Генри Киссинджер - Дипломатия

• Название: Дипломатия
• Автор: Генри Киссинджер
• Жанр: Публицистика
• Год: 1997
• ISBN: 5-86218-260-8

---

В итоге международная политика стала базироваться на грубой силе. И в этом народившемся мире возник органический разрыв между представлением Франции о самой себе как о ведущей нации Европы и ее способностью соответствовать этому — разрыв, который не преодолен французской политикой по сей день. Во времена правления Наполеона свидетельством этому была неспособность императора добиться осуществления бесчисленных его предложений созвать европейский конгресс, чтобы ревизовать карту Европы. Наполеон призывал к созыву конгресса после Крымской войны в 1856 году, перед началом войны в Италии в 1859 году, во время польского восстания в 1863 году, во время войны с Данией в 1864 году и перед началом австро-прусской войны в 1866 году, причем все это время он стремился путем переговоров добиться никогда точно не определенного пересмотра границ, ради которого он к тому же не был готов пойти на риск войны. Недостаточно сильный, чтобы настаивать, император придерживался планов до такой степени радикальных, что они не могли быть поддержаны посредством консенсуса.

Стремление Франции вступать в союз с такими странами, которые готовы бы были согласиться с ее лидерством, стало неизменным фактором французской внешней политики после Крымской войны. Неспособная главенствовать в союзе с Великобританией, Германией, Россией или Соединенными Штатами и считающая для себя статус младшего партнера неприемлемым — столь велики были ее представления о своем национальном величии и мессианской роли в мире, — Франция искала лидерства в пактах с менее сильными державами: с Сардинией, Румынией и срединными германскими государствами в XIX веке; с Чехословакией, Югославией и Румынией в межвоенный период.

Тот же самый подход просматривается во внешней политике постдеголлевской Франции. Через столетие после франко-прусской войны проблема более могущественной Германии продолжает оставаться для Франции кошмаром. Франция сделала! I смелый выбор и стала искать дружбы со своим пугающим и вызывающим восхищение! соседом. Тем не менее геополитическая логика требует от Франции стремиться к тесным связям с Соединенными Штатами, хотя бы даже для того, чтобы создать многовариантность выбора. Однако французская гордость этого допустить не может и заставляет Францию искать, иногда даже подонкихотски, безразлично какую группу стран, — чтобы уравновесить Соединенные Штаты европейским консорциумом, даже ценой явного германского преобладания. В нынешние времена Франция то и дело играет роль чего-то вроде парламентской оппозиции американскому лидерству, пытались превратить Европейское экономическое сообщество в альтернативного мирового лидера и активно поддерживая связи с нациями, над которыми может, или полагает,что может, главенствовать.

С момента окончания правления Наполеона III Франция более не обладает могуществом для распространения универсалистских чаяний, унаследованных от Французской революции, а также полем деятельности, которое явилось бы адекватной точкой приложения миссионерского рвения. Понадобилось столетие с лишним, чтобы Франция кое-как смирилась с тем, что объективные условия, созданные Ришелье в обеспечение преобладания Франции, исчезли, едва была достигнута национальная консолидация Европы. Едкий стиль французской дипломатии в значительной части объясняется попытками лидеров страны увековечить ее роль как центра европейской политики, в обстановке, абсолютно несоответствующей подобным воззрениям. По иронии судьбы та самая страна, которая изобрела принцип высших интересов государства, вынуждена значительную часть нынешнего столетия заниматься попытками привести свои чаяния в соответствие со своими возможностями.

Разрушение «венской системы», начатое Наполеоном, было довершено Бисмарком. Бисмарк приобрел политическую известность как архиконсервативный противник либеральной революции 1848 года. Он также оказался первым руководителем европейской страны, который ввел всеобщее избирательное право для мужчин, а также организовал всеобъемлющую систему социального обеспечения, в течение шестидесяти лет не имевшую себе равных в мире. В 1848 году Бисмарк со всей решимостью возражал против предложения новоизбранного парламента вручить императорскую германскую корону прусскому королю. Зато не прошло и двух десятилетий, как он же вручил императорскую корону прусскому королю в завершение процесса объединения Германии в пику либеральным принципам и благодаря способности Пруссии навязать свою волю силой. Это потрясающее свершение заставило международный порядок ориентироваться на ничем не сдерживаемое соперничество, то есть вернуться в восемнадцатый век. Но теперь это становилось намного более опасным из-за наличия промышленной технологии и способности мобилизовывать обширные национальные ресурсы. Исчезли разговоры о единстве коронованных глав государств или о гармонии среди древних стран Европы. Под властью бисмарковской «Realpolitik» внешнеполитическая деятельность превратилась в силовые состязания.

Достижения Бисмарка были столь же неожиданны, как и его личность. Человек «крови и железа» писал прозу исключительной простоты и изящества, любил поэзию и цитировал в своем дневнике целые страницы из Байрона. Государственный деятель, придерживавшийся принципов «Realpolitik», обладал исключительным чувством меры, обращавшим силу в инструмент самоограничения.

Что такое революционер? Если бы этот вопрос допускал недвусмысленный ответ, немногие революционеры сумели бы преуспеть. Ибо революционеры почти всегда имеют своей отправной точкой недостаток силы. Они добиваются успеха потому, что существующий порядок не в состоянии отдать себе отчет в собственной уязвимости. Это особенно верно, когда революционный вызов проявляется не в виде похода на Бастилию, а облачается в консервативные одежды. Немногие институты способны защититься против тех, кто подает надежды, будто вознамерился их защитить.

Так обстояло дело с Отто фон Бисмарком. Жизнь его началась в годы расцвета меттерниховской системы, в мире, состоявшем из трех главнейших элементов: европейского равновесия сил; внутригерманского равновесия между Австрией и Пруссией; а также системы союзов, основывающихся на единстве консервативных ценностей. В течение поколения после венского урегулирования уровень международной напряженности оставался низким, потому что все основные государства не желали ставить на карту взаимное выживание и потому что так называемые «восточные дворы» Пруссии, Австрии и России обладали единой системой ценностей.

Бисмарк бросил вызов каждому из этих положений[142]. Он был убежден в том, что Пруссия стала самым сильным германским государством и не нуждается в Священном союзе для поддержания связи с Россией. С его точки зрения, соответствующая связь может быть обеспечена общностью национальных интересов, а прусская «Realpolitik» вполне способна заменить собой концепцию консервативного единства. Бисмарк считал Австрию противником общегерманской миссии Пруссии, а не партнером. Вопреки взглядам почти всех своих современников, за исключением, пожалуй, пьемонтского премьер-министра Кавура, Бисмарк трактовал лихорадочную дипломатию Наполеона как стратегическое благо, а не как угрозу.

В 1850 году Бисмарк выступил с речью, в которой нападал на ставшее общим местом рассуждение о том, что будто бы германское единство требует предварительного установления парламентских институтов. Его консервативные сторонники вначале даже не сообразили: то, что они слышат, в первую очередь является ударом по консервативным основам системы Меттерниха. Он заявил:

«Честь Пруссии заключается вовсе не в том, чтобы мы разыгрывали по всей Германии роль Дон-Кихота на благо рассерженных парламентских знаменитостей, считающих, что их местным конституциям угрожает опасность. Я же вижу честь Пруссии в том, чтобы Пруссия стояла в стороне от каких бы то ни было унижающих ее связей с демократией и никогда бы не позволяла того, чтобы в Германии что бы то ни было случалось без соизволения Пруссии...»[143]

На первый взгляд нападки Бисмарка на либерализм представляли собой практическое применение философии Меттерниха. И все же имело место разительное различие в акцентах. Система Меттерниха основывалась на том тезисе, что будто бы Пруссия и Австрия имеют общие обязательства по сохранению консервативных институтов и нуждаются друг в друге, чтобы нанести поражение либерально-демократическим тенденциям. Бисмарк же подчеркивал, что Пруссия способна утверждать свои предпочтения в одностороннем порядке; что Пруссия может быть консервативной у себя дома, не привязывая себя в области, внешней политики ни к Австрии, ни к какому-либо иному консервативному государству; и что ей не нужны никакие союзы, чтобы справляться с внутренними неурядицами. В лице Бисмарка Габсбурги встретили тот же вызов, который олицетворялся Ришелье, — целью его политики являлась слава собственного государства, а не утверждение какой-либо системы ценностей. И точно так же, как это было при Ришелье, Габсбурги не знали, что при этом делать и даже как понимать суть подобной политики.