Владимир Добряков - Король живет в интернате

• Название: Король живет в интернате
• Автор: Владимир Добряков
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Детская проза
• Год: 1988

Повесть воронежского писателя Владимира Добрякова поднимает важный вопрос — воспитание личности молодого человека. «Король живет в интернате» — рассказ о трудной судьбе Андрея Королева, подростка, попавшего под влияние бывших уголовников. Автор раскрывает сложность становления характера юноши, нелегкие отношения в коллективе ребят и взрослых интерната, куда попадает Андрей.

---

— Как хотите. С меня так с меня.

Сказав это, он полез в карман брюк, достал носовой платок, расческу и для пущей убедительности вывернул карман наружу. В других карманах у него оказались двадцатикопеечная монета, кусочек бечевки, синенький, использованный билет в кино, шарик, пробка. Все эти вещи, такие обыкновенные, безобидные, он не спеша раскладывал на парте, и ребятам было немножко неудобно за воспитателя, который подвергает их товарища этому унизительному обыску. И самому Кузовкину это было неприятно. Чтобы как-то разрядить неловкую, тягостную тишину, он спросил:

— А пробку-то зачем? Откуда она?

Митяй почесал рыжий затылок и охотно сказал:

— На улице валялась. Я и взял. Для поплавка пригодится. Может, в нашем пруду рыба заведется…

Ребята заулыбались и с облегчением подумали: «Напрасно старший подозревает Митяя».

Однако воспитатель почему-то медлил.

— Ну, а еще? — спросил он.

— Что еще? — Митяй посерьезнел. — У меня карманов больше нет. Все.

— А в ботинках?

— Что в ботинках?

— Что у тебя, спрашиваю, в ботинках? — сердясь, сказал Кузовкин.

— Ничего нет. — Митяй развел руками. — Ноги в ботинках.

— Шашаев! — резко сказал воспитатель. — Сними ботинки!

Нагнувшись, Митяй долго развязывал шнурок. Стаскивая с ноги ботинок, обиженно проговорил:

— Вот, смотрите. Пожалуйста.

— Сними второй!

— Пожалуйста. — И Митяй протянул воспитателю второй ботинок. При этом у него был такой обиженный и несчастный вид, что ребятам вконец стало жалко Митяя.

Кузовкин нагнулся и вдруг громко сказал:

— А это что? — Сдернув с ноги Митяя носок, повторил: — Что это такое, спрашиваю? — и поднял руку.

Все ахнули: в руке воспитатель держал синенькую пятирублевку.

— Орешкин, сколько у тебя было денег?

— Тринадцать рублей, — едва слышно ответил Лерчик.

— Правильно, — пересчитав деньги, сказал Кузовкин.

Вечером состоялось срочное заседание совета пионерской дружины и совета коллектива. Было единогласно решено — из пионеров Шашаева исключить. А в интернате после долгих и жарких споров его все же оставили. Во-первых, снова выступил директор и сказал, что для дружного коллектива интерната будет делом чести — вывести Шашаева на правильную дорогу. Во-вторых, просто пожалели Митяя. Он при всех по-настоящему раскаялся, стал рассказывать о своей жизни. Нелегкая оказалась она у него. Жил когда-то в пригородном селе с отцом и матерью. Имели свой дом, сад. Отец страшно пил, с матерью не ладил. С малых лет только и слышал Митя ссоры да брань. Но обо всем забывал он и почти не появлялся дома, когда наступала весна, зацветали яблони и вишни. И спал в саду, в маленьком шалашике, в обнимку с Барином — дворовым псом. Мать рано умерла, а отец продал дом, переселился в город к сестре, но скоро окончательно спился и умер. У тетки Митяю пришлось не сладко. Она была жадная и злая. Кормила его впроголодь, одевала в тряпье. Тогда-то вечно голодный Митяй и научился воровать. Таскал на базаре у зазевавшихся торговок зелень и яйца, спекулировал билетами в кино. Для дворовых мальчишек он стал настоящей грозой и не лупил только тех, кто аккуратно выплачивал ему дань деньгами и бутербродами.

Вот какую невеселую историю рассказал ребятам Митяй. И еще он признался, что прежняя кража в спальне была тоже совершена им.

Когда все спят

Еще не один день велись разговоры о Митяе. Ребята нередко спорили: правильно ли, что его оставил» в интернате? По мнению некоторых, он еще легко отделался, и это не послужит для него настоящим уроком, — и дальше будет красть. Им возражали: чепуха! Теперь его знают, он у всех на виду. О воровстве и речи не может быть. А что толку выгнать? Ну, будет учиться в обычной школе. Отсидит уроки — и ушел. И никто не знает: где он, с кем.

Разговоры о Митяе обычно кончались одним: а здорово старший воспитатель разоблачил его!

— Психологический расчет! Митяй же в первый раз тогда предложил: давайте обыск устроим. А видит, обыска не делают. Он и осмелел. А старший понял. Психология — великое дело!

— При чем тут психология? Просто побывал у его тетки, поговорил с соседями, и все стало ясно. И зима сейчас, снег. Куда спрячешь? В носок.

— Ну пусть так. Все равно, ловко его на чистую воду вывел! Как настоящий Шерлок Холмс!

— Вот теперь Шашай зубищами скрипит на старшего!

— Еще бы! Сто лет будет злиться…

Так бы оно, наверно, и было, если бы о Шашаеве забыли, не думали, не волновались. В тот же день, когда приключилась эта неприятная история и когда все ребята в интернате уже крепко спали, в кабинете Сергея Ивановича еще долго горел свет. Здесь говорили, спорили, думали, вспоминали советы Макаренко, отвергали одно и предлагали другое. А через три дня к Шашаеву после ужина подошел Леонид Данилович и попросил его подняться с ним на третий этаж, в комнату дежурного воспитателя.

Понуро шагая вслед за сухощавой, подтянутой фигурой Кузовкина, Митяй с неприязненным чувством думал: «Воспитывать будет. Мало того, что на весь интернат опозорил, теперь и нотации его слушай!»

Поначалу предположения. Митяя как будто оправдались. Кузовкин усадил его на стул, а сам, как всегда гладко выбритый, в черном, безукоризненно выглаженном костюме, несколько раз прошелся по комнате и наконец спросил:

— Ну, как дальше жить будем?

Митяй шевельнул плечом, вздохнул:

— Обыкновенно.

— То есть как обыкновенно? Как и раньше?

— Нет, с этим… ну… — Митяй отвел в сторону глаза. — Чтобы, значит, чужое брать, с этим — конец. Я же слово дал.

— И это все?

— А чего еще?

— Мы бы хотели от тебя большего. — Кузовкин еще раз измерил шагами комнату. Остановился. — Мы бы хотели, чтобы ты стал настоящим интернатовцем. Не плелся бы в хвосте по успеваемости, участвовал бы в общественной работе, не отлынивал от обязанностей. Ну и увлекся бы каким-то полезным делом. Почему ты ни в какой кружок не ходишь?

И снова нечего было ответить Митяю. «Так и знал, — с тоской подумал он. — Теперь замучает». Но дальше началось непонятное. Глядя в окно, Кузовкин неожиданно спросил:

— Скажи-ка, Митя, отчего молодые яблони белят весной? — И засмеялся: — Или вы этого еще не проходили на уроке?

— Я и так знаю, — сказал Митяй. — Чтобы вредители их не попортили и солнце не обжигало.

И когда уже ответил, то удивился: «Чего это старший вдруг о яблонях спросил?» А тот опять хитро прищурился:

— И знаешь, как с гусеницей бороться?

И это Митяю было известно: недаром в селе жил и каждое дерево в саду по сто раз излазил! Что же, если старшего это интересует, он может объяснить.

Когда Митяй кончил рассказывать, Кузовкин с уважением произнес:

— Молодец, разбираешься!

Трудно было в эту минуту удержаться Митяю, чтобы не подумать с самодовольным видом: «Будьте уверены, кое-что в этом соображаем!» Про себя-то он так и сказал, но вслух — ни слова. Промолчал.

— Есть у меня деловое предложение, — проговорил Кузовкин. — Хотим весной пионерский сад заложить. Не был за интернатом? Какой там склон холма — прекрасное место! Гектара на два-три можно заложить сад. Но для того чтобы построить дом, что еще нужно, кроме кирпича? Как по-твоему?

— Цемент, — подумав, сказал Митяй. — Доски. Железо на крышу.

— А еще? Что самое главное?

— Еще план дома нужен.

— Вот, в самую точку попал! — воскликнул Кузовкин и опустился на другой стул, рядом с Шашаевым. — Да, прежде всего нужен план. Так и с садом. Прежде чем сажать деревья, нужно спланировать сад, вымерить, определить — сколько и какого потребуется посадочного материала. За этим я и пригласил тебя. Хотим поручить эту ответственную работу тебе.

Кузовкин замолчал, с интересом наблюдая, какое впечатление произвели его слова на воспитанника. Однако вместо удивления, радости или недоверия, как он ожидал, на лицо Шашаева набежала тень озабоченности.

— А почему обязательно мне?

В голосе Митяя слышалось такое недовольство, что настала очередь удивиться Кузовкину. «Даже гордость и достоинство уснули в нем», — с горечью подумал воспитатель. Как можно спокойнее он сказал:

— Почему тебе хотим поручить? Да потому, что ты в этом деле разбираешься, знаешь, как дерево посадить, как ухаживать за ним. Почитаешь еще книжонки кое-какие. И я думаю, справишься. Справишься! — уверенно добавил Кузовкин. — Это большое дело, когда человек любит и понимает дерево.

Но взять Митяя было не так-то легко.

— Учительница биологии, наверно, получше разбирается, — сказал он.

— Алла Аркадьевна занята оборудованием биологического кабинета. У нее очень много работы.

А Митяй все не сдавался.

— Ну и что же, зато у нее там целый кружок. Пусть они и меряют сад, планируют. Конечно! Зачем же тогда кружок? Только на бумаге, значит? А как трудная работа — и нет их…