Мэри Брэддон - Проигравший из-за любви

• Название: Проигравший из-за любви
• Автор: Мэри Брэддон
• Издательство: Курск
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-7277-0089-2

Роман «Проигравший из-за любви» — это интригующий рассказ о запоздалой любви солидного, всеми уважаемого человека, который, прожив уже немало лет, даже не подозревал, на что способно настоящее чувство. Думал ли когда-нибудь он, чья профессия и долг — возвращать людям жизнь, что решится на такое из-за любви к женщине…

Убийство, шантаж, личная драма — таков его тернистый путь к безоблачному счастью.

---

— Что! У вас нет друзей, которым вы хотели бы сказать до свидания? — спросила жалостно одна розовощекая девица.

— Нет, мои друзья живут слишком далеко.

— И мои тоже, — сказала одиннадцатилетняя эмигрантка, которая в одиночку проделала путешествие из Ньюкастла и собиралась попасть в Брисбэн, чтобы присоединиться к некоторым своим преуспевающим родственникам. — Папа и мама бедно живут в Ньюкастле, а нас, детей, так много, а дядя и тетя весьма преуспели в Брисбэне, и поэтому тетя написала, что если родители могут отправить меня к ней, то она охотно примет меня. И вот я еду одна.

Когда эта маленькая девочка рассказывала свою историю, один веселый мужчина с круглым румяным лицом, яркими искрящимися глазами пробирался через группы девушек морской походкой, чтобы увидеть, что все идет гладко и в этой части его корабля. Это был капитан Бенбоу, хозяин «Земли обетованной», человек воплощающий в себе добрый характер и хорошее настроение. Он был круглым, как бочка и, казалось, так и пышет добротой и радостью. Это был его десятый рейс в Австралию, и его имя стало дорогим и близким сердцу словом среди фермерских участков новой колонии; во многих, письмах домой эмигранты убеждали своих друзей путешествовать именно на «Земле обетованной».

Капитан Бенбоу выслушал рассказ маленькой девочки с отцовской улыбкой на губах и погладил ее по курчавой головке, дав указания матроне быть особенно внимательной к самым младшим. «Если она захочет что-либо необычное, то дайте мне знать, — сказал он, — и тогда все будет выполнено для малышки».

Лу сидела в углу и знакомилась с маленькими эмигрантами, пока над головой раздался шум топающих ног и другие звуки предотправочной суеты. Она была рада общаться с тем, кто был более слабым и беспомощным, чем она, кому она могла помочь. Эта маленькая крестьянская девочка, конечно, казалась весьма далекой от светских манер Турлоу-дома, но для Лу это вовсе не имело значения.

Около четырех часов пополудни раздался тяжелый стук перемещаемых трапов и громкое бряцание поднимаемого на цепи якоря. Корабль покинул доки.

— Давайте выйдем на палубу, — воскликнула маленькая девочка, и Лу последовала не столько своей воле, сколько желанию ребенка, выбежала наверх, чтобы увидеть город, ставший ее последней колыбелью в этой стране.

Корабль начал медленно двигаться, идя на буксире маленького пыхтящего пароходика, выглядевшего крохотным моллюском по сравнению с гигантским судном. Пирс был переполнен провожающими: мужчины размахивали шляпами, женщины — платками, некоторые плакали, глядя на людей, находящихся на палубе корабли, которые пытались ободрить провожавших своими улыбками. На воде появлялись волны по мере того, как корабль набирал скорость. Раздавались последние крики прощания, которым с палубы вторил мощный гудок, и вот «Земля обетованная», покинув доки, вошла в широкон русло реки, и Лу почувствовала себя изгнанницей.

«Будет ли он расстроен, когда узнает, что я исчезла», — спрашивала она себя.

Глава 22

Флора поселилась в новом доме, который для нее выбрала миссис Олливент, получив телеграмму сына.

Ее выбор никоим образом нельзя было назвать плохим, и даже Флора, для которой весь внешний мир был теперь скорбен и печален, даже Флора признала, что эти апартаменты в Кенсингтоне были превосходными и что вид на парк из окна гостиной был великолепен. Но в глубине своего сердца девушка чувствовала, что предпочла бы Фитсрой-сквер. Она могла бы найти себе печальное утешение, выглядывая из окна и вспоминая о том, как много счастливых дней она провела с Уолтером, вызывая в своем воображении его образ и представляя его идущим по улице. Флоре нравилось пестовать свою печаль, она упивалась ею, и каждую ночь, находясь одна, девушка вызывала в своей памяти образ молодого художника, и сквозь сон она чувствовала слезы, обнимая свою фантазию.

Перед отцом же она старалась быть спокойной и даже веселой. Она во всем угождала ему, разговаривала с ним, гуляла с ним по Кенсингтонским садам, хотя спокойная красота тех рощ, лужаек и прудов была безразлична ей. Девушка никогда не забывала предостережение доктора Олливента о том, что если она хочет сохранить отцу жизнь, продлить ее, то она не должна причинять ему страданий. Она должна была закрыть свое сердце на замок и попытаться забыть его.

Мистер Чемни был на Фитсрой-сквер и сделал всевозможное для поисков пропавшего художника. Хозяйка дома, в котором проживал Уолтер, не получала никаких сообщений о нем. Здесь, в доме, были его вещи, мольберты, неоконченные картины — картины, которые должны были принести ему славу. Его стол, книги, трубки, безделушки, такие, как разные эмблемки и значки — все лежало нетронутым. Если бы он был жив, то наверняка бы ему потребовались эти вещи, которые, казалось, составляют часть его жизни.

Мистер Чемни пошел в Сити и увидел мистера Маравилла. Но тот также не имел никаких сообщений о молодом человеке.

— Я не видел его уже три месяца, — сказал корабельный брокер, — пусть на его деньги идут проценты. Он имеет десять процентов у сэра Галахэда. Все Фергусоны неравнодушны к золоту, и я полагаю, что то же самое относится к этому племяннику.

— Я хотел бы все же узнать, что произошло с ним, — сказал, вздыхая, Марк и затем рассказал историю об исчезновении Уолтера Лейбэна.

— Странно, — сказал мистер Маравилл, — но, возможно, не так все плохо, как выдумаете. Очень похоже, что это сознательное исчезновение. Возможно, у него были на то свои основания.

— Я надеюсь, что нет, — сказал Марк, — я предпочел бы думать о нем, как об умершем, чем как об обманщике. Думаю, что он любил мою девочку и только смерть могла разъединить их.

Мистер Маравилл пожал с сомнением плечами.

— Молодые мужчины в наши дни делают такие странные вещи, — отметил, он. — Я всегда думал, что этот Лейбэн несколько диковат.

Марк Чемни ушел домой огорченный. Ему было несколько неловко встречаться сейчас с Флорой. Но, к счастью, оказалось, что она преодолела свою печаль. Девушка улыбалась ему своей обычной улыбкой. Она кормила своих птиц и играла с ними. Флора часто сидела с открытой перед ней книгой, и казалось, что она читает. Только наблюдательные глаза доктора Олливента могли заметить то, как редко девушка переворачивает страницы, каким рассеянным был ее взгляд, устремленный в книгу.

Доктор Олливент проводил все свои вечера в Кенсингтоне. Он перенес свой обеденный час с половины восьмого на половину седьмого. Он отказал себе в отдыхе и в учебе. Доктор отнял у матери возможность быть с ним, которой она дорожила больше всего на свете. И все это ради привилегии сидеть в тихой, маленькой гостиной в Кенсингтоне в задумчивости и ожидании думая только об излечении больного сердца. Доктор Олливент, знавший так много о сердечных болезнях, считал, к своему великому облегчению, что эта болезнь была не физической, что это невинное сердечко могло однажды вновь забиться в спокойном ритме, найти радость в домашних переживаниях и простых девичьих удовольствиях. Доктор поставил перед собой задачу, утешить Флору, но так, чтобы выиграть ее для себя. Такая сильная любовь должна преодолеть все, думал он. Но здесь не должно быть внезапных вспышек страсти, подобных тому несвоевременному признанию на Девонширском кладбище. Следовало действовать без спешки, но и без перерывов.

Единственным путем к успеху должно было стать формирование заинтересованности в этом дремлющем мозгу, пробуждение ее разума с целью избавления от сердечных ран. Доктор заметил, что Флора предается праздности и безделию, она казалась усталой и безразличной, это были весьма странные черты поведения для такой яркой и активной молодой женщины.

Она никогда не дотрагивалась до карандашей или красок со времени исчезновения художника, и Гуттберт Олливент оказался достаточно мудр, чтобы не советовать ей вернуться к этой привязанности. Гилнея с ее алой феской и алыми губами лежала на дне чемодана, а вместе с ней там оказались и другие рисунки, чьи линии вызывали в ее памяти руку того, кто помогал ей рисовать их, его голову с вьющимися каштановыми волосами, так часто склонявшуюся к ее плечу, его дружеский голос, руководящий и ободряющий ее. Нет, Флора решила, что никогда не будет рисовать снова.

Здесь, в новом доме, в гостиной стояло пианино, Броудвуд прислал его по просьбе доктора. Но это пианино могло тоже стать не более чем полкой или просто ненужной вещью со струнами и молоточками. Флора очень редко касалась клавишей. Как она могла петь, когда каждая песня, каждая баллада могли вызвать в ее воспоминаниях старые счастливые вечера, ту жизнь, которая пролетела. Флора, конечно, могла сыграть какую-нибудь печальную мелодию, нежную и трогательную музыку Моцарта или Бетховена. Но это так сильно действовало на нее, что приводило к слезам.