Василий Князев - Частушки красноармейские и о Красной Армии

• Название: Частушки красноармейские и о Красной Армии
• Автор: Василий Князев
• Издательство: Государственное Военное Издательство
• Жанр: Юмористические стихи
• Год: 1925

Сознательный защитник советской власти стоит на страже завоеваний своей революции, каждый момент готов ощетинившемуся врагу дать колючий смертоносный отпор:

Мы изжить хотим напасти,Чтоб покой себе добыть,А врагов советской власти —Били, бьем и будем бить.

---

Василий Князев ЧАСТУШКИ КРАСНОАРМЕЙСКИЕ И О КРАСНОЙ АРМИИ

Красная армия в частушках

I

Везде и всюду, кроме Советских Республик, армия, это — остроотточенные, покорно-готовые, как к обороне, так и к захватническим нападениям, «штыки».

И — только.

Этим и ограничивается их жизненная роль.

Остроотточенность и покорная готовность (иными словами боеспособность) создается особыми приемами казарменного воспитания, лучше всего переданными солдатской прибауткой недоброго нашего, дооктябрьского, прошлого:

«Руки — по швам,
Голову — в карман».

Дисциплина и человек — автомат!

Солдат не должен мыслить. Солдат не имеет права мыслить. Мыслит за него — начальство.

Техника казарменного воспитания, опять-таки, лучше всего обрисована солдатскими пословицами и прибаутками:

«Недовернешься — бьют, и перевернешься — бьют»

«Бритвы нет, так шило бреет;

«Шубы нет, так палка греет»…

Битье, битье и битье!

Отсылаем читателей к повести Куприна «Поединок», некоторые страницы которой целиком посвящены изображению этой палочной и зубодробительной системы превращения мыслящего живого человека в покорно-готовый и остро-отточенный «ШТЫК».

Вернувшись в деревню, искалеченный человек приходится здесь не ко двору, чувствует себя чужаком, мучается и доставляет невыразимые мучения окружающим. Об этом хорошо передано в рассказе Соболя — «Порченный», посвященном такому, изуродованному царской казармой, пахарю.

II

«Солдат отрезанный ломоть»…

«Солдат — горемыка, хуже лапотного лыка»…

«Двадцать пять лет — солдатский век»…

И не мудрено, поэтому, что стары , дооктябрьские, посвященные солдатчине, частушки, почти сплошь — стоны, жалобы и слезы.

Жалобы, стоны и слезы начиняются непосредственно с момента отправления в город, в ненавистный «приемный дом».

Девушка, невеста новобранца, поет:

Городской приемный дом,
Сгори ты синиим огнем;
Сгори ты синиим огнем—
Чтоб не сдавали Колю в нем!

А сам жених, рекрут, такими словами передает свое душевное состояние перед черной разлукой:

Ты сыграй, а я спою
Про участь горькую мою;
Участь горькая моя —
Сдают в солдатушки меня.

Или, еще более определенно:

Пойду, выду на могилу,
Разбужу родную мать:
«Ты вставай, родная мать,
Со мною горе горевать;
Со мною горе горевать—
Меня в солдаты провожать!».

Нет никакой нужды передавать жалобы и стоны слезные следующих этапов: расставание — дорога — город — прием — забрит — казарма.

Дайте ножик повострее,
Тошно сердцу моему:
Моя молодость проходит
В серокаменном дому!

Стоны и жалобы, сплошные моря слез — вот чем сопровождалась «рекрутчина» в старой, дооктябрьской России, вот что видели и слышали в ней сурово-безмолвные стены гробов-казарм.

III

Но совсем другое дело призыв и казарма нашего, послеоктябрьского, времени.

«Солдата» в прежнем понимании этого слова, — теперь у нас нет.

Есть — красноармейцы, воины-граждане. Командир— в подавляющем большинстве, такой же крестьянин и рабочий, как и рядовые красноармейцы, — не только начальник (по опытности и знаниям), но и учитель, друг, товарищ.

Штыки их остроотточоны на случай чьего-либо разбойничьего нападения на СССР, по случаи захватнических наскоков на земли соседей вычеркнуты раз навсегда.

Красноармейцы знают, зачем они идут в красную казарму:

Собралась вас полна рота
Из рабочих батраков —
Защищать свои советы
От богатых кулаков.

Гражданская война, вообще, воспитала в них воинов-граждан, прояснила сознание их, указала им единственно приемлемый для труженика, прямой, правый путь.

Ведь перед их глазами протекали потрясающие сцены классового мщения и террора озверевших буржуа-золотопогонников:

Яму вырыли большую
Генералы-палачи,
Всех рабочих становили
И стреляли до ночи,

Золотопогонники воображали, что такие устрашительные меры, подавив сознание, вернут им их взбунтовавшихся pабов», когда-то столь покорных и безответных. Но выходило наоборот:

«Эх ты, Ванюшка — голубчик
Ваня славный побратим,
Возьмем Ваня по винтовке,
Да на белых покатим».

II потом, — когда винтовка уже в мозолистых руках труженика, осознавшего классовый характер гражданской войны: —

Мы с братишкой-Ванюшкой
Поменялись кольцами:
За советску власть в солдаты
Идем добровольцами!

Гражданская война явилась великолепной политической школой. Система классового террора справа рожала совсем не то, на что рассчитывали устрашите ли:

Не старайтесь, офицеры,
Красну армию разбить:
Ваше времячко минуло,
И по старому не быть!

IV

Целых три года продолжалась непрерывная кровопролитнейшая война. Вот бы, казалось, удобный случай для слез, стонов, бесконечных жалоб!

Послушайте, что говорит деревенская девушка 18-го, 19-го и 20-го гг.

Когда Коленьку забрали,
Я взяла с него обет:
До последней капли крови
Защищать в бою совет.

А другая девушка-героиня говорит своему ненаглядному:

Милый мой, милый мой,
Ты возьми меня с собой:
Ты служить будешь с винтовкой,
Я служить буду сестрой!

И не только «сестрами» уходили на фронт героически) дочери рабочего класса.

Мой миленок коммунар,
А я — коммунарочка:
На позицию пошлют,—
Отчаянная парочка!

Ни слезы, ни стоны, ни жалобы, а — сознание необходимости борьбы, горделивое любование своим ненаглядным «героем», жажда разделить с ним классовую страду:

Милый пишет мне письмо:
С белыми сражается,
С красным орденом домой
В отпуск собирается.

Кабы были сизы крылушки,
Серебряный полет,—
Полетела бы я, девушка,
К миленочку во флот.

В песенках девушек запечатлена и другая сторона облика красной послеоктябрьской казармы.

Девушки — любят красноармейцев:
Золотое-то колечко
Только вечером горит,
У девченочке сердечко
По курсантике болит.

Я сидела у окошка
Шила милому платок;
У милого есть гармошка,
А на шапке молоток.

То не ветер ветку клонит,
Сама ветка клонится;
За хорошеньким армейцем
Сама девка гонится.

Но за что любят девушки красноармейцев? За их красу? За воинскую удаль, неколебимую решимость одолеть ощетинившегося тред гибелью своею классового врага? И за то, и за это. Но на ряду с этим (а может быть, и главным образом) за то. чего прежде не было и не могло быть. Девушка любит красноармейца вот за что:

Как милого не любить
По его портрету:
Стала грамоту учить
По его совету.

Красноармеец является проводником просвещения! Мало того, смычка города с деревней, без наличия этого вяжущего звена, вряд ли удалась бы нам в полной мере.

V

Нет слез, жалоб и стонов в оставленной красным рекрутом родной деревушке.

Нет их и в вольной казарме.

Сознательный защитник советской власти стоит на страже завоеваний своей революции, каждый момент готов ощетинившемуся врагу дать колючий смертоносный отпор:

Мы изжить хотим напасти,
Чтоб покой себе добыть,
А врагов советской власти —
Били, бьем и будем бить.

Он далек от хвастливого, — «квасного», как говорили в старину, — патриотизма прежней палочной и зубодробительной «солдатчины»: —«шапками закидаем»!!! И, если слышим мы от него —

«Всю Рассею переедем,
Всю Европу перейдем:
На советы кто полезет —
Тому голову свернем!»

то это вовсе не хвастание, а результат пережитого-пере-испытанного. Ему, действительно, приходилось биться и «свертывать головы» представителям чуть-ли не всей Европы. Он бил — чехо-словаков, японцев и американцев в Сибири. Он столкнул в Ледовитый океан — англичан, а в Черное море— французов, греков и итальянцев. Он имеет право на эти горделивые, полные сознания собственной мощи, строки: