Михал Витковский - Любиево

• Название: Любиево
• Автор: Михал Витковский
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Эротика
• Год: 2007
• ISBN: 5-86793-524-8

Михал Витковский (р. 1975) — польский прозаик, литературный критик, аспирант Вроцлавского университета.

Герои «Любиева» — в основном геи-маргиналы, представители тех кругов, где сексуальная инаковость сплетается с вульгарным пороком, а то и с криминалом, любовь — с насилием, радость секса — с безнадежностью повседневности. Их рассказы складываются в своеобразный геевский Декамерон, показывающий сливки социального дна в переломный момент жизни общества.

---

— Э-э, опять этот пришел, который уже в 85-м был с кражей и в 90-м… Иди к нему, Вацек, Кшысек, а то мне с ним что-то… неохота… A-а, это опять тот, у которого постоянно квартиру чистят…

Мы смеемся, хоть и смех тот сквозь слезы, ибо такова наша доля, ох, доля-долюшка.

— Но «черный» допустил промах. Потому что полиция сразу потребовала распечатку телефонных звонков, на чем он и попался! Попался! С номера такого-то и такого-то тогда-то и тогда-то такие-то и такие-то два соединения состоялись в первом часу ночи, в Элк! И что оказалось: ЖЕНЕ он звонил. Да! Может, хотел ей сказать, что операция прошла успешно, может, еще что. Во всяком случае дело дошло до опознания: поставили перед нашей теткой десять одетых в черное блондинов за таким зеркалом, где с одной стороны видать, а с другой нет, тетка приходит и сразу указывает на предпоследнего, того самого. Вот так. И получил он три года. Но тетке пришлось из того района уехать, боялась мести. А ничего себе была, симпатичная.

И тут Аптекаршу как прорвало:

— А мне бы хотелось, чтоб какой-нибудь мировой мужик увидел меня на улице и просто так — взял и упал. Чтоб влюбился с первого взгляда. И кому бы это помешало? У стольких людей такое случалось… Почему у меня не может? Чтобы он встал и упал от чувств! И еще чтоб меня не обворовал… Вас послушать, так можно подумать, что, если кто-то сам проявляет интерес, в смысле кто-то красивый, если он сам хочет, если делает комплименты, — это не по любви, а обязательно он вор или убийца…

Красавчик

Снова иду я по дюнам, гляжу: на горке из песка стоит мой Красавчик, который исчез из поля моего зрения, когда совершил ошибку номер восемнадцать. Рюкзак поставил рядом, джинсы спустил и помахивает шлангом, и смеется в мою сторону, да как еще смеется! Ну а я обвожу его приветливым взглядом и неспешно иду по пустым (казалось бы) тропкам, протоптанным средь дюн. И уже слышу, что Красавчик идет за мной, след в след, все ближе и ближе. Ну, я притормаживаю, закуриваю. И тут вдруг вижу: по моей протоптанной среди дюн тропке идет мне навстречу моя Богуська со своей чернявой подружкой и уже издалека кричат: Хале! Салю! Сесуар! И так далее, как в той песне поется. Думаю: что делать-то? Спугнут ведь его, как пить дать спугнут. А с другой стороны, не остановиться, не поговорить — сразу догадаются, что я кадрю того, кто идет за мной, моего Красавчика. Не скажешь же им шепотом: «пошли отсюда!» И вот уже Красавчик проходит мимо меня с ледяным лицом, обгоняет и исчезает на горизонте вместе с солнцем, ах, солнышко мое, а эти козы останавливаются:

— Возвращаемся в Мендзыздрои, были в Свиноустье, но тех печаток уже нет. На завтра прекрасную погоду обещали…

В итоге:

вот уж и отпуск пролетел, никто меня не захотел.

А оргазм тем временем достался не мне, а теплой бутылке пепси.

Джеси

— Все еще только начинается, — говорит Олесницкая и потирает руки. — Мы сейчас здесь костер разожжем, потому что сегодня купальская ночь и я ведьм скликаю сюда, как на Лысую Гору. — И уже приказывает этому своему разряженному песику веточки разные таскать с дюн, к нам, в мою ложбинку сносить. Мы сами тоже разбрелись и кучу обугленных чурбанов, чтобы удобнее было сидеть, понатаскали. Слава Богу, ночь будет теплая и спокойная, море, как зеркало, уже и купаться хочется, вот уже я купаюсь в теплой воде голышом. Вода чудо, лежу на воде и вижу, как они там уже первый огонь зажгли и уже слетаются, может, и на метлах. Воздух пахнет йодом, волосы мокрые, собачонка Олесницкой плещется у берега и хочет ко мне подгрести… Вдруг чувствую, в воде что-то есть, что-то есть! Какое-то скользкое чужое тело! Что-то чувствую. Призрак? Утопленник? Анджелика начинает выть — чисто тетка, заклятием превращенная в собаку! Боже, это же Джеси! Сюда явилась, приплыла из ада!

Что ж, Джеси мстит за себя, за то, что, хоть и составляет неотъемлемую часть этих рассказов, не была здесь упомянута по причинам, скажем так, моральным. Не удивительно, что Джеси обесцветила волосы, надела лучшую рубашку в пальмы (практически новую, прямо из США), завязала кроссовки с большими торчащими языками и явилась на бал незваной, в качестве тринадцатой ведьмы.

— Что такое? Джесика!

— Какая там Ибица, какая Майорка, какие жирные английские туристки? — Джесика вне себя от возмущения. Джесика на коне. — Это все подделка, американское вранье! На пляжах не протолкнуться от татуированных пижонов. Говорю вам: подделка! Загоревшие в солярии, накачанные в спортзале тела. Лица, как у клонов, все одинаковые. Говорю вам: совсем другое дело ночь, ноябрь, восьмидесятые годы… Дождь, вокзал Вроцлав-Собачье Поле. Идет пьяный солдат…

— Ну надо же!

— …входит в подъезд на Берутовской. Обоссанная подворотня, тусклая лампочка. Спускается в подвальчик. Вот это, я понимаю, жизнь! А вы мне: Ибица! Солнце в зените! Вы что от меня хотите, чтобы я на рекламу турбюро клюнула?

— Во-первых, Джеси, здесь не Ибица, что-то тебе, наверное, привиделось, здесь Балтика, Любиево. Во-вторых, выходи-ка из воды и давай к нам, к костру…

И вот мы уже идем, а там столько гостей! Ни дать ни взять шабаш ведьм! Кора, Анна, Графиня, Бантик…

Бантик

была известна на побережье. Тетки называли ее «Бантик», потому что она торговала лентами. Говорила в нос. В Большом Атласе Польских Теток при статье «Бантик» в правом нижнем углу перечеркнутый диск.

— …была я раз на пляже в Домбках, спросила у одной такой сосалки: «А про Бантик ты слыхала?» Та смутилась:

— Плохая она, эта Бантик… Поехала как-то раз за границу, так все время пристраивалась к группам из ФРГ, шла за ними в гостиницу, входила в ресторан и весь шведский стол — раз — и сгребала к себе в пластиковый пакет с голой бабой на мотоцикле, а потом выходила как ни в чем не бывало. А на заставе, где всегда было много теток, стоило телку какому зайти в жестянку, начинала по-мужски кричать: «Пи-идоры-ы, бей их, пидоров, бей, бей!!!»

Естественно, все сосалки тут же смывались, и тогда Бантик входила в жестянку и имела этого телка в одиночку.

Покупала в ГДР саламандровскую обувь по двадцать пять марок и продавала в Польше в комиссионках по полторы тысячи злотых. А когда познакомилась с богатым старым немцем, сказала ему: «Я отдала тебе свою молодость, теперь отдавай мне свою пенсию».

Грудь

Мачеиха хотела иметь грудь. Ей говорили: надо прибавить в весе, а то худая, как палка. Так она на качалку ходила, ела от пуза, без толку, не в коня корм. В конце концов знакомая транса сказала ей:

— Несколько инъекций — и готово.

И в доказательство продемонстрировала собственную грудь. Большую, красивую. В обрамлении рюшечек и цепочек. Мачеиха украла из дома видак, продала его и купила на рынке гормоны, от которых у нее выросли борода и усы… После оказалось, что ей подсунули тестостерон. Думали, раз она из качалки, значит, стероиды хочет купить для мышц. Хотя она четко сказала: «для роста грудей», а не «грудной клетки».

Рома Пекариха

была очень простой и очень толстой. Работала в радиоузле на вокзале, объявляла поезда. Раз объявила поезд Вроцлав — Краков и забыла выключить микрофон. А поскольку как раз тогда у нее сидела Сушь Бескидская и они хабалили, то люди такое про нее узнали…

Рома была так проста, что именно у нее-то и получалось с телками. Она находила с ними общий язык — не то что мы, интеллектуалки. Мы, когда разговариваем с телком, уже через пять минут слышим, что как-то странно говорим, как артист или как по радио говорят, такие же, как по радио, слова и обороты… А она увидит какого-нибудь солдата на увольнительной… другая, более образованная, не сумела бы с ним так поговорить. Короче, Рома Пекариха, будучи на уровне чмошника, просто подходила и так начинала:

— Ну тэ… Солдат (но получался у нее какой-то «салдан»)…

— Что?

— С Бжега? (но и здесь у нее получался какой-то «Бзег») Часть твоя в Бзеге?

Он ей, что, мол, нет, что в другом месте. Тогда она: а, бывал я там. И тут же:

— Эй, салдан, а салдан, как насчет выпить?

А он, допустим, отвечал, что договорился о встрече, ждет человека, но тот почему-то не пришел, так она вела его домой, покупала водку в больших количествах и:

— Эй, салдан, а как насчет пожрать?

И делала ему бутерброды, грела суп, постирушку устраивала… Говорит:

— Салдан, а тебе не постирать чего из белья?

И когда уже его накачивала под завязку, то просто, безо всяких церемоний:

— Салдан, а салдан, поел-попил, а теперь сам понимаешь… Потому что я такая… мужская женщина… (Толстая мужская женщина — забывала добавлять эта наша Рома.) — Хочешь получить удовольствие?

И еще какой-нибудь фильм ему пустит. Само собой, частенько получала в зубы, но часто случалось, что и в рот.