Борис Соколов - Котовский

• Название: Котовский
• Автор: Борис Соколов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-235-03552-2

Новая книга известного писателя и историка Бориса Соколова посвящена легендарному человеку, которого в Бессарабии называли «последним гайдуком» и «атаманом Ада», — Григорию Ивановичу Котовскому. После 1917 года он превратился в не менее легендарного командира Красной армии и действительно народного героя Гражданской войны. В книге показано, что из многочисленных мифов, которыми обросло его имя, соответствует действительности, а что имеет с ними мало общего. Подробно рассказывается о таких известных эпизодах из жизни Котовского, как участие во взятии Одессы зимой 1920 года и в подавлении антоновского восстания в Тамбовской губернии летом 1921 года, объясняются причины его популярности, делается попытка раскрыть мотивы его загадочного убийства. Биография Котовского представлена на фоне истории России первой четверти XX века, в том числе и так называемого «Бессарабского вопроса».

Знак информационной продукции 16+

---

На другой день Донской уехал в Москву. Там по явке, полученной от меня, Донской установил связь с „начальником штаба боевых сил Москвы“, а на самом деле с начальником отдела ВЧК по борьбе с контрреволюцией Т. П. Самсоновым. В беседе с Донским (до его ареста) Самсонов получил от него исключительный по своей ценности материал об антоновщине. Разумеется, что Донскому пришлось вскоре свой отчет повторить следователю ВЧК.

Из присутствовавших на хуторском совещании кроме Донского я хорошо помню одного из главарей антоновщины — Матюхина Василия, начальника антоновской „милиции“ (брата Матюхина Ивана, который был виднейшим антоновским командиром). Донской прикрепил его ко мне в качестве представителя „Главоперштаба“.

Сразу после совещания договорились, что приехавший со мной Тузинкевич останется у антоновцев на границе в качестве моего связного. (За время моей поездки он под видом связи с эсеровским центром несколько раз отправлялся в Тамбов, чтобы узнать, нет ли каких-либо новых поручений для меня из Москвы, из ВЧК.) Я же в сопровождении Василия Матюхина и охраны из четырех антоновцев отправился на осмотр административных центров и воинских частей антоновской армии.

По приезде в тот или другой пункт Матюхин сообщал местным вожакам, кто я такой и зачем приехал. Во многих местах уже заранее знали о моем приезде и готовилась достойная встреча. Как „представитель центра“ я побывал на многих базах антоновцев, где проводил совещания, заслушивал доклады и сообщения, давал „указания“.

Через несколько дней вместо Матюхина меня стал сопровождать Егор Ишин, бывший у мятежников второй фигурой после самого Антонова. Он был председателем губернского комитета „Союза трудового крестьянства“ — эсеровской организации, которая на территории антоновцев была главным гражданским органом управления.

Когда я вспоминаю сейчас Ишина, то вижу перед собой дородную фигуру человека лет сорока пяти, с жирным румяным лицом, с курчавыми волосами, в темном костюме, начищенных сапогах гармошкой, с маузером в деревянной кобуре на боку. На крестьянских митингах и собраниях Ишин выступал как главный оратор, разъясняющий программу антоновцев. Говорил он сочным крестьянским языком, с пословицами и прибаутками.

Встреча с Ишиным была новым большим испытанием и серьезной проверкой моих способностей чекиста-разведчика. Ишин был не рядовым эсером-антоновцем, для которого должен быть непререкаем авторитет „члена ЦК“, а матерым эсером, крупным идейным врагом.

Ишин при первой же встрече признал меня „членом ЦК“, имеющим право на руководство „партизанским движением“, был со мной вежлив и внимателен. Однако он не один раз пытался поставить меня в такое неожиданное положение, при котором человек может смутиться, если он является не тем, за кого себя выдает. Опытный конспиратор, Ишин, с одной стороны, доверял мне как „члену ЦК“ и руководителю воронежских эсеров, а с другой — не упускал случая еще и еще раз проверить „представителя Центра“. Нет необходимости доказывать, насколько тягостны и опасны были для меня проверки Ишина и как мне всегда приходилось находиться в „мобилизационной готовности“.

Во время поездок с Ишиным мне приходилось ночевать вместе с ним в избе или на сеновале. Однажды, когда мы утром проснулись, он как-то загадочно, с ухмылкой произнес:

— А вы, оказывается, во сне гутарите…

Я знал, что иногда разговариваю во сне. Неужели проговорился?.. Мгновенно взяв себя в руки, я засмеялся и как бы между прочим спросил:

— Мешал спать?

— Да не так чтоб уж…

— Ну тогда всё в порядке.

Так все обошлось благополучно.

С этого дня, когда мне приходилось ночевать с кем-либо из бандитских командиров, я старался попросту не смыкать глаз. Спал же я (точнее, впадал в состояние оцепенения, с открытыми глазами) урывками, днем при переездах, сидя в седле и опираясь на стремена. Это было страшно тяжело и привело к сильному расстройству нервной системы. За все время мне ничего так не хотелось, как всласть выспаться.

В другой раз Ишин во время ужина начал неторопливо, не упуская подробностей, рассказывать, каким истязаниям подвергают антоновцы взятых в плен красных командиров, политработников и красноармейцев. Не отрывая взгляда от моего лица, он повествовал о том, как на днях присутствовал при казни: бандиты перепилили красноармейцу шею пилой. „Кричал он, ох, кричал, мать честная, — говорил Ишин. — И то сказать: пила была тупая да ржавая, ею нешто сразу перепилишь… Да и шея не дерево, пилится неудобно…“

Как ни трудно было сдерживаться, у меня не дрогнул ни один мускул. Я ничем не выдал своих чувств».

Надо отметить, что антоновцы, как правило, не убивали захваченных в плен рядовых красноармейцев. Уничтожению подлежали только «идейные враги»: командиры и комиссары Красной армии, члены компартии, курсанты, бойцы продотрядов. Рядовых же красноармейцев тамбовские повстанцы стремились либо привлечь под знамена Антонова, либо, разагитировав, отпустить к своим в надежде, что таким образом удастся разложить советские войска.

Вернемся к рассказу Муравьева. Он продолжал: «Когда Ишин был уже вывезен мною в Москву и арестован ВЧК, на следствии он говорил, что у него иногда закрадывались сомнения относительно меня, что он предпринимал меры для проверки „члена ЦК“, но никаких поводов для подозрения моей связи с ЧК он не обнаружил.

Разъезжая по „антоновской вотчине“, я старался как можно больше узнать, запомнить. Эсеровские руководители, командиры отрядов рассказывали мне как своему „начальству“ о своих агентах и пособниках в разных тамбовских учреждениях и организациях. Ясно, как важны были эти сведения для разгрома мятежа. Поэтому я старался запомнить связи, явки, фамилии и адреса.

Находясь в стане врагов, не знаешь, где и какая опасность тебя подстерегает. Самое же тяжелое чувство испытываешь тогда, когда создается реальная угроза гибели от своих, от красноармейцев. А такая опасность подстерегала меня не один раз. Расскажу об одном случае.

В селе шел митинг. Крестьяне и антоновцы слушали разглагольствования „члена ЦК“. Вдруг прозвучал удар церковного колокола — знак тревоги. Участников сходки будто ветром сдуло. Командир антоновцев, сопровождавший меня, крикнул: „Красные!“ — и увлек меня за собой.

За нами побежала и охрана. Где-то совсем близко слышался нарастающий конский топот.

Мы огородами пробрались в противоположный конец села и вбежали в убогую хатенку. Бросились к печке.

Один из бандитов стал на колени и начал выгребать из-под печи мусор. В образовавшееся отверстие полез руководитель бандитов, следом за ним я и другие сопровождавшие меня антоновцы. Под печью оказался глубоко вырытый в земле тайник, в котором мы и разместились. Последний из телохранителей завалил за собой дыру хламом.

Долгое время мы сидели в полной темноте, молча, вдыхая запах плесени и мышей. Только однажды, сблизив головы, антоновцы шепотом договорились, чтобы живыми не сдаваться. Слышно было, как наверху стучали сапоги красноармейцев. „Туточки воны, идесь у сэли… Конэй побросалы да поховалыся, — донесся до нас басовитый украинский говор, — шукаты треба“.

Красные обыскали в деревне все дома. Особенно старательно искали у кулаков. Им было невдомек, что тайник антоновцев находился в избушке самой бедной крестьянки.

Хозяйка дома, конечно, молчала. Она хорошо знала, какая страшная кара ждет любого, кого антоновцы обвинят в предательстве (а может быть, крестьянка просто сочувствовала антоновцам и не желала их выдавать красным? Ведь если бы красноармейцы нашли у нее спрятавшихся антоновцев, то наверняка расстреляли бы всю семью. — Б. С.).

Когда я сидел вместе с антоновцами в этой дыре, я с обидой думал, что если нас обнаружат, то свои же застрелят и меня.

При моем передвижении по территории антоновцев был случай, когда со мной не оказалось сопровождавшего меня Ишина. Он должен был остановиться по какому-то делу, и дальше я поехал только с телохранителями. Эта поездка чуть было не кончилась гибелью.

Как только мы въехали в село, нас окружили вооруженные вилами и охотничьими ружьями крестьяне. Стащив с лошадей, они повели нас к оврагу для расстрела.

Мы упирались, стараясь перекричать эту гомонящую толпу. Я говорил им, что я — „член ЦК“, но они ничего не хотели слушать. Уже у самого оврага толпу остановил случайно оказавшийся здесь антоновский командир, который знал меня в лицо. Матюкаясь и размахивая плетью, он освободил нас и проводил до села.

Оказалось, в каждой мятежной деревне существовали так называемые отряды самообороны. Этим отрядам Антонов дал строгие указания: не впускать в село чужих людей, небольшие отряды красных разоружать, бойцов истреблять, о больших соединениях немедленно сообщать в штаб.