Н Скавронский - Очерки Москвы

• Название: Очерки Москвы
• Автор: Н Скавронский
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1993
• ISBN: 5-239-01343-8

«Очерки Москвы» А. С. Ушакова (именно этот знаток купеческого быта и плодовитый литератор скрывался за псевдонимом «Н, Скавронский») вышли тремя выпусками в 60-х гг. прошлого века. В них смешались различные жанры и путеводитель по Москве — по Городской и Рогожской частям, Замоскворечью Лефортову, и рассказ о гуляниях в Петровском парке и Сокольниках- читатель найдет здесь размышления о нравах и быте москвичей и описание курьезных истории, случавшихся в то время; наконец, представлена и беллетристика.

В настоящем издании:

выпуск 1-й воспроизводится полностью-

из выпуска 2-го взяты «Введение», «Московская городская дума в новом составе»

и «Где можно покойно спать, сыто и недорого есть в Москве»-

из выпуска 3-го — «Сокольницкая идиллия» и «Купеческая дочка и матушкин сынок».

Как говорится — спасибо и за это!

Предназначена широкому кругу читателей.

---

Надо заметить при этом, что служба в комитете считается слжбою обществу!

Нам не раз случалось видеть и слышать, как частные люди обращались к тому или другому с справками, касающимися торговли, и уходили без всяких ответов! Курсы, несколько газет (ни одной иностранной) да разные устарелые объявления — это все общественное на Бирже… Мудрено ли после этого, что большинство торговых людей предпочитает Бирже трактиры и почти все дела и переговоры происходят в них. Трактир — истинная биржа для Москвы, следовательно, очень естественно перейти к ним; но прежде, нежели сделаем это, мы должны сказать, что было предположение (по всей вероятности, в духе отопления Гостиного двора) устроить биржу на том самом месте, где теперь гауптвахта у Никольских ворот, следовательно, пред Красной площадью — место удобное и обширное: это отложено, по слухам, оттого, что, видите, ходить далеко!..

Трактиры. Опять приходится начинать тоном недовольства, досадно даже, потому что хотелось бы наконец найти хоть что-нибудь хорошее… Но судите сами. Самый лучший, бесспорно, Троицкий. Слова нет, кормят хорошо — стол чисто русский, но грязь, грязь и грязь, куда ни оглянись, и под столами, и на столах, воздух душный, спертый, всюду воняет маслом, кухней, жара, духота, теснота, толкотня, ворохи шуб, чинопочитание, по карману и честь, неотъемлемое на чай и страшные цены. Троицкий не для бедного человека, даже не для среднего состояния — в нем как-то ему по плечу разве чайку напиться — Троицкий для тузов, в нем рубля на три можно действительно хорошо пообедать, но нечего и соваться туда с полтинником, даже с рублем сереб. — это там сущая безделка… Не распространяясь много о более или менее всем известных неудобствах наших трактиров, приведем несколько фактов; они яснее всего покажут, насколько Троицкий удобнее других. В нем не бывало никогда и нет до сих пор общего стола, который более, нежели где-нибудь, необходим в Городе, где ежедневно несколько тысяч человек остаются с утра до вечера. Не подают полпорции ни одного горячего, и только три-четыре блюда из прочего с надбавкою против половинной цены, чрез что делается вынуждение взять целую порцию. Стакан кваса стоит 5 коп. сер. Цены на кушанье ставятся содержателем совершенно произвольно и достигают в большинстве блюд 75 коп. и 1 р., гораздо меньшее их число стоит 50 к. и еще меньшее 35. Карта почти круглый год не меняется и до крайности однообразна. Прислуга поставлена на разные ноги с посещающими. Смотря по состоянию и значению, общество дробится на несколько каст и рангов, и даже комнаты носят названия дворянской, армянской, немецкой и т. п. Порции не для всех одинаковы: лицам, занимающим верхние ступени городской службы, они подаются в больших размерах и особенные, простому человеку идут лежалые; тузам идет особая посуда, простому классу обитые тарелки и ломаные вилки; с богатых людей получают как прикажете, с бедняка тянут до последней копейки. Отделение, или Новотроицкий, может почесться аристократом: там страшно и спросить что-нибудь незначительное; под ним зато, в страшной грязи и духоте, как бы в противоположность предлагаемым удобствам привилегированного класса, питается и пьет теплую воду простой русский человек. Советуем заглянуть из любопытства в этот уголок: он замечателен во многих отношениях. Кроме Троицкого в городе есть еще несколько трактиров: два на Певчей, один на Варварке и два на Никольской. Все они на один покрой, все на один тон с разными вариациями. Певческие разделены на мелкие каморки, или довольно тесные комнаты, в них жива еще большая часть принадлежностей, по которым исстари известны русские трактиры: большие хрустальные люстры, ломаные подсвечники, непроглядный табачный дым. Трудно становится понять даже привычку к этой грязи нашего купечества. На Варварке есть особое отделение для раскольников, которое просто, без всяких затей, и где не курят; оно невольно бросается и простотою и чистотою в глаза. Отсталый, по мнению многих, народ раскольники, и не думая не гадая равняются в отношении некурения в трактирах с европейскими трактирами, и, может быть, не без причины брезгуют Другими комнатами. Зато что за грязь, что за неурядица, что за вонь внизу Митягова! Ее трудно даже передать в нескольких словах — это скорее скотник, нежели жилые комнаты.

Было предположение основать коммерческий клуб в городе, именно рядом с Биржею, где несколько лет был также трактир. Иностранцы хотели потом перевести сюда казино: на чем все это остановилось, что препятствует этому — неизвестно. Кажется, трудно предположить, чтобы целое общество не настояло на своем, если б захотело. Клуб — необходимость для Города, он рано ли, поздно ли должен соединиться с Биржей: иначе нет средств прилично существовать человеку небогатому в Городе, как бы ни оправдывали трактиры своей дороговизны откупом и как бы ни смеялись над частым чаепитием купца. Откуп кончается, а чай для многих истинное спасение среди безалаберного быта городской жизни.

Подворья. Подворья не только [не] лучше, но многие из них хуже трактиров. Большая часть из них носит названия разных губерний и городов: Орловское, Воронежское, Суздальское и т. п. Подворьями довольно близко измерить, в некоторой степени, развитость и расположение к порядку и опрятности иногородних купцов. Можно себе представить, что это за приюты, если уж наши, даже из самых неприхотливых торговых людей называют их грязью. Попытаемся хоть сколько-нибудь очертить наши подворья, разделив их на три группы. К первой, лучшей, бесспорно, принадлежит Мурашевское. Тут собственно говоря, нет группы, потому что безукоризненно хорошее подворье в Городе одно. Оно в Зарядье и приятно поражает своею чистотою среди окружающей грязи и соседства такого приюта, как Глебовское, исключительно отведенное для евреев, место недавнего убийства небогатого маклера-еврея помешанным господином. Мурашевское подворье может служить хорошим образцом для будущих русских подворий: оно безукоризненно чисто и хорошо расположено. Жильцы его — большею частию евреи. Ко второй группе принадлежит Чижовское и несколько подворий на Никольской и в соседстве. Это довольно сносные помещения с самым безалаберным хозяйством, мир толкотни, битой посуды, заспанных, вечно лохматых коридорных, мир привозных перин, шуб, тулупов, служащих одеялами, голых кроватей, тараканов и прочих домашних животных… Но тут еще сносно для привыкшего к такой жизни, загляните же в третью группу и вы против воли проникнитесь удивлением, что в них может жить человек, и еще достаточный человек. Это темные, жарко натопленные, пропитанные редко улегающимся дымом самоваров пещеры, или погреба (с тою только разницею, что жаркие), никогда не мытые, не очищаемые, с сором, копотью, вонью, без всякой вентиляции, закупоренные на всю зиму двойными рамами с оливковым стеклом, без звонков, с покосившимися лестницами, с уродливейшею мебелью; тут брань, зов коридорных, пьяная отвратительная прислуга, с освещением дымящегося ночника по коридорам, с трудно проходимым от грязи двором. В этой группе подворий воровство, пропажа — самое обыкновенное дело. Не говорим уже о пропаже вещей, которые трудно собрать в таком хаосе, нередки и денежные пропажи; случались и случаются и убийства — так, например, всем еще памятно убийство индийца на Воронежском подворье; немало случаев обкрадывания прислугой, ямщиками, не редкость, что на одном и том же подворье, где останавливается приезжий денежный человек, дают приют и известным коридорным мошенникам, беспаспортным, бродягам, тут и укрывательство краденого. Так, например, в недавнее время украденные у купца Берга сто пудов олова были найдены на одном из подворий в Юшковом переулке. Вообще третья группа наших подворий таит до сих пор много темного; в грязной, дымной сфере ее разыгралось и разыгрывается много неведомых миру драм чисто местного характера; более внимательный наблюдатель из преданий и рассказов о прошлом подворий может уловить истинно национальные черты, где под видом гостеприимства творились черные дела. Третья группа подворий лежит самым темным пятном на Городской части, от нее пойдут другие, тоже более или менее темные точки.

Площадь. Под этим именем разумеют место, или, скорее, ряд лавок от Владимирских ворот до Ильинских и от них вниз до Варварских. Площадь — бойкое место и хорошая школа для русского торговца. Она может быть отнесена к более или менее темным точкам. Просим заметить наше выражение — точкам. Есть поверье, что на Площади и дело не чисто и слово площадной в речи русского купца звучит всегда как-то презрительно; ходят предания в области московского торгового мира, что многие из людей маленьких сделались большими, пройдясь Площадью. Эти поверья и преданья отмечают это место каким-то загадочным, Чарующим характером: это что-то вроде народной кузни, с тою только разницею, что в ней старое делают новым, а тут маленьких большими. Во рту полощи, а в рот не клади; на то и щука в море, чтоб карась не дремал. Эти поговорки, очень популярные в площадном мире, бросают уже более яркий свет на значение этого места, и пред нами уже более определенно выступают темные точки. На Площади есть свои аристократия и демократия: аристократия в лавках, демократия под открытым небом. Много оригинального, много народных черт можно заметить в этой темной куче народа, копошащегося здесь с раннего утра до поздней ночи. Эта бедная масса, эти отверженцы нашего, еще далеко не сложившегося общества, живут день за днем перепродажей старых вещей, чинкой их, женщины мытьем, штопаньем старых манишек, белья. Не кинем во всех их грязью — некоторые живут честно, несмотря на со всех сторон охвативший их разврат, но предоставляем судить, велико ли это «некоторые» и каково им? Преоригинальные понятия о чести, о собственности можно подслушать в этом мире. Вот хотя один пример.