Сюзанн Варга - Лопе де Вега

• Название: Лопе де Вега
• Автор: Сюзанн Варга
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-235-03135-7

Блистательный Лопе де Вега, ставший при жизни живым мифом, и сегодня остается самым популярным драматургом не только в Испании, но и во всем мире. На какое-то время он был предан забвению, несмотря на жизнь, полную приключений, и на чрезвычайно богатое творческое наследие, включающее около 1500 пьес, из которых до наших дней дошло около 500 в виде рукописей и изданных текстов.

---

Глава VII

ВОЗВРАЩЕНИЕ К КОРОЛЕВСКОМУ ДВОРУ. 1595 год

Мы не располагаем большим количеством сведений о возвращении Лопе в Мадрид и его встрече со столицей после долгой разлуки, но нам известно из некоторых источников и по некоторым косвенным данным, что несколько месяцев он провел у своей сестры Изабеллы и шурина Луиса Росиклера, по-прежнему готовых выполнить любую его просьбу. Они жили в том доме, где родился Лопе, в доме, располагавшемся рядом с мастерской его отца-вышивальщика, и были очень рады некоторое время наслаждаться обществом родственника, пользовавшегося их безграничным уважением. Кстати, восторженное отношение к Лопе они передали по наследству и своему сыну Луису, которому тогда исполнилось 20 лет. Юноша неплохо рисовал, делал робкие попытки утвердиться на литературном поприще и жадно впитывал все, что мог почерпнуть из творений дядюшки, не просто читая их, а буквально проглатывая. Нам известны проникновенные строки, написанные им в качестве похвального слова «Аркадии» Лопе.

Сам же Лопе, слишком долго лишенный суеты и блеска столицы, немедленно возобновил отношения с театральным миром, где его жаждал поскорее увидеть не один лишь Херонимо Веласкес. Он стремился попасть в этот мир, нет, в эту вселенную, где все превращалось в зрелище, в спектакль, в пьесу. В этом мире он испытывал силу своего обаяния, своей харизмы, он разделял царившее здесь пристрастие, причем всеобщее пристрастие, к иллюзорности, к обману, к игре, к некоторой искусственности, к перемене декораций и к переодеваниям, а также разделял и всеобщую любовь к слову и действию. Итак, все члены этого мира — директора трупп, авторы пьес, актеры, зрители (а публика в театрах в те времена выглядела весьма живописно) — все встретили его как героя и шумно отпраздновали его возвращение. Сцена была для него местом триумфа, где он блистал в ореоле славы, а в Мадриде она еще славилась богатством и отменным качеством репертуара, поражала ослепительными премьерами, количеством и разнообразием публики. Лопе правил в этом мире как истинный властелин, господин и хозяин, он заставил членов этого мира принять его таким, каким он был, со всеми его особенностями, которые состояли, по словам историка Жана Вилара, «в смешанном социальном положении и происхождении и в смелости в области языка». Его имя, ставшее синонимом театральной славы, порождало зависть и желание вступить с ним в соперничество; даже самые великие его соотечественники из числа литераторов не могли сдержать своих восторгов; сам Сервантес первый, скажем так, способствовал его возведению на театральный престол, признав факт своего поражения в борьбе с ним; признание, про которое можно сказать, что оно тем удивительнее и тем значительнее, что исходило от того, кто из-за отсутствия успехов в сфере драматургии был вынужден отречься от этой своей страсти. «Призываемый другими вещами, — писал Сервантес, — я оставил перо, до той поры посвященное театру. И вот тогда появилось это чудо природы, великий Лопе де Вега, присвоивший себе монаршую власть в драматургии; все актеры превратились в его вассалов и перешли под его юрисдикцию». А из-под пера Лопе без перерыва появлялись новые пьесы «Маркиз Мантуанский», «Франсесилья» («Французская булочка»), «Лекарство от невзгод» («Лекарство от невезения»), «Красавица, неудачно вышедшая замуж» («Неудачное замужество») и многие другие. Но вскоре и сама его жизнь как бы вписалась в замкнутый круг театральных перипетий, превратившись в одну из тех фарсовых интермедий, в которых повествуется о похождениях плутоватых молодцов и о их приключениях, интермедий, от которых публика приходила в дикий восторг в перерывах между комедиями.

На сей раз предметом страсти Лопе стала премиленькая вдовушка, одна из типичных обитательниц новой столицы, едва достигшая тридцатилетнего возраста, очень эффектная, с превосходной атласной кожей, наделенная тем особым «запахом женщины», который мгновенно разлился по истерзанной душе Лопе. Обладавшая некоторым состоянием, она испытывала свои чары в довольно неопределенном и странноватом слое общества, где пересекались представители особого мирка завсегдатаев игорных домов и… священнослужители. Донья Антония Трильо де Армента, так звали эту даму, в свое время вышла замуж за некоего Луиса Пуче (следует заметить, что Пуче — кастильский вариант каталонской фамилии Пуиг, очень распространенной в Барселоне, откуда и был родом сей господин). Отцом дамы был лейтенант Алонсо де Трильо, матерью — донья Мария де Ларедо. Донья Антония была прихожанкой церкви Сан-Себастьян, в которой и обвенчалась 28 января 1582 года. В этом приходе, как мы увидим, будут происходить дальнейшие события жизни Лопе, в этой же церкви состоится заупокойная служба во время его похорон. «Генеральный штаб» доньи Антонии располагался на Калье-де-лас-Уэртас, ибо на этой улице она владела несколькими домами, и Сервантес, похоже, жил какое-то время в одном из них; сама же она занимала дом на углу Пласуэла-дель-Матуте, тоже принадлежавший ей. Она была совершенно независима, ибо потеряла отца, мать и мужа, и из всей родни у нее осталась лишь очень верующая сестра, монахиня, донья Каталина, заточенная в стенах монастыря Санта-Инесс в городке Эсиха в Андалусии. Отношения с церковью у самой доньи Антонии были совершенно иными. Донья Антония де Трильо была вхожа в круги служителей церкви, где у нее было немало влиятельных покровителей, но присущая этой даме живость характера составляла резкий, странный и несколько забавный контраст с этой средой. Можно предположить, что Лопе, также общавшийся с представителями этих кругов, среди которых после возвращения нашел немало старых друзей, и познакомился с этой дамой у кого-нибудь из общих знакомых. Иногда представители этого круга встречались в местах, иносказательно именовавшихся «домами бесед», и донья Антония содержала одно из таких заведений в принадлежавшем ей доме. Там можно было встретить самое смешанное общество, там попадались и весьма подозрительные, если не сказать темные, личности, которых привлекали туда азартные игры и самые разнообразные утехи. Лопе был далеко не последним, кто блистал там и обратил на себя внимание в ходе этих развлечений. По причине своей известности он не мог остаться незамеченным и однажды привлек внимание нескольких бывших воздыхателей дамы своего сердца, имевшей богатый любовный опыт и богатое прошлое в сфере пылких чувств. Один из них, очень недовольный тем, что на его глазах даму веселил, обхаживал и приводил в восторг сей красивый и статный поэт, затмевавший всех тонким умом, принялся громко осуждать поведение, сегодня кажущееся обществу вполне приемлемым и допустимым, а тогда находившееся под запретом, то есть под официальным запретом, разумеется. Вот так и случилось, что имя Лопе де Вега еще раз появилось в списке лиц, против коих по искам были возбуждены дела в суде города Мадрида. Имя Лопе фигурировало рядом с именем доньи Антонии де Трильо по обвинению в незаконном сожительстве. В те времена правосудие вовсе не шутило с внебрачными связями, и если бывало доказано, что такие отношения действительно имели место, то каралось сие преступление изгнанием либо пребыванием на галерах, и оба эти наказания могли сопровождаться публичной поркой кнутом или плетьми. Власти предпринимали всяческие устрашающие меры потому, что в чрезвычайно религиозной католической Испании случаи внебрачных связей все множились, и дошло до того, что их количество уже едва не превосходило число таких случаев во Франции.

Итак, неужели Лопе вновь грозило изгнание? К счастью, дело это не получило дальнейшего развития и не имело печальных последствий, потому что человек, подавший иск, не нашел поддержки у какого-нибудь племянника кардинала, вроде Перрено де Гранвелла, пришедшего на помощь Херонимо Веласкесу, а также и потому, что обвиняемые в преступном сожительстве донья Антония и Лопе нашли поддержку если не у кардинала, то по крайней мере у нескольких влиятельных покровителей. Короче говоря, дело закончилось ничем: не было ни изгнания, ни галер, ни наказания плетьми. От него остался лишь легкий привкус скандала и так называемый автограф Лопе, то есть написанный его рукой сонет, посвященный донье Антонии. Приведем из него несколько строк не только потому, что он связан с эпизодом из жизни Лопе, но и потому, что этот сонет — занимательный образчик метода, к которому Лопе не раз прибегал в своем творчестве, а именно по нескольку раз использовал одно и то же произведение, меняя в нем имена. Так, этот сонет, написанный, без сомнения, для Елены Осорио, он посвятил Антонии, как он потом еще не раз проделывал, посвящая его другим дамам; впоследствии он вставил этот сонет в одну из своих комедий под названием «Командоры Кордовы», а также посвятил его прекрасной Камиле Лусинде.