Эдгар По - Эврика. Поэма в прозе (Опыт о вещественной и духовной Вселенной)

• Название: Эврика. Поэма в прозе (Опыт о вещественной и духовной Вселенной)
• Автор: Эдгар По
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Философия
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-27298-3

«Эврика» — последняя книга Эдгара По (1809–1849), вышедшая при жизни писателя. В этом сочинении, не менее парадоксальном и удивительном, чем его художественные произведения, Эдгар По, опираясь на одну лишь «чистую» интуицию, предвосхитил открытие «черных дыр» и предложил первое правдоподобное объяснение парадоксу Олберса (почему ночью небо не освещено равномерно, в то время как равномерно распределение звезд во Вселенной). Свою книгу Э. По называл поэмой и произведением искусства, а не науки, но при этом считал ее величайшим откровением, которое когда-либо слышало человечество.

---

Это, Сударыня, столь правдивый отчет, какой только я мог сделать по Записи его случая.

…Останки его были посещены некоторыми из первых людей города, многим из них очень хотелось получить прядь его волос…

Почтительно ваш Д. Д. Моран,

заведующий врач.

МИССИС КЛЕММ К НЕЙЛСОНУ ПО

Августа 19-го, 1860

О, как верховно счастливы были мы в нашем коттедже, в нашем милом домике! Мы трое жили только друг для друга. Эдди редко оставлял свой красивый дом. Я выполняла все его литературные хлопоты, потому что он, бедняга, ничего не понимал в денежных делах. Как бы он мог, выросший в роскоши и экстравагантности?

Он проводил большую часть утра в своей рабочей комнате, и после того как он кончал свою дневную задачу, он работал в нашем красивом саду, богатом цветами, или читал и произносил стихи нам. Каждый, кто знал его интимно, любил его. Люди сведущие говорили, что это лучший из всех живущих разговорщиков. У нас было очень мало знакомых, кроме как среди литераторов, но это было так очаровательно.

[Подписи нет]

МИССИС КЛЕММ К НЕЙЛСОНУ НО

Августа 26-го, 1860…

Рассказ о том, что он был неверен ей[25]или недобр с нею, совершенно ложен. Он был глубоко предан ей до последнего ее смертного часа, как все наши друзья могут свидетельствовать. Я прилагаю два письма Эдди… Второе было написано в то время, когда вы великодушно предложили взять к себе мою любимицу Виргинию. Я написала тогда Эдди, прося его совета, и это его ответ. Разве чувство, нашедшее здесь выражение, имеет такой вид, что он мог бы когда-нибудь перестать любить ее? И он никогда не перестал.

[Подписи нет]

ЭДГАР ПО К МИССИС ПО[26]

Июня 12-го, 1846

Мое милое Сердце — моя милая Виргиния. — Наша мать объяснит тебе, почему я сегодня, эту ночь, не с тобой. Я уверен, что беседа, мне обещанная, окончится чем-нибудь существенно-благим для меня, — ради себя, милая, и ради нее заставь свое сердце хранить всю надежду и еще немножко верь. При моем последнем великом разочаровании я потерял бы мое мужество, если бы не ты — моя маленькая, моя любимая жена. Ты мое величайшее и единственное побуждение теперь биться с этою несродственной, неудовлетворяющей и неблагодарной жизнью.

Я буду с тобою завтра… пополудни, и не сомневайся в том, что, пока я не увижу тебя, я сохраню в любящей памяти твои последние слова и твою пламенную мольбу!

Спи хорошо, и Бог да дарует тебе мирное лето с твоим глубоко преданным Эдгаром.

АННИ К МИСТРИС КЛЕММ

Воскресенье, вечер. Июня 15-го [год не означен]

Моя любимая Мадди, — несмотря на то что я не получила ответа на мое последнее письмо к вам, я не хочу пропустить случая вам написать. — Я одна в доме, и о, как хочу я, чтобы моя родная, драгоценная Мадди могла сесть рядом со мною, хоть на один час, в этот вечер — думаете ли вы, что мы когда-нибудь встретимся на земле? Иногда я думаю, что это невозможно, тогда я чувствую, что я должна увидать вас и что какой-нибудь добрый ангел устроит для нас свидание, — я так томлюсь желанием услышать ваш голос, зовущий меня опять, «Анни», «милая Анни», как вы звали меня так часто и как он звал меня, о так ласково, — Мадди, был ли когда-нибудь какой-нибудь голос такой нежный? Меж тем как годы уходят и я вижу других, которых называют утонченными и изящными среди людей, я вижу более полно его превосходство — я напрасно ищу лоб, который могла бы сравнить с его, — я ищу его манеры держаться, — этого изящества в соединении с достоинством — опять и опять я отвечала тем, которые спрашивали меня, не есть ли такой-то и такой-то человек «совершенный джентльмен», я отвечала, что никогда доселе я еще не видала никого, кроме одного, кого я судила достойным носить этот титул, и, Мадди, я знаю, я никогда не уважу другого, потому что никогда не может быть другого подобного ему. — Мадди, я должна вам сказать что-то грустное: кто-то украл у меня его портрет дагерротип. С тех пор как мы поселились в этом доме, я всегда держала его в выдвижном ящике одного маленького стола в гостиной, вместе с несколькими другими. Около шести месяцев тому назад я хватилась его и долгое время думала, что это, наверное, кто-нибудь взял, чтобы сделать снимок, и положить его обратно, но теперь, когда я спросила каждого, о ком только могла подумать и не могу найти разгадки, я так, так несчастна; правда, у меня оси, портрет пастелью, но он и приблизительно не так хорош. О, Мадди, спрячьте портрет, принадлежащий вам, под замок, и держите его всегда в сохранности! Можете ли вы, там где вы находитесь, получить фотографическую карточку с него? Я не буду притязать на что-нибудь большее, потому что у меня есть другое драгоценное сокровище, медальон с прядью его волос — он всегда у меня под замком, и портрет обыкновенно также был под замком, но мне нужно было вынимать его так часто, что наконец я оставила его внизу в гостиной на несколько недель, никогда ни разу не помыслив, что он может там не быть в сохранности. — О, Мадди, если вы только можете понять, какой несчастной это меня делает, я уверена, вы бы пообещали, что, если я переживу вас, портрет, вам принадлежащий, будет моим — я обещаю вам хранить его, я даже никому не покажу его. Столь многие из его поклонников просили меня дать им принадлежащий мне портрет, чтобы скопировать его, но я никогда не давала его — я так боялась, что что-нибудь может с ним случиться. Я пообещала, что я сама буду копировать его, и действительно намеревалась так сделать, потому что мало кому я с удовольствием дала бы портрет, кто мог бы сполна оценить его.

Мне грустно, что я печалю вас, говоря об этом, но, Мадди, это не от небрежности, а то я никогда бы не могла простить себе — может быть, его еще вернут, я не могу не надеяться, — но возможность, что этого может не быть, заставляет меня так тревожиться о том, чтобы вы берегли свой с удесятеренной заботой, — если вы можете заставить его скопировать, я пошлю вам денег, если снимки будут хороши, — так мало хороших фотографов, и так много дрянных портретов, что я почти боюсь довериться кому-нибудь, — но вы мне можете сказать, что вы об этом думаете…

[Здесь рукопись прерывается]

Константин Бальмонт Прощальный взгляд

Слова отошедших людей. Воскресшие тени. Долго спавшая мумия, в красивых своих, и душистых пеленах, вдруг ожившая от взгляда Любви. Оживляет Любовь, и прощает, если нужно прощать, и не помнит злого, а лишь красиво-благое, и стирает-стирает нежною рукою прах и пепел, и все, что есть серого цвета.

Красива поэтесса Елена Уитман, и звенящею болью, но и музыкой боли, и безмерною пыткой, но и долгим служеньем души душе — полна любовь, связавшая навеки два имени, — Елена и Эдгар.

Очаровательница и рабыня своих женских страхов, женщина, полюбившая ангела, демона, духа, кого-то, кто был больше чем человек, и потому испугавшаяся, — нежная си-билла, заманившая и себя и другую душу в колдования любви, а когда другая душа явила себя вулканической, смутившаяся и потерявшая смелость повиновения голосу собственного сердца, — без обмана обманувшая, без неправды обманутая, — изломанная игрушка неосторожно начатой игры, священно-вечной, в которую играют все Миры, воспламененные в своих полетах по Небу, — и в возмездие прикованная еще на годы, на десятки лет, к Земле, меж тем как в Небо могла улететь с небесным, — мир тебе, тень красивая, ты долго молилась в ночной своей часовне и думала, что это молитва о падшем, и не знала, что это мысль о взнесенном, и не знала, что это молитва — о себе.

На одном из сохранившихся оттисков, когда-то только что отпечатанной «Эврики», на белом листке, четким почерком Эдгара По, начертаны слова:

«Мука соображение, что мы утратим нашу личную тождественность, самоотдельное тождество прекращается сразу, когда мы отдадим себе в дальнейшем размышлении отчет в том, что развитие этого явления есть поглощение, каждым отдельным разумом, всех других разумов (то есть Вселенной) в свой собственный. Чтобы Бог мог быть всем во всем, каждый должен сделаться Богом».

Эти сверхчеловечески прекрасные слова, этот радостный зов на вершине высочайшего зрения, величайшей мощи, воления безграничного, и блеска чистейших кристаллов — этот клич Вестника, что пришел не отсюда, — заблудившаяся Елена Уитман называет гордым самоутверждением, и говорит, что здесь изобличается таинственное отъединение от Божеского сердца, тогда как именно здесь единственно верное к нему устремление, если оно должно понято умным и любящим сердцем.

Эдгар По мог бы сказать слова, которых он не произносил: —

Кто любит мед и млеко,
Ведет его дорога
От Богочеловека
До Человекобога.
Но все свои желанья
Исчерпав до свершенья,
Он выберет страданье
Как средство достиженья.
И за стеной Чертога
Есть путь, вне дней и века,
От Человекобога
До Богочеловека.

Он мог бы также сказать, чего он не говорил: