Дмитрий Де-Спиллер - Поющие скалы (сборник)

• Название: Поющие скалы (сборник)
• Автор: Дмитрий Де-Спиллер
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1981

Сборник научно-фантастических рассказов о путешествиях на другие планеты, о дальних звездных маршрутах и капитанах галактических трасс, о научных открытиях и исполнении мечты.

---

— Разрешите мне вас поцеловать. Пожалуйста. Я всегда буду гордиться, что поцеловал такую красивую женщину. Можно?

Горева, казалось, была смущена и растеряна, но кивнула головой. Из груди Матвеева вырвалось глупре восклицание.

Он крепко обнял Гореву и поцеловал ее в губы.

— Вы меня смутили вашей просьбой, — тихо сказала Горева. — Я замужем и у меня двое детей.

…Через месяц Матвеев улетел на воздушном корабле в N-CK. Решив проблему Аиральди, Матвеев прожил затем не больше года. Вскоре по возвращении в N-ск, он заболел. Медицина оказалась бессильна против болезни. Пятого сентября 3977 года Василий Дмитриевич Матвеев находился при смерти.

В тот день доктор ушел от больного, поскольку ему незачем было долее тут быть, и у постели Матвеева остались ученик Матвеева Алеша и другой, уже взрослый его ученик — Михаил.

Был поздний вечер. Комната слабо освещалась маленькой свечой с зеленым абажуром. Матвеев лежал и тяжело, прерывисто дышал. Чтобы отвлечься от тягостных чувств, Алеша заговорил о песне, слышанной им от Матвеева.

— «За рекой на горе лес зеленый шумит». Раз лес шумит, а не гудит, значит, он был лиственным, — говорил Алеша. — Ведь хвойный лес не шумит, а гудит. Один берег реки, левый, низкий, а тот берег, на котором стоит хуторок, правый. Он высокий. А через реку в этом месте был перекинут мост.

— Откуда ты знаешь, что через реку был перекинут мост? — спросил Михаил.

— Из строк «Опозднился купец на дороге большой. Он свернул ночевать ко вдове молодой». Слова «на дороге большой» означают, что действительно там была большая дорога, или, по выражению Василия Дмитриевича, транспортная артерия. Но река — это тоже транспортная артерия, а две транспортные артерии располагать параллельно невыгодно.

Василий Дмитриевич рассказывал мне, что на картах тех областей России середины XIX века, где употреблялось слово «хутор», не обозначены большие дороги, которые вплотную приближались бы к рекам, но не пересекали их. Так что, вероятно, «большая дорога» пролегала ортогонально к реке и там был мост.

— Но могла быть и переправа…

— Да, правильно. Я позабыл. Василий Дмитриевич говорил, что там был мост или переправа, — сказал Алеша смущенным тоном и вытер рукавом пот со лба. В, комнате было душно.

Алеша встал с дивана и вышел во двор. Все спало. Звезды сияли. Алеша подивился их множеству, надышался воздухом ночи и направился уже обратно в комнату, как вдруг поскользнулся и упал на что-то черное, извивающееся, склизкое. С ужасом вскочил Алеша на ноги и, лишь прибежав в комнату, сообразил, что он впотьмах наткнулся на ползавшего по двору спрута. Посмотрев на Михаила, Алеша обомлел. Тот сидел за столом еле живой, совершенно зеленый.

— Что с тобой? Тебя что-то напугало? — хрипло спросил Алеша.

— Нет.

— Отчего же ты такой зеленый?

Михаил вздрогнул и провел ладонью по лицу.

— Постой! — воскликнул он. — И ты зеленый!

— Да ну? — Алеша тоже провел рукой по щеке, но сразу сообразил: на их лицах был свет от зеленого абажура силикатной свечи.

Они подошли к Матвееву. Он что-то прошептал, и дыхание его пресеклось.

Утром у подъезда раздался топот лошадей и грохот подкатившей кареты. Хлопнула дверка, и в комнату вошла, почти вбежала, молодая женщина. Она назвалась Людмилой Михайловной Горевой. Она спросила:

— Какие были последние слова Матвеева?

— Людмила Михайловна, его последними словами, — отвечал Михаил, — была пословица: «На смерть, что на солнце, во все глаза не взглянешь».

— Внесите сюда цветы! — крикнула Горева, и двое ее детей — мальчик и девочка — внесли в комнату целый сноп великолепных цветов.

Ныне не много осталось стариков, помнящих удивительные минуты перелета Земли в туманность Андромеды. Один из них, Николай Андреевич Хлопонин, в принадлежащих его перу «Исторических очерках и воспоминаниях» так описывает свои впечатления об этом самом грандиозном космическом предприятии человечества.

«В тот день в N-ске, — пишет Хлопонин, — к двум часам дня Театральная площадь заполнилась народом. Толпа с замиранием сердца следила за солнечным диском. Точное время старта Земли не было известно. Его ждали с минуты на минуту. Я, тогда еще совсем малыш, сидел на цепях, окружавших памятник, расположенный у выхода Театральной площади к Приморскому бульвару.

Со мной был отец. Он объяснял мне что-то, чего я не понимал, про эффект Доплера, в силу которого солнечный свет, переместившись в инфракрасную часть спектра, станет невидимым, когда Земля двинется в путь. Я слушал отца, раскачиваясь на цепях памятника, как на качелях.

Вдруг мне показалось, что тень, отбрасываемая памятником, почернела и качнулась в сторону. Я поднял глаза и испугался.

Все, что было на площади, — люди, лошади, кареты, — все сделалось иссиня-черным. Люди, похожие теперь на негров, все до единого смотрели на солнце.

Я повернул голову и тоже стал смотреть на солнце. Оно больше не слепило глаза, превратившись в медленно плывущий по небу комок ярко-фиолетового пламени. Теперь оно было не круглым, а сильно вытянутым. Через минуту солнце стало синим, а еще через минуту ярко-зеленым (последовательно принимая все цвета спектра). Проплывая над городским театром, светило на мгновение снова стало золотым, потом оранжевым, потом вишнево-красным и наконец померкло.

Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидел мириады ослепительных звезд, мчащихся по черному небу. Они скапливались неправильными пятнами в разных частях небосвода, образуя пересекающие небо арки, которые периодически рассыпались и перестраивались. Я почувствовал прохладу.

— Папа, скажи, папа, это все люди делают? — спросил я отца, и когда отец ответил мне утвердительно, я изумился могуществу человеческого рода.

Четыре раза в небе появлялись маленькие, узкие, как черточки, солнца и, поиграв всеми цветами радуги, исчезали вдали. Потом наступила полная тьма. Звезды скрылись из виду.

Лишь несколько неясных бледных пятен металось по невидимому небу. Так прошло около получаса. Затем одно из белесых пятен посветлело, расширилось и рассыпалось по небу мириадами звезд. Из-за горизонта выплыло пылающее фиолетовое солнце. Оно проплыло над площадью и повисло у декоративной колоннады, вспыхнув сначала синим пламенем, а затем превратилось в ослепительно белый диск, каким и положено быть солнцу.

— Это не наше старое солнце. Это другое солнце, — сказал мне отец. — Наше старое солнце взорвалось миллион лет тому назад.

Я встал на ноги и осмотрелся. Над площадью вился легкий туман. От земли, травы и кустов бузины подымались испарения.

Собравшийся на площади народ стал понемногу растекаться.

Я оборотился лицом к памятнику, отлично мне известному.

Это была бронзовая статуя бородатого мужчины, опирающегося рукой о спину бронзового спрута. На подножии памятника поблескивали металлические слова: „Математик Василий Дмитриевич Матвеев“.

— Открытие этого человека сделало возможным перелет Земли к другому солнцу, — сказал мне отец.

— Он жил в седой древности, — повторил я где-то слышанную фразу.

— Да, это было в седой древности, — сказал отец. — Седой древности теперь, но бывшей когда-то златокудрой молодостью».

Желтая электричка

Два слова о себе

Я родился в*** году на Марсе. В то время Марс только начинали осваивать. Тогда на нем было два поселка — Северный и Южный, разделенные двадцатью километрами красной пыли. Между пылевыми холмами вилась линия электрички, соединяющая оба поселка.

Когда я родился, в Северном поселке было уже трое, а в Южном пятеро ребятишек первого поколения марсиан.

В семь лет я, как водится, пошел в школу. Школа находилась в Южном поселке, а так как я и мои родители жили в Северном, то на занятия мне приходилось ездить на электричке.

Между поселками ходили тогда две электрички. Одна из них, собранная из доставленных с Земли пластмассовых деталей, была ярко-красной, и ездить на ней мне было приятно. Другой электрички я, откровенно говоря, немного побаивался. Она была изготовлена из местного утильсырья и окрашена в желтый цвет.

Помню, как, стоя в своем маленьком скафандре на перроне, я несколько раз, глядя на подходившую желтую электричку, испытал острое щемящее чувство грусти, смешанной со страхом. Никогда не забуду этого!

На Марсе я окончил четыре класса средней школы. Доучиваться меня вместе с другими ребятами-марсианами послали на Землю. Перед отъездом на марсианский космодром я последний раз в жизни видел желтую электричку, и мне показалось тогда, что, рассматривая ее, я на мгновение разглядел чье-то очень печальное и немного страшное лицо.

Через час я вместе с родителями летел в космоплане на Землю.