Виталий Закруткин - Сотворение мира

• Название: Сотворение мира
• Автор: Виталий Закруткин
• Издательство: Военное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1986

Вторая книга романа Виталия Закруткина «Сотворение мира» посвящена трудному и сложному десятилетию в истории Советского государства — 30-м годам. На примере затерянной в глуши деревни Огнищанки писатель показывает разные судьбы своих героев — крестьян-земледельцев.

Книга рассчитана на массового читателя.

---

Все это время Максим Селищев ходил как в воду опущенный. Ощущение своей никчемности и одиночества не покидало его ни на секунду. Он не знал, чем ему заняться, что делать, как жить дальше. Дайтонский „обезьяний процесс“ вызвал у Максима отвращение.

Даже туповатый, очень недалекий Сэм Кэртис почувствовал, что с „обезьяньим процессом“ получилось неладно. Он помрачнел, на незлобивые нападки сына отвечал нехотя, а как-то за обедом проворчал, уткнувшись в тарелку:

— Если б я знал, что мистер Брайан такой же дурак и осел, как наши фермеры, я ни за что не полез бы в эту кашу. А теперь мне совестно на улицу выйти, каждый мальчишка кричит мне в спину: „Эй, дядя Сэм, займи ума хоть у обезьяны!“

К двум русским офицерам Кэртис относился с неизменным вниманием, по вечерам разговаривал с ними о политике, потчевал фруктовыми соками собственного изготовления.

— Скажи, Гурий, на чьи средства мы тут живем? — спросил однажды Максим. — Кто за нас платит? И долго ли ты намерен тут пробыть?

Крайнов недовольно поморщился:

— Я же тебе говорил, что миссис Кэртис родственница Бразуля. Мы приехали в Дайтон по их приглашению. Никто, конечно, за нас не платит — это было бы смешно. Просто нам с Бразулем захотелось, чтобы ты отдохнул после тюрьмы, вот и все. Задерживаться мы тут не будем. Поживем еще недельку-другую и уедем в Париж. Там по крайней мере наших много, веселее будет, не правда ли?

— А старика Тинкхэма и его зятя Стефенсона, которые сидели со мной в тюрьме, освободили? — спросил Максим, пристально всматриваясь в лицо Крайнова.

— Да, конечно, — кивнул Крайнов, — в тот же день. Почти все свидетели показали, что шерифа укокошил ваш друг Том Хаббард и что вы в этом мокром деле не участвовали.

— А что ты собираешься делать в Париже?

Есаул Крайнов усмехнулся:

— Делать мне там нечего, так же как и тебе. Но я за последнее время получил из Парижа много писем от наших полчан. Они пишут, что жить им стало легче, работы сколько угодно, можно даже землю купить по сходной цене и заняться хозяйством. Один из наших гундоровцев, кажется сотник Юганов, завел возле Парижа куриную ферму и сразу разбогател.

Расписывая Максиму прелести эмигрантской жизни во Франции, есаул Крайнов лгал. Его привлекали не куриные фермы и не заработки шофера или носильщика. Связанный с белогвардейским центром, он должен был „обработать“ своего одностаничника Селищева, увезти его в Париж и явиться вместе с ним к старому генералу-эмигранту Миллеру» руководителю «Русского общевоинского союза», который был основан по приказу Врангеля. Генерал Миллер, тоже связанный с белогвардейским центром, должен был направить двух офицеров для секретной работы на Дон.

— Что ж, — сказал Максим, выслушав Крайнова, — может, во Франции нам действительно будет легче дышать. Тут я больше не могу. Лучше уж уехать отсюда куда-нибудь, где есть русские.

Через неделю, простившись с гостеприимной семьей Сэма Кэртиса, Максим и Крайнов выехали во Францию. Деньги на переезд, как объяснил Крайнов своему недоверчивому спутнику, им любезно одолжил мистер Кэртис.

В Париже офицеров приютил знакомый Крайнова, настройщик роялей Габриель Гейо, в мансарде которого на бульваре Клиши уже жили два деникинских «полковника» и их общая любовница Рита Кравченко. Юные «полковники» — они называли друг друга Димой и Вадиком — играли на гитарах в кафешантане, а высокая, дебелая Рита аккомпанировала «полковникам» на каком-то странном металлическом инструменте, напоминающем поперечную пилу. Дима и Вадик, испитые, худосочные блондины, когда-то вместе учились в Пажеском корпусе, потом состояли адъютантами при генерале Деникине. Уже в дни бегства из Новороссийска кто-то полушутя присвоил двум друзьям-корнетам звание полковников. Смуглая хохлушка Рита — она же Агриппина — несколько лет служила горничной у княгини Палей, а год назад ловко выкрала у своей госпожи бриллиантовое колье, четыре платья, тысячу франков, вышла сухой из это-то дела и стала любовницей Димы и Вадика. К ней по старой дружбе навязался в сожители бывший управляющий имениями княгини Палей, вечно пьяный толстяк Пал Палыч. Неимоверное брюхо Пал Палыча привлекло одного дотошного антрепренера, который предложил «мсье Папалычу» три франка за выход в цирке «Унион» и взял к себе на службу. «Выход» состоял в том, что одетый в трико Пал Палыч укладывался на ковер, а два танцора-лилипута отплясывали у него на брюхе чардаш.

Вся эта компания радушно приняла двух казачьих офицеров, приехавших из Америки. После того как есаул Крайнов попросил сходить за коньяком и этим дал понять, что у него есть деньги, радушие перешло в ликование.

— Господи! Завтра же устрою вас наездниками в цирк! — сопя, как кузнечный мех, кричал Пал Палыч.

— Зачем им цирк? Они поступят барабанщиками в наш оркестр! — вопили Дима и Вадик. — Правда, Рита?

Рита-Агриппина, подняв голову, отозвалась:

— Да-да, только в наш оркестр! Я с детства обожаю донских казаков. Они такие душки!

Однако после изрядной выпивки бурный восторг уступил место плаксивым причитаниям. Захмелевший Пал Палыч, сняв пиджак и вытирая полотенцем потную шею, заговорил фистулой:

— Ее сиятельство княгиня Палей была второй супругой великого князя Павла Александровича, дяди государя. Жили они в Царском Селе, имели постоянный доступ во дворец, владели несметными сокровищами, много раз, бывало, наследника-цесаревича катали в своем роскошном автомобиле… И мне… гм… гм… доводилось держать на коленках его императорское высочество, носик им утирать кружевным платочком…

Теперь голос Пал Палыча зазвенел рыдающей фистулой:

— А теперь что получилось? Все августейшее семейство, и великий князь Павел Александрович, и молодой князь Владимир, сынок княгини Палей, — все казнены… Вот как все повернулось…

Пал Палыч пьяно всплакнул, стукнул по столу волосатым кулаком:

— Сволочи! Хамье! Никого не пожалели…

Рита-Агриппина тоже всплакнула, по-деревенски утирая слезы большой рукой и размазывая по щекам губную помаду.

— А я слышала, что цесаревна Анастасия жива, — сказала она, вертя в руках рюмку. — Говорят, будто она скрылась в тайге и ее приютило семейство Распутина. Там, говорят, за Тоболом, в таежной заимке, она и сейчас прячется… вроде, говорят, в мужицком платьице ходит, а собой писаная красавица…

— Ерунда! — ухмыльнулся вздремнувший на Ритином плече Вадик. — Бабские сказки! Твою Анастасию шлепнули так же, как и всех остальных. Это ясно! Иначе она давно была бы в Париже и наши выжившие из ума болваны провозгласили бы ее императрицей и самодержицей всероссийской…

Вадик привстал, качнулся, ухватился рукой за стул, на котором сидел Максим, дохнул ему в лицо запахом коньяка и мятных капель.

— Ерунда, полковник Се… Селищев, — сказал он. — Что? Хорунжий? Ну и хрен с тобой, все равно, что полковник, что хорунжий. Грош нам всем цена в базарный день! И великим князьям и хорунжим… Все мы — пыль. Развеяли нас по ветру — и фью-у! Понятно? И ты не верь ни одному нашему слову. Никому не верь! Все мы тут живем, как собаки в дырявой будке. Великие князья грызутся из-за утерянной российской короны, генералы — за право командования несуществующими армиями, всякие там сенаторы да губернаторы — за отнятые у них теплые места. Они жрут, пьют, политиканствуют, а мы нужники чистим и даже из-за этих самых нужников грыземся, чтоб, не дай бог, не упустить пятьдесят сантимов заработка…

— Подожди, Вадик, — перебил друга второй «полковник». — Насчет нужников ты перегнул. Улицы мы подметали, ящики на пароходы грузили, на гитарах по кабакам играли, но нужников еще не чистили.

— Брешешь, Димка! — вспыхнул Вадим. — Чистили! И в Лилле чистили, и в Гавре чистили, и в Руане чистили. Забыл, что ли?

Димка уныло махнул рукой:

— Ладно, к-какая разница? Н-ну, чистили… Подумаешь, беда какая!..

— Довольно, мальчики! — тряхнула волосами Рита. — Пора нам всем баиньки, мсье Гейо стучит снизу. Давайте стелить наши княжеские постели.

Все шестеро улеглись на полу, отодвинув стол в угол и расстелив старые пледы, плащи, пальто. «Полковники» уложили Риту-Агриппину между собой. В открытое окно мансарды вливался посвежевший воздух летней ночи. Розоватое от городских огней, смутно светилось усеянное тусклыми звездами небо. Внизу, запершись в своей холостяцкой комнатушке, тихонько играл на виолончели хозяин мансарды мсье Гейо.

Максим долго не спал. Его босые ноги то и дело натыкались на разбросанные по полу бутылки, на чьи-то башмаки, какие-то банки. Он отвернулся к стене и закурил, пряча в ладонях огонек спички.

«Живут же люди, — с тоской подумал Максим, — вырваны с корнем, растоптаны, а живут. Нужники чистят, а небось мечтают о том, как с колокольным звоном в Москву войдут, как мужиков будут полосовать шомполами…»