Олег Мороз - Так кто же развалил Союз?

• Название: Так кто же развалил Союз?
• Автор: Олег Мороз
• Издательство: Литкон
• Жанр: Политика
• Год: 2011

Одно из самых значительных исторических событий XX века — распад коммунистической империи, какую представлял собой Советский Союз. Еще в середине восьмидесятых годов ничто вроде бы не предвещало этого распада: большинству людей СССР представлялся прочным и монолитным. Но прошло каких-то пять-шесть лет, и «страна победившего социализма» перестала существовать. На ее месте возникло некое странное образование — Содружество Независимых Государств, СНГ. Что это такое, в общем-то не было ясно и тогда, и остается не вполне ясным до сих пор.

Понятно, что это не федерация, не конфедерация… Даже не структура наподобие Европейского Союза… Преобладающее мнение: аббревиатура СНГ понадобилась главным образом для того, чтобы ХОТЬ ЧЕМ-ТО заменить другую аббревиатуру — СССР. Ибо в противном случае пришлось бы признать, что СССР превращается в НИЧТО, что от него остаются лишь куски — отдельные, никак не связанные друг с другом государства. По ряду причин такое толкование случившегося было менее приемлемым, нежели представление, согласно которому СССР не просто исчезает, а превращается в СНГ.

Решающими в процессе распада СССР были два года — 1990-й и 1991-й. Об этом, финишном, этапе исчезновения «великой и могучей» коммунистической державы и идет речь в данной книге.

---

Максимальная самостоятельность предоставляется каждой республике в области экономики:

«Республика, если противное не оговорено в Специальном протоколе, обладает полной экономической самостоятельностью. Все решения, относящиеся к хозяйственной деятельности и строительству, за исключением деятельности и строительства, имеющих отношение к функциям, переданным Центральному правительству, принимаются соответствующими органами республики.

Никакое строительство союзного значения не может быть предпринято без решения республиканских органов управления».

Все налоги, собираемые на территории республики, согласно Сахарову, остаются в ее бюджете. В союзный бюджет перечисляется лишь определенная сумма. Здесь Сахаров предвосхищает споры, которые в скором времени действительно развернутся между республиками и Центром. В конце концов остановятся на том, что в центральный бюджет будет перечисляться не определенная сумма, как у Сахарова, а определенный процент от собираемых налогов.

К числу необычных, в своем роде «экзотических» пунктов сахаровского проекта надо, пожалуй, отнести предложение о возможности создания республиканских Вооруженных Сил, собственной системы правоохранительных органов (милиции, прокуратуры, судов), республиканских денег…

Не мог обойти Сахаров и вопрос о границах между республиками. Вполне отчетливо видел, что границы, в большинстве случаев весьма произвольно прочерченные коммунистическими властителями, во многих случаях могут быть оспорены. Чтобы из-за этого сразу же не возникли конфликты, он предлагал оставить их незыблемыми на первые десять лет после Учредительного съезда, который примет новую конституцию и новое государственное устройство Союза. В дальнейшем же изменять границы между республиками, их объединение и разделение можно будет «в соответствии с волей населения республик и принципом самоопределения наций в ходе мирных переговоров с участием Центрального правительства».

К сожалению, уже к этому времени стало достаточно ясно, что в реальности решать такие вопросы мирно, без стрельбы, без пролития крови вряд ли удастся. Об этом говорил опыт того же Нагорного Карабаха, Абхазии, Южной Осетии, Приднестровья…

Он понимал, что останется в меньшинстве

В целом проект конституции Сахарова, при всем уважении к этому великому человеку, был воспринят как довольно утопический. Хотя ряд его идей — в частности, как уже было сказано, идея о главенствующей роли суверенных республик при создании нового Союза, — был подхвачен и лег в основу последующих попыток перестройки коммунистической империи.

Кстати, Андрей Дмитриевич сам вполне сознавал, как будет воспринят большинством его проект. Когда его на I Съезде народных депутатов выдвигали в состав Конституционной комиссии, он поставил условие: поскольку он уверен, что по принципиальным вопросам он останется в меньшинстве или даже в одиночестве, он может принять участие лишь в составлении АЛЬТЕРНАТИВНЫХ проектов конституции или же — отдельных статей, в общем — в высказывании альтернативных мнений; присоединяться же к основному проекту он не собирается. Таким, альтернативным, заранее обреченным на неприятие большинством, и получился его проект.

Главное же значение сахаровского проекта конституции в том, что его автор своим высочайшим авторитетом поддержал набиравшее силу по всей территории Союза движение за реальное самоопределение, суверенитет и даже независимость отдельных частей Союза, не желавших далее оставаться в полной зависимости от союзного Центра или даже вообще в составе рассыпающейся коммунистической империи.

ВЕСЕННЯЯ НОЧЬ В ВИЛЬНЮСЕ

Цепочка длиной в шестьсот километров

С чего начался уход Прибалтики из СССР? Возможно, с того, что на исходе лета 1989 года, 23 августа, жители трех прибалтийских республик — Литвы, Латвии и Эстонии — около двух миллионов человек, взявшись за руки, образовали живую цепь длиной почти в шестьсот километров, соединив таким образом столицы своих республик — Таллин, Ригу и Вильнюс. Акцию была приурочена к пятидесятилетию со дня подписания пакта Молотова — Риббентропа, который, как известно, открыл путь к оккупации Прибалтики Советским Союзом. Целью акции — ее назвали «Балтийский путь» — было привлечь внимание мирового сообщества к событиям прошлого, однако не в меньшей мере она подсказывала и каким может стать будущее прибалтийских республик, а также поглотившего эти республики советского монстра, советской империи: восстановление самостоятельности этих республик и в конечном счете распад Союза.

В прежние времена, да и после при Путине, и ста метров такой цепочки не допустили бы. Разогнали бы дубинками, проволокли по земле в автозаки, словно набитые человеческой плотью мешки. Но лето 1989-го — это уже была горбачевская вольница. Хоть и не уверенная еще, не надежная, но все же…

В общем, так или иначе, с этой цепочки в Прибалтике все и началось.

В приемной у Ландсбергиса

Первый шаг сделала Литва. Это случилось 11 марта 1990 года. В этот день ее Верховный Совет принял Акт о восстановлении независимости Литовской Республики (так она теперь называлась).

…Председатель литовского парламента профессор Витаутас Ландсбергис обещал принять меня для беседы в пятницу 23 марта 1990 года в десять вечера (время вовсе не обычное, но другого, видимо, не было — в последние дни он работает почти круглосуточно). Около половины десятого мы с моим коллегой по «Литературной газете» Пятрасом Кейдошюсом заняли позиции возле его приемной. Надежды на скорую встречу было мало: заседание Верховного Совета продолжалось. К тому же неожиданно выяснилось, что в десять у него прямой эфир для канадского телевидения. Извинившись перед депутатами, он покинул заседание. Извинился и передо мной:

− Я сегодня буду работать до бесконечности. Так что подождите, поговорим…

Пятрас поехал домой спать — утром ему предстояло важное дело, — а я перебрался непосредственно в приемную на просторный мягкий модерновый диван.

Около полуночи Ландсбергис вернулся, но опять-таки занялся более первоочередными, как я понимаю, делами (еще днем, принимая у меня вопросы, он сказал мне твердо: «Это дело все-таки не первоочередное. Извините»).

Я не особенно настаивал на скорейшем приеме, надеясь, что стада журналистов, повсюду следующие за Ландсбергисом и его помощниками (все последние дни тут было не протолкнуться от тружеников пера и микрофона), со временем поредеют и можно будет поговорить спокойно.

Именно это было для меня главное — спокойный разговор. Чтобы можно было вырваться за пределы обычного для Ландсбергиса твердокаменно-железобетонного: «Мы — другое государство! Оставьте нас в покое!», уловить если не в словах, то хотя бы в голосе, в интонации какое-то сомнение в правильности и единственности решения, принятого 11 марта. Живой человек не может без сомнений. И для литератора они интересней любых иных проявлений человеческого естества.

В приемной Ландсбергиса две секретарши. Более представительная Регина — собственно секретарь председателя Верховного Совета. Она тут была и при прежнем председателе, коммунисте Бразаускасе, и раньше. Та, что попроще, Ядвига, как я понимаю, — помощница Ландсбергиса по «Саюдису» (организация, возглавившая борьбу Литвы за независимость). В штате Верховного Совета она недавно, с 12 марта. Это, скорее, референт, помощник.

В кабинет Ландсбергиса постоянно входят люди. Входят без доклада, без вопросов к секретарю, без стука в дверь (впрочем, кабинет огромный — с того места, где сидит его хозяин, стука и не услышишь). Посетители двоякого вида. Один тип: элегантные бородачи в цивильных костюмах. Это депутаты, руководители «Саюдиса» (впрочем, многие совмещают сейчас обе ипостаси). Другой тип — молодые ребята спортивно-студенческого вида (куртка, джинсы, кроссовки). Это активисты «Саюдиса», некоторые из них уже работники аппарата Верховного Совета.

Около часа ночи начинает названивать корреспондент «Московских новостей» Кючарьянц. С первых Ядвигиных ответов мне становится ясно, о чем идет речь, — коллега-журналист просит, чтобы Ландсбергис принял его в воскресенье. Настаивает, чтобы ответ был ему дан немедленно. В это время Ландсбергис принимает двух американских сенаторов. По всем канонам секретарского дела, дверь в кабинет в это время не должна открываться. Но человек просит Ядвигу о помощи (даром, что таких просящих о помощи журналистов даже в самом здании парламента — толпы!), и она решается на подвиг, хотя заранее знает, что дело это безнадежное. Через две минуты она возвращается из кабинета и простодушно сообщает в трубку:

− К сожалению, я ничем не могу вам помочь. Он не обращает на меня внимания. Это означает, что я должна выйти из кабинета.