Юрий Аракчеев - В поисках апполона.

• Название: В поисках апполона.
• Автор: Юрий Аракчеев
• Издательство: Мысль
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1985

Юрий Сергеевич Аракчеев. В поисках апполона.

Вместе с автором читатель побывает в средней полосе России, на Кавказе, Тянь-Шане Памиро-Алае, в Алтайских горах и на Дальнем Востоке. Убедительно, на живых примерах писатель доказывает необходимость создания микрозаповедников, привлечения к этому благороднейшему делу самых широких масс населения нашей страны. Путешествуя в поисках редкой бабочки Аполлон, в поисках прекрасного, автор приглашает и читателя открыть для себя этот удивительный мир природы. Книга рассчитана на самые широкие круги читателей.

---

Встали мы с Леной рано — в 5 утра по местному времени — и отправились в разные стороны.

Этот день был похож на уже описанный, хотя в чем-то и был, конечно, совсем другим. Точно так же, как бывают и похожи и разны все счастливые дни.

Около тридцати шести километров по горам пришлось пройти в общей сложности, но Красную бабочку я нашел. И сфотографировал. Это действительно оказалась желтушка Романова — очень редкая и красивая бабочка, красно-оранжевая, огненная, с темным узором.

Я возвращался абсолютно довольный, готовый к отъезду… Однако Салим Содыкович не приехал. Как добираться из этой «Земли Санникова» до Москвы?

Вечером я поднялся к кишлаку, ходил среди живописных развалин, фотографировал, а когда снимал мечеть, услышал чей-то голос:

— Что вы здесь делаете? Туда нельзя!

Среди развалин появился рассерженный молодой человек, темноволосый, энергичный, в тюбетейке, с транзистором в руках… Оказалось, что это один из местных жителей, Игорь — его семья осталась, не желая уезжать в Каршинскую степь. Он повел меня в свой дом, познакомил с семьей — мать, отец, братья, сестры… Потом зашли еще к одному человеку, все еще жившему в кишлаке, он посетовал на то, что разрушаются мечети, никто не присматривает за ними, хотя ведь это культурные ценности! Звали его Базар-ага, он участник войны, награжден орденами. Я обещал передать его письмо в «Литературную газету», правда, он должен был еще его написать…

— Вы бы сами согласились присматривать за мечетями? — спросил я.

— Согласился бы, но только нужно, чтобы нам отпустили средства на ремонт, — ответил Базар-ага. — И вообще чтобы внимание обратили на Ташкурган. Ведь село такое большое было! Один из секретарей Яккабагского райкома был родом из Ташкургана!

Да, осталось здесь двенадцать семей — не захотели уезжать с насиженных мест — и теперь живут натуральным хозяйством, имеют свое стадо коров и даже… школу.

Был здесь, оказывается, и стационар ботаников, которые периодически приезжали из центра. Но вот чего не было здесь, так это единого заботливого хозяина: и правление заповедника, и оставшиеся местные жители, и геологи из постоянной партии на перевале, и ботаники — все были сами по себе, иной раз даже конфликтовали друг с другом, и в первую очередь страдала от этого, конечно, природа. И косили где придется и что придется, и сеяли точно так же, и коров пасли где попало, и браконьерством занимались некоторые по соседству с заповедником, а если недоглядят егери, то и в нем самом. И мумиё собирали где только могли, и с арчой особенно, конечно, не церемонились.

Разговаривал я и с ботаниками, потом зашел в контору заповедника. Долго беседовал и с Игорем, который, оказывается, не жил здесь постоянно, а работал в хлопководческом совхозе в Каршинской степи, а сюда приехал в отпуск, к родителям, сестрам и братьям. Познакомил он меня и с другими жителями…

И все больше и больше росло во мне чувство, что дело даже не в браконьерстве, не в беспорядочной пастьбе скота и рубке арчи. Конечно, можно переселить целый кишлак, можно очертить границы заповедной территории, организовать штат егерей и лесников, которые будут охранять природу от браконьеров. Можно даже посадить на облысевших склонах арчу. Можно также выработать правила пастьбы и распашки, то есть землепользования. Но если нет чувства природы, если нет любви к ней, если нет культуры именно в таком понимании — понимании общности, то никакие меры не помогут. Прав наш начальник, Георгий Петрович.

Но вот что тронуло меня — это двое ребят, которые встретились нам с Игорем. Они такими горящими глазенками рассматривали мой фотоаппарат, когда я сказал, что фотографирую бабочек! Конечно, их интерес мог быть вовсе не тот, какого бы я хотел. Но вдруг?

Уже в темноте, при луне, спустился я в лагерь. Благополучно вернулась из похода Лена Богданова. Она тоже не видела Аполлонов.

В этот день, 25-го, был день рождения сразу двоих участников нашей экспедиции — Рафаэля и Мамуры. Мы, конечно, поздравили их, я с перевала принес цветущую ветвь шиповника и эремурусы Регеля, а Оля нашла где-то совершенно великолепные, очень крупные эремурусы Ольги.

Ложились спать поздно, в двенадцатом часу ночи, и только начали засыпать, как послышались автомобильные гудки и заметались по стенкам палаток лучи света от фар. Приехал Карим!

Тут-то и начались сутки, рассказ о которых я хочу озаглавить так: «Синяя Поляна».

17. Синяя Поляна

Как обрадовались мы все Кариму, особенно, разумеется, я, и не только я, но и Мамура, Лена Богданова, Рафаэль! Мамура, оказывается, тоже собиралась ехать в Яккабаг, а Лена с Рафаэлем — к перевалу, чтобы оттуда спокойно спускаться в лагерь, собирая образцы растительности.

Мы все, кроме Елены Алексеевны и Оли с Олежкой, встали, конечно, и вновь выпили сухого вина за здоровье Мамуры и Рафаэля. Я опять любовался Каримом, этим стройным импульсивным парнем, который — во второй уже раз! — выручал нас, хотя никакой выгоды не имел от этого, он просто любил жизнь и людей, и в нем, пожалуй, как раз и было осознание той самой общности нашей. Потому-то и понравился он мне тогда с первого взгляда! Как он спустился по сомнительной дороге от кишлака к лагерю? Уму непостижимо! И тем не менее рядом с палатками стоял его мощный «Урал». Ай да Карим!

Вот они, скрытые резервы человека — любовь к жизни, радость жизни, поступки, которые выбиваются из привычного унылого существования, которые и есть настоящая жизнь!

Улеглись мы довольно быстро — Карим, оказывается, ездил весь день и страшно устал, а завтра — опять неблизкий путь. Утром встали в полшестого, а в начале седьмого уже выехали и теперь на мощно урчащем «Урале» проехали и кишлак, и весь мой маршрут, и остановку сделали у источника Оба-зим-зим. Пока все пили целебную воду, Рафаэль прошелся по дороге и сразу нашел следы медведя. Тут же были и мои вчерашние следы… Лена с Рафаэлем остались, а мы поехали дальше, миновав ложбинку, где я фотографировал Красную бабочку. У самого перевала по коротенькому отрезку дороги спустились к геологам — там стояло несколько палаток и обыкновенный, такой привычный на гигантских, не до конца еще освоенных просторах нашей страны дорожный вагончик-прицеп.

Карим остановил машину, я соскочил на землю из кузова, а навстречу уже выходил из вагончика начальник партии Халим Хакимович и протягивал для приветствия руку.

— Рад вас видеть, — сказал он мне, но его радость, конечно, не могла сравниться с моей, потому что ведь именно благодаря ему неделю назад мы встали лагерем на щебнистом берегу Кызылсу, а теперь я вот вовремя возвращался.

Опять я подивился его совсем не «геологическому» виду: в очках, мало загорелый, в мешковатых брюках…

— У вас здесь постоянный лагерь? — спросил я.

— Да, здесь, — улыбаясь, ответил Халим Хакимович.

— Не мерзнете?

— Да нет, ребята не жалуются. А я в вагончике, там тепло.

И добавил, что более солидный лагерь будет чуть ниже. Там поляна.

Карим сказал, что мы будем стоять здесь минут двадцать, и, повинуясь непонятному зову (а он совершенно точно был, этот зов, не словами, конечно, а меня прямо-таки потянуло), повинуясь ему, я пошел туда, куда неопределенно махнул рукой Халим Хакимович. У самого края перевала увидел живописный, совсем не крутой спуск, а за ним — низинку, поросшую журавельником (полевой геранью) так, что она вся прямо-таки светилась лилово-синим, а из этого синего еще поднимались белые эремурусы Кауфмана и еще какие-то яркие белые соцветия… Я стоял, любуясь, и вдруг увидел Парнассиуса, то есть Аполлона.

Он летел не спеша, плавным, каким-то парашютным полетом: не планировал, а, взмахнув раз-другой крыльями, держал их полураскрытыми и как бы слегка опускался вниз, как парашют. Он тот-час напомнил мне Аполлониуса, хотя отличался от него. Он пролетел совсем близко, и я смог разглядеть его, увидел величину и пятна…

У меня даже голова закружилась, было ощущение ненастоящего, чуда, а Аполлон скрылся где-то у края низинки, но тут же я разглядел еще одного, и гораздо более эффектного — почти черного, с красным… Тяньшаникус! Ну конечно. Тяньшанский Аполлон! Именно так описывал его Жора. Так вот же они где…

А вон еще и еще… Вот, оказывается, где — на высоте 2800 метров, у самого перевала! Если бы я знал!

Это было что-то необычайное, я все еще не верил своим глазам — ну ведь настоящий сон, это после стольких-то дней здесь, после ожиданий, поисков, похода на лошадях…

У меня сердце запрыгало от радости, в один этот миг опять как бы произошло смещение времени, я словно перескочил в детство и твердил как заклинание:

— Только бы это правда! Только на самом деле, пожалуйста! Ну хотя бы одного… Не улетай, пожалуйста… Ведь машина ждет…

Ах, если бы я знал раньше! А ведь у меня и пленка, как назло, кончилась, правда, вчера Рафаэль подарил мне одну, но у нее давно (лет пять назад) истек срок годности, я даже не знал, есть ли вообще смысл фотографировать…