Юрий Смолич - Мир хижинам, война дворцам

• Название: Мир хижинам, война дворцам
• Автор: Юрий Смолич
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1966

Первая книга дилогии украинского писателя Юрия Смолича, роман «Мир хижинам, война дворцам», посвящена революционным событиям 1917 года на Украине и за ее пределами, в частности и Петрограде.

Содержание книги охватывает период с Февральской революции до исторических июльских дней. На фоне общественных событий раскрываются судьбы героев романа — и среди них целого ряда лиц исторических, выведенных автором под их собственными именами.

Ю. Смолич использует и разрабатывает в книге огромный фактический материал, который в ряде случаев до сих пор широко не публиковался.

Вторая книга — «Ревет и стонет Днепр широкий» — посвящена борьбе за установление советской власти на Украине.

---

Говорил Затонский с Сырца. Комитет поручил ему выступить на митинге в Богдановском полку — рассказать о принятых конференцией пограничной полосы решениях. Затонский информировал: митинг начался, идет доклад о петроградских событиях. Настроение у казаков неплохое: они возмущены кровавыми мерами реакции и обеспокоены, не начнет ли Временное правительство вслед за большевистскими громить и украинские организации? Очень подходящий момент склонить их на нашу сторону! Но они крепко держатся за свою Центральную раду. Как быть? Мы же отказались войти в Центральную раду. Вчерашняя конференция подтвердила нашу тактику: врозь с националистами!

— Владимир Петрович! — кричал Горовиц в трубку. — Надо сказать им, что большевики не пойдут с Центральной радой, пока там заправляют буржуазные партии и ведут политику раскола демократических сил…

— Но, — кричал с другого конца провода Затонский, — как же им не заправлять в своей Центральной раде, националистам и сепаратистам, если их оттуда никто и не гонит? Чушь какая–то. Вошли же мы в Совет рабочих депутатов и в Совет военных депутатов, хотя там тоже заправляют меньшевики и эсеры, и боремся против них! Как же иначе?

— Владимир Петрович! — отвечал Горовиц. — Ты же знаешь мою позицию. Я за то, чтоб сейчас, когда рабочий съезд пополнил Центральную раду несколькими десятками пролетариев, войти и нам в Центральную раду — захватить руководство, изменить ее политику или… взорвать ее изнутри. Но ведь с этим не согласны! — Он вдруг как будто напал на выход. — Слушай! Черт с ней, с Центральной! Нам важно оторвать людей, которые за ней идут! Вот тебе идея для богдановцев. Сейчас в городе юнкера громят большевистские организации. Расскажи богдановцам об этом. Попробуем убить двух зайцев. Пускай идут в город и наведут порядок. Уже само участие в обуздании реакционеров приведет их к нам. А Центральная — уж как хочет…

Затонскому предложение показалось резонным. Пообещав попробовать вывести богдановцeв в город, он отключился. Но телефон тут ж опять зазвонил.

Звонила телеграфистка–большевичка с Центрального телеграфа, у нее было неприятное сообщение. Только что в адрес «тети на Подвальной» получена телеграмма из Петрограда:

«Юрочку положили в больницу».

«Тетя на Подвальной» — это был специальный пароль для секретных сообщений в комитет. Расшифровывалась телеграмма так: «Юрий Коцюбинский брошен в тюрьму». Член петроградской военной организации большевиков Юрий Коцюбинский во время июльской демонстрации возглавил 180–й пехотный полк и был арестован карателями Керенского — Дударева.

Саша расстроился: Юрий был ему близкий друг, a главное, через Коцюбинского шла связь большевиков Киев — Петроград. Сейчас она была особенно нужна. И эта нелегальная связь с петроградскими большевистскими организациями оказалась оборванной.

Однако раздумывать было некогда: телефон звонил и звонил. Теперь сообщали из центра: с Шулявки движется банда анархистов, хватают офицеров и юнкеров — и русских и украинцев, — срывают погоны, а то и, спустив штаны, дают жару. Во главе — девчонка в матросских клешах, какая–то Каракута…

Саша захохотал. И офицерам, значит, попадает!.. Но вообще было не до смеха. Союзник объявился очень уж неожиданный, да и методы его могли только умножить эксцессы. Однако Саша все–таки не мог не смеяться: господ офицеров угощает шомполами шулявская девка! Ну и умора! A анархистов надо все–таки приструнить.

Саша опять вызвал «Арсенал», —может, красногвардейцы уже управились с дебоширами у газетного киоска? Надо направить их против анархистов.

Теперь в «Арсенале» трубку взял сам Иванов. Да, юнкера уже разогнаны, убрались они и из окрестных улиц, где начали было вылавливать большевиков даже по домам…

Но как раз в тот момент, когда Горовиц хотел рассказать Иванову об анархистах, дверь отворилась и в комнату вошел офицер. За ним — второй. Сзади толпились юнкера, держа винтовки с примкнутыми штыками.

Тогда Горовиц быстро сказал в трубку:

— Помещение Совета рабочих депутатов тоже, очевидно, захвачено юнкерами. По крайней мере в нашу комнату…

Но тут офицер выхватил трубку из рук Горовица:

— Вы арестованы!

— Я догадываюсь, — ответил Саша, прислушиваясь к звукам, доносящимся из трубки. — Но арестовать меня вы не имеете права: я член Совета рабочих депутатов, а депутат не может быть арестован без санкции Совета.

— Я Боголепов–Южин и арестовываю вас как офицер для особых поручений командующего округом: в округе чрезвычайное положение, и военное командование не нуждается в санкции вашего Совета… Поручик Петров! Приступайте к обыску…

Поручик Петров не слишком спешил выполнять приказ, двигался он вяло, с индифферентным видом, — полицейские функции ему мало импонировали, — и Горовиц успел его опередить. Он подошел к шкафу в углу, запер его на ключ и ключ положил в карман.

— Во–первых, — сказал Горовиц, — поскольку вы настаиваете на моем незаконном аресте, я должен передать все, что здесь находится, органам, которые займутся расследованием моих «преступлений» и ваших прав на арест. Во–вторых, я заявляю решительный протест и требую вызова председателя Совета депутатов или хотя бы председателя Исполкома общественных организаций: оба они, как вам известно, не большевики. В–третьих, если речь идет об аресте, то должны быть, как полагается в таких случаях, понятые!

Надо было во что бы то ни стало протянуть время. Иванов, услышав, что разговор прерван, догадается, в чем дело, и пришлет подмогу.

— Да что с ним разговаривать! —зашумели более нетерпеливые из юнкеров. — По нем давно веревка плачет!

— Простите! — повысил голос Саша. — Всему своя пора! Придет срок и веревке! А пока прошу выделить человека, который будет вести протокол, как и надлежит при аресте — законном или незаконном…

— Протокол будет составлен в комендатуре, — холодно сказал Боголепов–Южин. — Прошу следовать на мной.

Горовиц прикинул: до «Арсенала» — два квартала, пять–шесть минут, две или три уже прошли. Значит… Он поднял руку и заговорил:

— Граждане юнкера! Перед вами студент. Большинство из вас тоже студенты или вчерашние гимназисты. К вам мое слово, коллеги! — Саша решил произнести трогательную, а главное — длинную речь. — Сейчас вы незаконно хотите арестовать меня, но вспомните, как полгода назад, когда мы еще сидели за партами, все мы мечтали о том времени, когда придет свобода, когда навек канут в прошлое аресты, насилие, жандармы, педели. И вот это время наступило. Пришла революция! — Юнкера притихли, они никак не ожидали, что к ним обратятся с речью. А Саша патетически восклицал: — Но вас самих хотят теперь обратить в орудие насилия и поругания свободы…

— Хватит! — гаркнул Боголепов–Южин. — Взять его!

Окно в Мариинский парк было перед глазами у Горовица, и он видел: по аллеям с берданками в руках бегут люди, впереди — Иванов. Саша, не прерывая речи, указал рукой на окно:

— И вот — глядите! — сюда спешит с оружием в руках возмущенный народ, чтоб защитить свободу от посягательств на нее…

Боголепов–Южин бросил трубку на рычаг аппарата. Доводить дело до вооруженной стычки — на это он пока полномочий не имел. К тому же юнкеров у него было полтора десятка, а рабочих бежало с полсотни. Юнкера уже начали понемногу пятиться…

Телефон тут же зазвонил, Горовиц взял трубку:

— Слушаю?

Боголепов–Южин сделал «кругом», шпоры звякнули малиновым звоном. Но на пороге он столкнулся с Ивановым.

— Простите!

— Простите!

Они смерили друг друга взглядом. Иванов дышал глубоко и часто — он бежал и запыхался. Боголепов–Южин покусывал губу. Иванов перешагнул порог и вошел в комнату.

— Простите, — еще раз извинился Иванов, — мы, кажется, помешали?

Саша Горовиц между тем говорил по телефону. Звонил опять Затонский: настроены богдановцы действительно отлично — они согласны выйти в город, чтоб восстановить порядок, но при условии, что это санкционирует Центральная рада.

За Ивановым вошли несколько красногвардейцев, среди них — Данила и Харитон. Остальные толпились в коридоре за дверями. Юнкера жались у стен.

Вдруг, всех растолкав, в комнату влетел Боженко. Он мчался что есть духу, обливаясь потом. Еще по дороге он услышал, что «наши побежали отбивать налет юнкеров на комитет».

Новая встреча со штабс–капитаном развеселила его.

— Ваше благородие! — почти обрадовался он. — Где–то мы с вами встречались?

Боголепов–Южин, кусая губы, криво усмехнулся:

— Да, «товарищ» Боженко, месяц назад я обращался к вам с просьбой направить ваших дружинников для прекращения бесчинств на Подоле…

— Вот он их и направил для прекращения бесчинств, хотя и не на Подоле, — улыбнулся Иванов, указывая на красногвардейцев, входивших в комнату.