Антон Чиж - Пять капель смерти

• Название: Пять капель смерти
• Автор: Антон Чиж
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-60881-2

Русский бунт — бессмыслен и беспощаден. Правителей то травят, то взрывают, то закалывают с особой жестокостью и цинизмом. Народная фантазия по части расправы поистине не знает границ!

В начале ХХ века бывшие бомбисты сменили тактику и решили призвать древних богов для воплощения своих революционных целей. Эти боги жаждут человеческой крови и лишают разума, путь к этим богам лежит через наркотический экстаз…

Родион Ванзаров и его верный друг криминалист Аполлон Лебедев сталкиваются с тайной организацией под предводительством безжалостного гермафродита, мечтающей свергнуть российскую монархию. Чтобы раскрыть коварный замысел, полицейским придется вступить в отчаянную схватку с агентами Охранки и заглянуть в бездну…

---

Антон Чиж Пять капель смерти

Эта болячка не слишком обременяет. Требует заботы от силы раз в месяц. Тогда я иду в лавку на левом берегу Сены. Опускаю пальцы в корзину, плетенную из ивы. Трогаю. Глажу. Слушаю запах пыли. Пачкаю ладони мягкой шелухой. Хозяин наблюдает сначала терпеливо, потом — раздражаясь, потом отворачивается. Быть может, прощая странности иностранца за старость лет.

Книги я не покупаю.

Они скользят сквозь пальцы. Поймав заглавие, отпускаю его, чтобы немедля вытянуть следующее. Это странно приятно, будто тексты, которые не успеешь прочесть, узнаешь насквозь. Ощущаешь их глубину. В этом есть смутная радость, что-то из другой жизни, из того потерянного далека, что дышит сладкой печалью. Названия мелькают. Страницы шелестят. В душе наступает покой.

В тот день хандра заставила лезть в пыль снова. Обложки привычно рябили. Взглянув, я вернул корзине пожелтевшую стопку, с которой содрали переплет. Внезапно что-то, еще не совсем ясное, заставило выловить беглянку, успевшую юркнуть за «Историю цивилизации» Бокля. Книжечка в пол-листа была потрепана, как старая швабра. Срез лохматился обрывками, корешок сыпался засохшим клеем. От автора осталась дырка, за края которой цеплялись «Ан» и «жъ». То, что было между ними, съела пустота. А память моя не разгадала имени.

От вида кириллицы я, признаться, отвык. Русские буквы казались неправильными. Я читал, смакуя забытый язык. Название было, как у чудесных бульварных книжек моего детства: «Божественный яд». Наверняка приключения в Индии или исторический роман о коварных отравителях. Я нетерпеливо слистнул заглавие. И прочел первую страницу. За ней — следующие. Трудно было поверить глазам. Зрение мое ослабло до толстых очков, но тут оно было ни при чем. Неизвестный автор каким-то невероятным образом проник в историю, которая много лет не давала покоя, дразня неразрешимой загадкой.

Я спросил букиниста, сколько месье желает за эту рухлядь. Удивленный внезапному чуду, он хотел отдать за так, но совесть торгаша не позволила. Мы сошлись на паре франков за американский роман, а ненужный раритет — в подарок. И расстались, довольные друг другом.

Чуть не бегом вернувшись в свою квартирку, я заварил кофе и принялся изучать ветхий манускрипт. Оторвался же, когда закрыл последнюю страницу, а за окном рассвело. Удерживала меня не интрига. Я знал: если прервусь — выброшу книжонку в окно, или сожгу в плите, или разорву в мелкие клочья. Не смогу справиться с негодованием. Скажу прямо: автор разжег во мне подзабытый гнев.

Что же он сделал? Разузнав отдельные факты, хранившиеся в полной тайне, смешал живых и исторических персонажей, извратил и перепутал события, сплел чудовищную ложь. Причем испачкал дорогой моему сердцу образ Ванзарова. Но хуже всего, что безмозглый писака выдумал, высосал из пальца и нашкрябал такой финал, которого в действительности не было, и раскрыл тайну, которой так никто и не узнал. Во всяком случае — я. Что стало мукой на все эти годы.

Теперь уже не осталось никого, кто бы мог отомстить за литературное преступление. Быть может, и сам автор канул в Лету. На что я сильно рассчитываю. Но если сидеть сложа руки, тайна останется неразрешенной, а друзья мои уйдут в вечность оклеветанными. Чего нельзя допустить, хотя бы ценой самой пенсии.

Писать я не умею, слог мой коряв и ковыляет на обе коленки. Зато у меня хранится бесценное сокровище. Я тщательно собирал факты, показания и документы, касавшиеся того дела. Архив прошел со мной через скитания и уцелел до последней строчки. Я берег его, не продав популярным журналам, даже когда голодал. Долгие годы я размышлял над ним, искал зацепку, и казалось, что тайна вот-вот сдастся. Но всегда в последний момент она ускользала. Уже много лет не притрагивался я к заветной папке. В ней — мое возмездие.

Я извлекаю архив со всеми записками, показаниями и отчетами, ничего не скрывая. Если кто-то найдет возможную отгадку, тогда бессовестный автор «Божественного яда» будет наказан. А те, кто прочел его пасквиль, поймут, как много они потеряли.

«Истина всегда рядом. Ее надо увидеть», — говорил мой друг и учитель Ванзаров. Мне не хватило остроты логики. Быть может, кому-то повезет больше. Тайну Ванзаров знал, но так и не открыл мне. Лишь уверял, что ключ у меня в руках. Ныне я предоставляю этот ключ каждому, кто рискнет взяться за мой архив. Чтобы логика и разум победили мрак безвестности. И свет воссиял.

Николя Гривцов,

коллежский секретарь Департамента полиции в отставке.

Март 1953-го, Париж

Показания артельщика Ярцева Василия

Прибыли мы в Петербург к концу октября. Услыхали от наших, вологодских мужиков, что зимой в городе выгодное дельце имеется: резать лед на Неве да продавать. Ну, Макар, старшой наш, смекнул: за дурную работу платят, а зимой в деревне делать нечего, отчего бы не заработать. Дал «на лапу» исправнику, чтоб выправил паспорта, взял в аренду соседскую лошаденку. В артель же позвал Петьку, Кольку да меня. Все — Ярцевы. Не родственники мы, только фамилии похожие. И отправились, значит, к первому льду. В столице разыскали нашенских, те подсобили войти в ледорубное дело. Так и начали промысел. Патенты на заготовление льда речная полиция распределяла. Само собой, чтоб получить делянку, тоже надо было подмаслить. Но брали по-божески. Макар не терялся, устроились хорошо.

Лед пилили брусками в метр длиной и полметра шириной, называемыми «кабаном». Вытянем «кабана» из проруби, сложим на узкие волокуши и прямо с реки отправляем: в ледники складов, магазинов и ресторанов прочих. Дело выгодное. Льда до следующей зимы хватало. А нам деньжат. Своим в деревню отправляли гостинцы. Хорошо было. Макар артель в строгости держал, водки — ни-ни. А тут на Рождество зашли в трактир праздник отметить, и понеслось. Очнулись дня через три, когда все спустили до нитки. Хорошо хоть лошадь не пропили.

Макар обозлился, орал на нас с матюгами, чуть было поленом лошаденку не зашиб. А что мы, виноваты, что ли, будто сам не пил. Ну ладно. В тот день, это, значит, числа тридцатого декабря было, а может, и под Новый год, встали засветло, даже чаю напиться не дал, пошли на реку. Мороз, да и лошаденка наша некормленая, копыта еле переставляет, волокуши тянет. Ну ладно. Добрались кое-как.

Макар выбрал делянку между Биржевым и Тучковым мостами, там, где правый рукав Невы остров Васильевский огибает. Конечно, местечко глухое. Местные артельщики уходят правее, за линию электрического трамвайчика, что бегает по замерзшей реке от Дворцовой до Мытнинской набережной за три копейки с пассажира. Присматривали делянки ближе к Зимнему дворцу и Петропавловской крепости то есть. Оттудова везти быстрей и легшее. А мы без претензий. Спасибо, что работа есть.

Бредем, значит, мороз душу выворачивает, темно еще. Вдруг Колька говорит:

— Чегой-то на льду темнеет.

Макар на него огрызнулся, дескать, чего рот раззявил, а сам заторопился. Ну и мы за ним. Подходим. У самого края проруби — видать, в праздник на Святки кто-то работал, чухонцы, наверно, кто же еще в праздник работать будет — человек лежит. Пальто распахнуто, пиджак расстегнут, а лицом в снегу. По виду — состоятельный, чистый такой. Колька говорит:

— Может, пьяный? Помочь надо, замерзнет ведь.

Макар ему:

— Ишь, помощник выискался. Себе помоги. А этому уже все одно.

— Ты почем знаешь? — Петька, значит, спрашивает.

Макар говорит:

— Глаза протри, холера, вишь — не шевелится. Околел уже. На таком морозе долго не пролежишь. Да и пальтишко скинул.

Тут я встрял: может, в полицию сбегать?

Макар злобно зыркнул и отвечает:

— Чай, желаешь на каторгу угодить и нас с собой уволочь?

— Зачем же каторга, — говорю, — порядок соблюдем, позовем кого следует. Разве это неправильно?

— Ах, дурья башка! — шипит Макар. — Да тебя же первым виноватым и сделают. Скажут: сам и убил, злодей. Мужик бесправный — сподручный для обвинений. Зачем полиции убивца искать, когда такой вот умник к ним в руки пришел. Возьмут тебя в оборот — и сознаешься во всем, чего не делал. И мы за тобой пойдем.

— Да разве возможна такая несправедливость с простым человеком, — говорю, — не может такого быть.

Тут Макар совсем осерчал, всякого наговорил, повторять не буду. Колька с Петькой смотрят, как он меня чихвостит, рот открыв. Наконец артельщик наш выдохся и говорит:

— Все, не будет сегодня работы, уходить надо, пока темно. А чтобы с голодухи не сдохнуть, карманы выверните и одежку сдерните. Ему уже все равно, а нам копейка.

Мы с Петькой и Колькой переглянулись, кто первый желает. Никто не желает. Стоим, топчемся, на морозе не сладко. Макар обложил нас последними словами и сам лапы в пальто засунул. Вытягивает пачку ассигнаций, одни красненькие[1], по виду — не меньше тыщи!