в лихо закрученных шпионских романах. Разница в том, что «Агент Зигзаг» Бена Макинтайра — хоть и увлекательное по форме, но серьезное по масштабу проделанной работы биографическое исследование, базирующееся на недавно открытых для историков архивных документах британской контрразведки МИ-5.

---

20

«Отсыревший заряд»

Никто не обратил внимания на норвежского моряка с живыми черными глазами, севшего в самолет, следовавший дневным рейсом из Лиссабона в Мадрид, и тихонько устроившегося в самом конце салона. В кармане у него был норвежский паспорт на имя Олафа Христианссона, моряка, уроженца Осло. Этим же рейсом летела целая компания норвежцев, однако их тихий соотечественник не спешил вступить с ними в разговор. Да он и не мог бы: ведь он не знал ни слова по-норвежски.

В мадридском аэропорту коренастый приземистый человечек с румянцем на щеках подскочил к нему из толпы.

— Вы Фриц? — шепнул он.

— Да, — ответил Чапмен. — Красавчик Альбер.

В отеле «Флорида» Чапмен пообедал жареной свининой, выпил бутылку терпкого испанского вина, после чего проспал двенадцать часов. Следующие пять дней он помнил смутно. Эдди потерял счет безымянным немецким визитерам, которые приходили и уходили, задавали одни и те же либо слабо различавшиеся вопросы. Эти допросы проходили в его номере в отеле, в холле на первом этаже или в близлежащих кафе. Розовощекий немец выдал ему 3 тысячи песет, предположив, что, возможно, ему захочется закупить что-нибудь из одежды, чай, кофе или «что-нибудь еще, что трудно достать в оккупированной Европе». Итак, ему предстояло возвращение во Францию. По мадридским улицам за Чапменом осторожно следовала маленькая улыбающаяся тень.

Человек, который первым опрашивал его в Лиссабоне и которого МИ-5 позже идентифицировала как офицера абвера Конрада Вайснера, появился в отеле «Флорида» и объявил, что будет сопровождать Чапмена в Париж. В отдельном спальном купе Чапмен лежал без сна, пока поезд в темноте громыхал мимо станций: Сан-Себастьян, Ирон, Хенде, Бордо. На рассвете 28 марта поезд прибыл на вокзал д'Орсэ. На перроне его уже ждал Альберт Шель, его луноликий собутыльник из Нанта, тот самый Красавчик Альбер — первое из увиденных им знакомых лиц. Они обнялись как старые друзья; по дороге на квартиру абвера на улице Луинь Чапмен поинтересовался, где доктор Грауманн. Понизив голос, чтобы водитель не услышал его слов, Альберт прошептал, что Грауманн, «попав в опалу», был отправлен на Восточный фронт.

Причины изгнания фон Грёнинга до сих пор неясны. Позже Чапмену рассказали, что его шеф поссорился с главой парижского отделения абвера и его тихо убрали, использовав как предлог злоупотребление алкоголем. Сам фон Грёнинг позже объявил, что собирался послать за Чапменом подводную лодку, однако начальство запретило ему это, и он навлек на себя немилость, яростно отстаивая свое решение. Также вполне возможно, что лояльность фон Грёнинга к Гитлеру была поставлена под сомнение наряду с лояльностью других сотрудников абвера. Так или иначе, фон Грёнингу пришлось покинуть свой пост в Нанте и отправиться в свою старую часть, входившую в группу армий «Центр» и воевавшую на русском фронте.

Чапмен считал доктора Грауманна своим «старым другом», но, что еще важнее, тот был его защитником и патроном. Его уход стал серьезным ударом. Тем временем допросы продолжались. Полковник люфтваффе, провожавший его в Ле-Бурже, и пилот, лейтенант Шлихтинг, расспрашивали его о прыжке и приземлении. Следующим был армейский офицер, безымянный и недружелюбный, за ним появился какой-то гражданский, забросавший его пятью десятками вопросов о британских военных базах и вооружениях, ни на один из которых Чапмен не знал ответа. Кого бы Чапмен ни спрашивал про доктора Грауманна, — от всех он получал уклончивые ответы, из которых следовало, что тот находится «где-то на Восточном фронте». В конце концов Эдди, собрав всю свою храбрость, заявил, что хочет немедленно видеть доктора Грауманна и что «он больше ни перед кем не будет отчитываться о своей работе и не останется под началом другого человека». Однако его просьба, равно как и сквозившее в ней неприкрытое раздражение, была оставлена без внимания, — по крайней мере, так казалось.

Вопросы ему задавали дружелюбно, но весьма настойчиво. По вечерам ему было позволено развлекаться, однако лишь в компании Альберта и еще одного соглядатая. В просьбе выдать аванс из тех денег, что ему причитались, было решительно отказано. После решительного протеста он получил на расходы 10 тысяч франков. Позднее эту сумму с явной неохотой увеличили до 20 тысяч франков. Это не было похоже на ту встречу героя и невероятные богатства, о которых он мечтал. Это несоответствие чрезвычайно напрягало Чапмена. Эдди запоминал лица допрашивавших его, а также те немногие имена, которые ему удавалось выяснить. Однако основная часть его психической энергии уходила на то, чтобы вновь и вновь рассказывать свою историю — полуправду-полуложь, которая была огненными буквами вписана в его память после долгих дней и недель повторений на Креспини-Роуд. Он ни разу не сбился и не допустил ни единого разночтения, хотя был особенно осторожен с временем и датами, обозначая их лишь приблизительно, памятуя предупреждение Тара Робертсона: «Важно не называть точного времени, иначе рассказ получится чрезмерно точным». Он так хорошо знал свою легенду, что временами сам в нее верил. Благодаря сохранившейся стенограмме знаем ее и мы.

Я приземлился на вспаханном поле около половины третьего ночи. Вначале я был оглушен падением, однако, как только сознание полностью восстановилось, я закопал парашют возле каких-то кустов на берегу ручья, протекавшего по краю поля. Я снял рюкзак со спины, забрал из него передатчик и рассовал детонаторы по карманам. Невдалеке я заметил небольшой амбар. Осторожно приблизившись к нему, я понял, что он пуст, влез в него через окно, забрался на чердак и проспал до наступления дня. Не знаю, в котором часу я проснулся, поскольку мои часы остановились. Очевидно, я разбил их во время падения. Я вышел из амбара и по проселку шел до большой дороге, двигаясь к югу, пока не дошел до указателя с надписью «Уисбек». Сверившись с картой, я понял, что нахожусь неподалеку от Литтлпорта. Дойдя до деревни, я увидел, что железнодорожная станция действительно называется Литтлпорт. Я посмотрел расписание: поезд на Лондон отправлялся в 10.15. Сев на него, я прибыл на Ливерпуль-стрит примерно в четверть первого. Я зашел в буфет, выпил стаканчик, купил сигарет, а затем нашел на станции телефонную будку и позвонил Джонни Ханту в рабочий клуб «Хаммерсмит». В клубе мне ответили, что Джимми будет около шести, так что я на метро доехал до Уэст-Энда и пошел в кинотеатр «Нью Галлери», где посмотрел фильм «В котором мы служим». Я подумал, что сразу после прибытия мне лучше в дневное время не слоняться по Уэст-Энду.

Я оставался в кинотеатре, пока не отключили свет, после чего опять позвонил Джимми в клуб. Он удивился, услышав меня, но согласился встретиться со мной на станции метро «Гайд-парк». Мы отправились в ближайший паб. Я сказал ему, что сумел смыться с Джерси и что хочу очень многое с ним обсудить, но было бы лучше сделать это в каком-нибудь более тихом месте. Мне было особенно важно, чтобы полиция не узнала о моем возвращении в Британию, так что Джимми предложил отправиться по одному из его секретных адресов — на Саквиль-стрит, где он жил вместе с девушкой. Я сказал, что не хочу, чтобы меня видел кто-нибудь, кроме него, поэтому он позвонил своей девушке и велел ей отправиться куда-нибудь на время, поскольку ему предстоит деловая встреча с приятелем. Она привыкла куда-нибудь исчезать, пока Джимми занимается своими делами, поэтому она не удивилась.

Когда мы приехали на квартиру на Саквиль-стрит, я рассказал Джимми все как есть. Я сказал, что, сидя в тюрьме на Джерси, решил работать на германскую разведку, что ко мне отнеслись прекрасно и пообещали значительную сумму денег, если я выполню их задание в Британии. У меня с собой была тысяча фунтов, и еще пятнадцать тысяч мне было обещано, если я успешно проведу диверсию на заводе «Де Хавилланд». Для Джимми это была отличная возможность заработать кучу денег и получить защиту германского правительства, которое сможет вывезти его из страны. Я показал ему свой радиопередатчик и сказал, что мне нужно место, где бы я мог с ним работать. Джимми сказал, что в последнее время полиция слишком уж пристально следит за ним и поэтому он снял дом в Хендоне, а пока он советует мне оставаться на квартире на Саквиль-стрит и сидеть тихо.

В субботу я перебрался в дом в Хендоне и в воскресенье в первый раз вышел оттуда в эфир.

Я объяснил Джимми, что мне надо немедленно приступить к делу и достать материалы, которые понадобятся для диверсии на заводе «Де Хавилланд». Мы решили, что с моей стороны было бы глупо слишком много расхаживать по улице, — не исключено, что меня ищет полиция. Однако Джимми сказал, что у него осталось немного взрывчатки на Сент-Люк-Мьюз — еще той, что он использовал в своей работе до войны.