Николай Зенькович - Маршалы и генсеки

• Название: Маршалы и генсеки
• Автор: Николай Зенькович
• Издательство: Русич
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-88590-542-8

Почему повесился маршал Ахромеев? Стремился ли в военные диктаторы Жуков? В чем вина Берии? За что расстреляли маршала Кулика? Готовил ли Тухачевский заговор против Сталина? Вел ли самостоятельную линию Фрунзе? Ответы на эти и многие другие вопросы можно найти в этой книге, написанной на основе новых, закрытых прежде для исследователей архивных источников. Они переворачивают привычные представления о судьбах видных советских военачальников, их взаимоотношениях с генсеками.

---

ТАСС. Сергей Федорович, у меня будут два вопроса. Первый вопрос, насколько я понимаю, вы очень хорошо знаете. Он касается того, как война начиналась, и особенно, как она начиналась в республиках Прибалтики. В связи с этим я бы хотел, чтобы вы прокомментировали нынешнюю военную ситуацию в Прибалтике. Имеет ли она, на ваш взгляд, корни в том, что происходило в 1941 году? И второй вопрос: какая цифра потерь в Великой Отечественной войне, на ваш взгляд, наиболее близка к истине?

АХРОМЕЕВ. Во-первых, сразу должен вам сказать, что, по-моему, военной ситуации в Прибалтике нет. В Прибалтике ситуация такая же, как и во всей стране. Имеется социальное напряжение, если говорить коротко. Главная, но не единственная ее причина, скажем, в Литве, заключается в том, что Верховный Совет этой республики отменил Конституцию и законы СССР на своей территории. Однако отменены формально, фактически-то они действуют.

Таким образом, пришли в противоречие союзные и республиканские законы. Армия живет по союзным законам, республика пытается жить только по своим, республиканским. Идет, что называется, война законов. А это порождает всплески социальной напряженности, чувство страха, а иногда и вооруженные вспышки. В Литве эти процессы идут в более острой форме, в Латвии и Эстонии — мягче. Порождено ли это довоенным периодом? Конечно. Спор-то ведь идет о том, как в 1940 году эти республики вошли в состав Советского Союза. Одни говорят — на законной основе. Я тоже придерживаюсь такой точки зрения. Другие утверждают, что не законно. Спор на эту тему, безусловно, также добавляет масла в огонь.

Наверное, о численности потерь в Великую Отечественную войну будут спрашивать и другие журналисты. Главное, о чем бы я хотел вам доложить сейчас, — это то, что никто никаких потерь не пытается скрывать. Ну какой смысл это делать? А теперь о самих потерях. Что я о них знаю? Наверное, не в полном объеме. Потому что потери среди гражданского населения — не в компетенции министерства обороны. Мы их не рассматриваем и не изучаем. Поэтому я могу назвать только общую цифру потерь, всем известную. А вот по военным потерям могу сказать подробнее.

Если считать всех погибших, то есть военнослужащих и партизан, не вернувшихся домой с войны, то будет 8 миллионов 668 тысяч 400 человек. Повторяю: 8 миллионов 668 тысяч 400 человек. Из них в 1941 году, который является предметом нашего рассмотрения, — 3 миллиона 138 тысяч. Страшная цифра. За каких-то шесть месяцев, а это лишь одна восьмая всей войны, погибло более 30 процентов тех, кто не вернулся с фронтов. Вторая половина 1941-го и 1 942 год были самыми тяжелыми по числу жертв. Если говорить о пленных, то всего за время войны пропало без вести и попало в плен 3 миллиона 396 тысяч 400 человек. Запишите пожалуйста: 3 миллиона 396 тысяч 400 человек. То есть почти половина. А вторая половина погибла в плену.

У меня есть также данные по каждой крупной операции. Откуда они? В бытность начальником Генерального штаба у нас была создана группа работников, которая изучала этот вопрос весьма подробно и тщательно. Притом, рассматривала каждую операцию отдельно. Эта группа работает до сих пор, уже три года. Так что эти цифры на сегодняшний день объективные. Но утверждать, что они абсолютно достоверны, не могу, так как работа по уточнению продолжается.

До 1991 года мы исходили из другой цифры. Считалось, что в сорок первом году потери составляли 2,5 миллиона человек. А цифру 3 миллиона 138 тысяч я получил буквально позавчера. Происходят изменения, уточнения. Некоторые входили в общее потери, но в какой именно операции они погибли, было неизвестно. Выясняем неточности, перерасчитываем — по более совершенной методике. Поэтому настойчивые утверждения о том, что кто-то кого-то обманывает, неправильны. Дай Бог, как говорится, чтобы это делалось по недомыслию. Но мне представляется, что все куда более глубже, я не могу не видеть здесь определенных политических целей.

Такая вот ситуация с военными потерями. Более подробно на эту тему я готов беседовать с каждым из вас индивидуально. Что касается других потерь, в частности, среди мирного населения, то статистическое управление, которое занимается этой проблемой, называет следующую цифру — около 19 миллионов. Таким образом, всего погибло 27 миллионов человек.

РАДИО И ТЕЛЕВИДЕНИЕ АВСТРИИ. Недавно, в четвертом номере «Военно-исторического журнала» за этот год, вы назвали генерал-полковника Волкогонова антикоммунистом. Считаете ли вы, что только коммунист может правильно и справедливо оценивать историю войны?

АХРОМЕЕВ. Действительно, в четвертом номере военно-исторического журнала я назвал генерала Волкогонова антикоммунистом. Но не за то, что мне не нравится Волкогонов, а за то, что он искажает историческую действительность. В данном случае спор у меня с Волкогоновым идет о том, как правильно оценивать предвоенный период, что он из себя представляет. Мы с ним придерживаемся прямо противоположных позиций. Сегодня в Советском Союзе слово «антикоммунист» не является ругательным. Я — коммунист, а он — антикоммунист. Я — антикапиталист, а он — не знаю, кто: защитник капитализма или нет. Это не более чем обычная констатация факта. И идейный спор.

Меня не только критикуют, но и откровенно ругают за то, что я называю его перевертышем. Но слово «перевертыш» — это тоже констатация факта. До недавнего времени Волкогонов защищал советский строй, коммунистические идеалы вместе со мной. И вдруг — резкий поворот в поведении. Причем, без всяких объяснений. Пусть скажет, почему он изменил военной присяге. Почему он занял такую позицию, что его привело к этому? Мало того, он ведь был главным идеологом Вооруженных Сил СССР, коммунистом номер один в армии и на флоте. Если уж на то пошло, то и меня учил быть преданным Коммунистической партии. Более того, надзирал, контролировал, прочно ли я усваивал политику КПСС, решения ее съездов. От его мнения, насколько генералы и офицеры были преданы делу партии, зависело их дальнейшее продвижение по службе. Такая у него была должность в Главпуре. И вот неожиданная метаморфоза. Генерал-полковничье звание, ордена, степень доктора наук, многочисленные книги о советском патриотизме, обеспеченный быт — ведь это все давалось в награду за верное служение партии. Тогда надо иметь мужество отказаться от всего этого. У меня часто возникает вопрос: неужели он тайно ненавидел то, о чем с таким воодушевлением говорил на служебных совещаниях, писал в своих книгах, вещал с телеэкрана в передачах «Служу Советскому Союзу!»? Если это так, то его положение незавидное.

ГАЗЕТА «СОВЕТСКАЯ ТОРГОВЛЯ». Сергей Федорович, я участник войны с 1941 года. Меня очень волнует вопрос: до каких пор у нас будет существовать формулировка «пропавший без вести»?

АХРОМЕЕВ. Ваш вопрос справедливый — это очень горькая формулировка. Пропавших без вести немало. Так называют тех, кто пошел на войну, погиб, наверное, но неизвестно, при каких обстоятельствах. Нет очевидцев, что с этими людьми случилось. Нет свидетелей гибели.

Сейчас эти люди для нас равны: и пропавшие без вести, и погибшие на глазах однополчан. Все они были защитниками Родины, вместе ушли на фронт и вместе воевали. На фронте было немало случаев, когда приходилось умирать в одиночку, в безвестности. Это самая страшная смерть. Недаром в старину говорили, что на миру и смерть красна.

Лично я считаю, что нужно найти какую-то иную формулировку. Быть пропавшим без вести обидно. В большинстве случаев эти люди погибли за Родину. Но неизвестно, где и как. От этого их подвиг не становится менее ярким.

ГАЗЕТА «ЛИБЕРАСЬОН» (Испания). Мой вопрос не связан напрямую со второй мировой войной, но к военным делам он тоже имеет отношение. Перед отъездом в США Борис Ельцин сказал, что механизм приведения в действие ядер-ной кнопки остается прежним. Но без разрешения России нажимать кнопку нельзя. Я хотел узнать: что-то изменилось в механизме нажатия ядерной кнопки? Если да, то что именно?

АХРОМЕЕВ. Я не имею никакого общения с Борисом Ельциным и потому не могу отвечать за его слова. А механизм применения ядерной кнопки, так же, как и в любом другом ядерном государстве, определен законом об использовании ядерного оружия.

ГАЗЕТА «ЛИБЕРАСЬОН» (Испания). Из заявления господина Ельцина вытекает, что Горбачев не может отдать указание о ядерном ударе без согласия президента России. Получается, что в СССР два хозяина ядерной кнопки? Не чревато ли это серьезной опасностью для мирового общества?

АХРОМЕЕВ. Я ответил на ваш первый вопрос, но, повторяю, комментировать заявление Ельцина не могу, потому что я не имею с ним никакого общения.

ЖУРНАЛ «ТАЙМ» (Англия). Вы сказали, что в 1941 году Сталин игнорировал послания своих военных атташе и разведчиков, а также советы высшего военного руководства страны. Сейчас вы являетесь советником президента СССР. Давали ли вы какие-нибудь консультации Горбачеву при проведении маневров в январе этого года? В полной ли мере представлял господин Горбачев, что в конце концов произошло в Вильнюсе?