Ирэн Фрэн - Набоб

• Название: Набоб
• Автор: Ирэн Фрэн
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: 5-235-02636-5

Французский юноша, родившийся в бедной семье, сошел с корабля на набережную Пондишери в одних лохмотьях, а менее чем через двадцать лет достиг такого богатства и славы, о которых ни один пират, ни один кондотьер не смели даже мечтать.

В этой книге рассказывается о реальном человеке, Рене Мадеке, жившем в XVIII веке, о его драматической любви к царице Годха Сарасвати, о мятежах и набегах, о Великом Моголе и колониальных войнах — в общем, о загадочной и непостижимой для европейцев Индии, с ее сокровищами и базарами, с раджами и гаремами, с любовными ритуалами и тысячами богов.

---

Теперь он понимал, что существует много способов вести войну, сеять смерть; один из них — ради того, чтобы защитить что-либо, другой — ради того, чтобы пролить кровь, ради разрушения самого по себе, ради утоления тайной, внутренней, бесконечной жажды власти, ради вечного танца, воплощающего желание убивать. «Кали! Кали!» — так ведь кричала царица…

Когда он вошел во дворец, ему вспомнилась их ночь. Разве присутствие чудовищной богини не было явным уже тогда, разве не ощущал он его в своих тяжелых наркотических снах? Он вздохнул. Здесь было чисто, спокойно. Раджа ошибся; здесь не было ни крови, ни трупов, разве что в покинутой ими комнате остался беспорядок после ночи любви. Мадек почти удивился этому. И вместе с тем приносимый ветром из Годха запах смерти становился все более явственным. Надо торопиться, осталось мало времени.

Какое-то время он задумчиво блуждал по коридорам. Она опоила его наркотиком, она сама сказала: «Я думала, что сумею тебя удержать…» Значит, он все-таки был ей чужим? Фиранги…

С этого мгновения он утвердился в мысли, что она действительно любила его, и почувствовал себя почти счастливым. Он легко нашел комнату, где они ласкали друг друга, ему показалось, что сейчас опять зазвучит рага муссона. Слабый запах духов царицы все еще витал в воздухе, и этот аромат сам собой вызывал в памяти музыку. Он понял, что все еще желает ее. Одно из ее сари лежало скомканное на подушке. Он хотел взять его. «Нет, — остановил он себя, — ничего, напоминающего о ней. Никаких ее украшений, ни одной ниточки от ее платья. Пусть все останется только в воспоминаниях, в том уголке памяти, в котором мы будем всегда вдвоем».

Он был спокоен. Он ходил по коридорам, разыскивая комнату с павлином. Прежде чем войти в нее, он хотел навечно запечатлеть в памяти это место. О чем мечтали и печалились здесь служанки? Кто был первый мужчина, занимавшийся здесь любовью? Какие пыльные ветры обдували этот мрамор, какие муссоны сглаживали углы этого каменного кружева? Кто был тот искусный садовник, что высаживал здесь ирисы и лотосы и оставил дикую пальму расти возле самого бассейна? Чьи дети были зачаты на этих тростниковых циновках? Какие бенгальские огни сверкали на эспланаде?

Сарасвати постепенно переставала быть мерилом мира. «Она уже давно стала другой», — сказал он себе. Другой, и он тоже с сегодняшнего дня начинает новую жизнь.

Пора строить. Теперь уже пора. Сколько ему лет? Страсть подавила в нем ощущение времени; сколько прошло месяцев, дней, недель, — он не мог бы ответить, он считал только муссоны или ночи полнолуния, когда его еще сильнее подавляли одиночество и желание. С этим покончено. Скоро он опять вспомнит о временах года, о зиме и весне; он позабудет огонь страсти, пожирающий ночи, заставляющий блекнуть самые ясные рассветы, делающий еще более утомительными жаркие полдни, губящий умиротворение при заходе солнца. Он больше не станет ждать Сарасвати, и пусть будет так, даже если жизнь, став спокойнее, покажется пустой.

Он наконец дошел до комнаты с павлином. По дороге он нашел маленькую лампу, и знакомое чудо воссоздалось с ошеломляющей легкостью: развернувший хвост павлин, углубление у его ноги, скрежет, щелчок. Десятки камней и огромный бриллиант, переливающийся при свете лампы.

— Невидимая жизнь камней, — пробормотал он.

Рядом с камнями лежал маленький парчовый мешочек, как будто было заранее известно, что он придет за ними. Как и сказал раджа, сокровища Годха были перенесены сюда. Он не тронул их.

— Невидимая жизнь камней, — тихо повторил он, раскрыв ладонь, на которой лежал огромный бриллиант. — Вот здесь, в моей руке, лежит отмщение за Годх, здесь все: солдаты, оружие, пушки, гибель англичан! Торребенн! И еще здесь слава…

Он положил бриллиант в мешочек и поспешил на пристань. Спустя несколько минут он уже сидел в лодке. Оглядев берег, он устремил взгляд на восток, туда, где, как говорили, были владения Угрюма. Горизонт был еще чист, горы были видны до самых вершин. Как он и предполагал, именно по этой дороге шел караван Сарасвати.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Шандернагор

ГЛАВА XVIII Годх — Агра

Муссон 1764 года

Мадек не следил за временем; невозмутимый, спокойный, иногда даже радостный, он ехал по горным дорогам, не давая отдыха погонщику и своему маленькому слону. Солдаты держались от него на некотором расстоянии, не смея роптать, — они были счастливы, что остались живы после постигшей Годх катастрофы. Вокруг них бурлили реки, они постоянно увязали в грязи, но упорно продвигались вперед; осознание того, что они спаслись от неминуемой гибели, придавало им силы. По дороге не встретилось ни одной живой души; казалось, все горцы, кочевники, бродячие садху и даже животные где-то укрылись, чтобы насладиться муссоном. Мадек дремал в паланкине, иногда даже видел сны. Он хотел продлить пребывание в мире грез. Но брызги дождя и неуверенная поступь слона заставляли его вернуться в реальный мир. Он потягивался и кричал погонщику: «Когда мы наконец выйдем из этих чертовых гор! Поосторожнее здесь, в ущельях! Слону трудно идти. Ты не заметил следов всадников? Ты уверен, что хорошо знаешь дорогу в Агру?»

Агра, Агра — это имя не выходило из головы. Он оглядывался назад, убеждался, что солдаты следуют за ним, и опять впадал в это мечтательное состояние. Он заставил себя забыть все прошлое, которое не было связано с Агрой и обещаниями иезуита. Агра, его пристанище, место, где он сможет прийти в себя; здесь, в горах, Мадек предавался типичным мечтаниям моряка. Бросить якорь. Положить конец странствиям. Начать спокойную, оседлую жизнь. Покачивание на спине слона и шум дождя во многом способствовали этому непривычному настроению. Одежда начинала гнить, как это случалось во время плаваний. Уже несколько дней солдаты голодали, но Мадек не осмеливался больше просить погонщика достать еды из скудного запаса, остававшегося в мешках, притороченных к бокам слона. Погонщик упорно отказывался прикасаться к ним.

— Мадек-джи! Ты — командир, что значит моя жизнь по сравнению с твоей!

Мадек приписывал этот отказ кастовым предрассудкам и говорил:

— Моя жизнь связана с твоей, погонщик! Что я буду делать со слоном без твоей помощи? Я не смогу его вести!

Но погонщик твердил свое:

— Мадек-джи, ты — командир.

В своих фантазиях Мадек часто сравнивал себя с линяющей змеей, с ужом, который каждую весну меняет кожу; и то, что его весна уже кончилась, не имело никакого значения. «Муссон — единственное великое время года в Индии, — думал он, — вечное обновление, повторяющееся каждый год, пока ты жив, и в нем заложено все будущее счастье. Кемпер, Годх, Агра, — сейчас наступает мое третье рождение, и на этот раз оно будет благоприятным». Он высовывался из паланкина в тридцатый раз за день, смотрел на небо, пытаясь проникнуть взглядом за завесу опалового тумана и хрустальной воды. Вечером слон останавливался и засыпал, покорный и изможденный. Они находили уголок где-нибудь подле скалы, где можно было переждать несколько часов в промокших насквозь палатках. «Теперь моя радость будет спокойной, — говорил себе Мадек. — Я буду воевать без гнева и страсти. Я стану богатым и мудрым». И он погружался в сон, уверенный в том, что способен победить индийское безумие.

Однажды утром погонщик почувствовал себя плохо. Его тощее тело сотрясалось от кашля и лихорадки. Он опять отказался от пищи под предлогом того, что скоро они придут в Агру. И действительно, вечером, когда дождь кончился и наступил бледно-розовый час заката, Мадек увидел с холма большую долину.

— Погонщик! Смотри! — радостно воскликнул он.

Тот как-то странно улыбнулся и покачнулся.

— Погонщик!

Но было поздно. Погонщик потерял сознание и рухнул к ногам слона. Животное не сдвинулось с места, но издало тихий трубный звук. Погонщик умирал. Всю ночь Мадек держал его на руках, пытался согреть, растирая дрожащее тело. На рассвете погонщик протянул ему на ладони маленький амулет и прошептал:

— Да будет с тобой благоденствие, Мадек-джи. Возьми вот это. Да будет мудрость тебе защитой.

Это был потертый медный Ганеша с поднятым вверх хоботом, бог разбойников, писателей и обманщиков.

— Погонщик… — Мадек хотел было вернуть амулет, но увидел перед собой остекленевший взгляд.

Внезапно по долине разлилось солнце. Мадек устало поднялся и спрятал амулет в карман платья, где лежал бриллиант. Из ближайшей деревни донесся возглас, которым брахманы приветствуют солнце, свет, рождение нового дня.

«Я становлюсь таким же, как эти безумные индийцы, идолопоклонником, — подумал Мадек. — Должно быть, эта женщина меня заколдовала». Впервые после расставания он подумал о Сарасвати и поклялся, что это было в последний раз.