Шон О'Кейси - Современная ирландская новелла

• Название: Современная ирландская новелла
• Автор: Шон О'Кейси
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1975

---

Во всяком случае, не человек. Когда тот парень бросил меня ночью на дороге, я был точно кролик, которого взяли за задние лапки и стукнули головой о камень. Я был мертв.

— Но твой врач, — закричал Том, — тебе скажет, что твой организм жил, твое сердце работало, твой кишечник действовал, тебя кормили через вену, ты дышал, ты старел, твои ткани продолжали расти!

— А твои усы будут и в могиле расти. А змеи извиваются, даже если их разрезать пополам. Что такое стать мертвым? Если кто‑нибудь это знает, так прежде всего я. Я уходил в черную тьму, и там ничего не было.

Мысль об Умнике, лежащем в черном небытии, настолько ужаснула Тома, что он вскочил и завопил, точно отшельник, или миссионер, или член какой‑то секты, или почитатель Билли Грэхема[22]: «Я верую, я верую в душу, я не могу верить в человека без души!» — и стукнул по изготовленному плотником для жены круглому полированному столику, где на кружевной салфеточке стояла серебряная вазочка, а в ней искусственная роза.

— Во всяком случае, — торжествующе закричал он, — это наглядно подтверждается тем, что ты сейчас здесь, живой и строптивый! Если ты умер, скажи, пожалуйста, кто или что передо мной сидит и несет всю эту галиматью?

Опираясь на палку, Умник поднялся и взял свою черную шляпу.

— Не знаю, Том. Не знаю, кто я такой. И откуда появился. И что я такое. Тут надо еще разобраться. Я лучше пойду. Что бы я ни делал, куда бы ни пришел, я, кажется, на всех дурно влияю и всех огорчаю.

— Всех? — испуганно спросил Том, провожая его до дверей. — Ты что же, еще с кем‑то говоришь на такие темы?

— А почему бы и нет? Я все это изложил Анджело. Я все это изложил епископу. Да, да, — улыбнулся он, видя, как у Тома глаза лезут на лоб, — они привозили ко мне епископа.

— И что сказал его преосвященство?

— Что ему было говорить? Он все глядел на меня. Лазаря помянул. «Но, ваше преосвященство, — сказал я ему, — Лазарь не умирал. Если бы Лазарь был мертв к приходу Христа, то, согласитесь, это значило бы, что господь вынес ему приговор, и он уже либо отдыхает в том месте, которое ваше преосвященство изволит называть раем, либо жарится в пекле. Или ваш предвечный господь непринужденно меняет свои предвечные приговоры?» Это его сразило. Он ушел, ни слова не сказав, и с тех пор я его не видал и не слыхал. Да, кстати, я нарушаю приличия. Я не поблагодарил тебя за любезное приглашение на чашку чая.

Бодрое упоминание о чашке чая больше всего и напугало Тома. Человек понятия не имееет, что ему предстоит.

— Как же они хотят с тобой поступить? — спросил Том у самой двери.

— Анджело велел мне преподавать географию. Предмет безопасный. «Назовите главные реки Франции. Назовите высочайшую в мире гору». Вот он что воображает. А география нынче совсем не та. Сейчас это и антропология, и социология, и экология, и экономика, аксиология, история, религия, наука. Авось позабавимся и с географией.

Он помахал рукой и захромал к монастырю.

— Я буду за тебя молиться! — закричал Том ему вслед и медленно прикрыл дверь.

Три недели они не видались. Отчасти потому, что с начала великого поста Том капли в рот не брал. А вся эта история его до того мучила, что он чуть не бегом бежал от пивной на Главной улице, считая оставшиеся до пасхи дни. Умник и впрямь на всех дурно влиял. И все же Тома беспокоило, до чего дело дойдет. В воскресенье, перед страстной пятницей, он встретил Дикки Толбета, шедшего от обедни, и полюбопытствовал, что слыхать нового о Ригисе. Дикки уставился на него, долго и громко смеялся и вдруг на целые полминуты замолчал, все не спуская с него глаз.

— Знаете, — сказал он наконец, — наш Кунлеен, пожалуй, самое удивительное местечко в целом свете. Одна улица, одна церковь, маленький женский монастырь, микроскопический мужской, четыре пивные, полторы тысячи жителей, и каждый, я уверен, считает, что знает все про всех. И так оно в самом деле и есть. Но что до происходящего в храме божьем, в женском монастыре и в МОК’е, то, будь они в Сибири, о них знали бы ровно столько же. Я не поручусь, что в эту самую минуту к монастырской стене не прибивают за уши трех монахинь. А никто об этом и через полгода не проведает. Да вы на себя обернитесь! Вы здешний учитель, а спрашиваете меня, где Ригис! Уже неделю он работает на кухне вместо мирского брата.

— Вы хотите сказать, что и географию ему не дали преподавать?

— С неделю понаблюдав, как идут дела с географией, Анджело его выставил и послал вниз учить малышей письму. Слыхали, как они уныло бубнят за учителем: «ЗВОН» — «звон», «ЗВОН» — «звон», «ЗВОН» — «звон»? Порой больше ничего во всем Кунлеене не услышишь. Однажды Анджело зашел к Ригису на урок письма и чуть не упал в обморок. Они бубнили за Ригисом: «ТРЕСК» — «крест», «ТРЕСК» — «крест», «ТРЕСК» — «крест».

Том вытер лоб. Дикки задрал голову и поглядел на небо.

— Чудесный день, слава богу, — сказал он. — Первая неделя апреля. Самое время картошку сажать. Ежели заглянете как‑нибудь после завтрака в огород за монастырской стеной, увидите, должно быть, что этим он и занят.

До четверга Том одолевал в себе страх перед встречей и, наконец выбрав час, когда братия обычно выходила на прогулку, понуро поплелся к монастырскому огороду. Был теплый солнечный день. Песчаник, обнажившийся с задней стороны домов, с уцелевшей местами белой штукатуркой выглядел как островки колбасного фарша в сметанном море. Закрываясь, калитка заскрипела. Том ощутил резкий, дурманящий запах навоза. Гребни борозд на делянке, отведенной под картофель, подсохли на солнце. В углу у стены не спеша копал землю седовласый монах. Умник, сидя на перевернутом ведре, с интересом наблюдал за плывущими облаками. Грязную сутану он перехватил на поясе бечевой, а рукава и брюки подвернул. Тяжелые ботинки были надеты на босу ногу. Услыхав скрип калитки, он перестал задирать голову и поглядел, кто пришел, помахал рукой, опираясь на палку, встал и любезно, точно приглашая Тома пожаловать в гостиную, указал на поросший травой клок земли, где они могли полежать на солнце, укрывшись от вешнего ветра.

Том смотрел на него с опаской. Умник вроде бы чувствовал себя неплохо. Даже складка между бровями не багровела и не вздувалась. Они улеглись друг к другу лицом, опершись на локти. Том достал сигареты, они закурили, и стало вдруг хорошо, как в прежние времена в Дублине, когда, лежа на кроватях, они толковали о происшедшем за день, о девчонках, о том, что слыхали в пивной, или о том, как они в детстве жили в Корке.

— Ну, как у тебя с ногой? — спросил Том.

— Действует. В порядке она уже не будет. Без палки не обойдешься.

— Ас головой что?

— Ну, она идет своим ходом. Шагает по кругу, как лошадь на мельнице. Цок — цок.

— А в целом‑то как?

— Отлично. Иногда побаливает где‑то. Но если очень уж больно, я порошки глотаю.

— Тогда, наверное, садовник из тебя не очень важный.

— Пол, — кивнул он в дальний угол, — делает всю тяжелую работу. Мне остается посадка, прополка —>

словом, все, что можно делать на коленях. Я и стряпать пристрастился. Раньше этим занимался мирской брат — до вступления в орден он был поваром на корабле, — а теперь его повысили, произвели в учителя» Держу пари, месяца через два я их буду кормить, как они еще в жизни не ели. Увидишь! От этой старой клячи будет еще толк.

Том подумал, что как‑то очень уж весело говорится обо всем этом.

— А как с тобой обращаются?

— Да я их и не вижу. Мирским братьям дозволено ходить в библиотеку, но делают они это редко. Мы с Полом живем на кухне, там и едим и развлекаемся. Вечерами мы точно старый фермер с сыном: читаем, радио слушаем, или в шашки играем, или в шахматы — он и в том, и в другом мастак. Я много читаю. Библиотекарь графства обещал, что уж в книгах недостатка у меня не будет.

— А они не против?

— Им теперь все равно, что бы я ни делал. Я человек ни на что не годный. Я спятил. По — своему они правы. Они, понятно, тупицы. Но не будем забывать о христианском милосердии. С тех пор как меня сюда выпихнули, мне досталось больше доброжелательности, чем за всю жизнь.

В углу позвякивала о камни лопата Пола. Над огородом пронеслась ласточка. Умник рассказывал, как они с Полом проводят день. Приготовят завтрак на десять ртов, вымоют посуду, застелют кровати, вытрут пыль, подметут, а после с двумя плетенками — на Главную улицу за покупками.

— Мы не самые желанные покупатели. — Умник ухмыльнулся. — Должно быть, потому, что нас им боязно обсчитывать. Сумки с покупками можно у кого‑нибудь оставить под прилавком и пойти прогуляться, но сперва Пол должен себя потешить. Он любит свою бутылочку пива. Вот мы и заходим с черного хода к Бреннану, подымаемся наверх, и Пол счастлив как бог, попивая портер.

— А ты?

— Я ведь пива не пью. А ничего больше мы себе позволить не можем.