Леонид Механиков - Полёт:Воспоминания.

• Название: Полёт:Воспоминания.
• Автор: Леонид Механиков
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

А люди в своих мелочных повседневных заботах спешат из подруливающих к подъездам мерседесов, торопятся, тащат домой сумки и сумочки, портфели и дипломаты и никто не поднимет глаз на эти искривлённые, узловатые, обломанные зверски ветви чудесного дерева добра и любви: стоит дерево, ну и пусть стоит, как всегда стояло, лишь бы свет не заслоняло...

Темно уже стало во дворе, пора уже попилять эти деревья напрочь... А ведь деревья те высадил человек, и не виноваты они в том, что их тут посадили: каждое живёт своей жизнью, как положено жить ему по своей природе, каждое борется за свет и каждое желает жить, пусть даже и в этом богатом, но тёмном дворе. Каждое из них заматерело, укоренилось глубоко в землю, где идёт борьба корней за жизнь. Каждое крепко и красиво, каждое отвоевало свою долю света, и никто его не ломает: что возьмёшь, к примеру, с клёна или тополя? Разве что кошка какая по весне сдуру заберётся, так кошка - это не груз. И только яблоня в самом тёмном месте двора тянет к людям свои изломанные ветви, на которых каждую весну из последних сил раскрывает свои замечательные цветы, превращающиеся потом в непосильный груз чудесных плодов, ради которого люди осенью доламывают её... Почему-то у меня эта яблоня ассоциировалась с матерью, учителем, инструктором.

Мы привыкли к тому, что мать нас кормит с рождения своим соком, своим здоровьем, отдаёт тебе всё своё самое дорогое, терпит лишения, отказывает себе порой в самом необходимом, лишь бы ребёнку было хорошо. Мы с самого начала требуем от неё: дай. Отдай! И она отдаёт.

Отдаёт свои глаза, свои руки, свои мускулы и кожу, свои зубы, своё тело - всё отдаёт своему дитяти: расти, крепни, живи! Мы это принимаем как само собой разумеющееся.

И вырастаем.

И крепнем.

И улетаем из родного гнезда.

Порой - навсегда.

И только иногда с досадой вспоминаем: чёрт побери, некогда было даже на похороны съездить, похоронили уже, пока вырвался...

А потом стареем.

Наши дети вырастают.

И мы удивляемся, почему дети наши стали такими чёрствыми, бесчувственными, грубыми, себялюбивыми.

Много я насмотрелся за свою жизнь на таких людей.

Это жестоко, но мне их было не жалко: они получили то, что хотели.

Слава богу, что чаша сия меня миновала.

Что-то я расчувствовался на старости лет.

Просто я хотел сказать, что отношение моё к учителю, к инструктору поначалу тоже было жёстким, и только потом я понял, что такое инструктор: даже в жёсткой жизни военного лётчика инструктор у меня почему-то ассоциировался с образом матери.

На первый взгляд - вроде как несовместимое сравнение, но я ничего с собой поделать не могу.

Я всегда с тёплым чувством благодарности и грусти вспоминаю своего инструктора Лукшича - немолодого, лет под сорок щуплого и невысокого человека с какими-то грустными глазами и тихим голосом, прошедшего пекло войны и уцелевшего в нём лётчика и каким-то чудом нашедшего своё послевоенное место после разгона авиации. Я ни разу не видел его боевых наград. А они ведь должны были быть у фронтовика. Я даже не знаю его воинского звания. Я ни разу не слышал, чтобы он повысил голос, в какой бы ситуации он ни оказывался. Я сейчас только вспоминаю его неверную походку подвыпившего человека после того, как он выбирался из задней кабины по окончании лётной смены, за которую он отмотал 6 - 8 полётов в пилотажную зону с такими вот гавриками, как я, и как мы тайком посмеивались над ним за эту походку. Какую же силу воли и какую любовь к человеку надо иметь, чтобы выдержать всё это, повторяющееся изо дня в день, из года в год! Я вылетел из гнезда.

И Лукшича я воспринял, как должное.

И больше за всю свою жизнь так ни разу и не видел его и не слышал о нём.

Едва ли он ещё жив.

Я уже стар, а он ведь был старше меня более чем на двадцать лет.

Спасибо тебе, мил-человек, за доброту твою душевную, за подвиг твой жизненный, за то добро, что дал ты мне.

Спасибо вам всем, мои учителя, благодарность моя сердечная за ту доброту и терпение, что проявили вы ко мне, за знания и умение, что передали вы мне, за ваш талант Педагога, который смог посеять семена Добра, Знания и Умения, взрастить их и получить плоды, коими я ныне живу.

Считаю, что труды Ваши были не напрасны.

Лётчик-истребитель, тем более - реактивщик, тем более - летавший на матчасти времён начала реактивной авиации, когда самолёты не были ещё такими совершенными, напичканными автоматикой как в настоящее время, когда полёт полностью выполнялся только на здоровье и зависел только от умения и способностей пилота - такие лётчики летали недолго, по крайней мере, меньше, чем их предшественники - пилоты поршневой авиации. Слишком уж высоки были нагрузки и не только физические, но в первую очередь - психологические. К примеру, обычный полёт по маршруту занимал в среднем час времени. В маршрутном полёте лётчик не испытывает перегрузок, ибо самолёт идёт в горизонтальном полёте, разворачивается на поворотных блинчиком в точном соответствии с разработанным планом полёта. Задача пилота - точно по времени выйти на поворотный пункт маршрута (ППМ) и точно выйти по времени и месту на конечный пункт маршрута (КПМ). Итак, лётчик в полёте сидит спокойно вроде бы как, поглядывает на приборы и любуется красотами за бортом. Тем не менее, внешнее это спокойствие - это ширма. На самом же деле пилот напряжён, его мозг постоянно получает большие объёмы информации, переваривает их, проверяет по карте, сверяет, считает, принимает меры для внесения коррекции - пилот работает во всю. Если, к примеру, простучать час в домино - ну и что? Можно стучать час, два, может и больше пока тебя потянет в туалет слить отстой. Однако же в полёте организм настолько загружен, что так же точно вроде бы спокойно сидевший час в кабине пилот едва успевает выскочить после посадки для выполнения сей физиологической потребности. Вот первый и явный показатель того, что организм в полёте изнашивается гораздо быстрее, чем на земле, и не зря у лётчика-истребителя выслуга лет идёт год за два. Только всё это в молодости не воспринимается, и только потом, когда уже бывает поздно думать о своём здоровье - только потом вдруг начинаешь понимать, что ты жил намного быстрее тех, кто на земле. Как правило, истребитель в 27 - 30, и очень редко - в 35 лет - это уже старик, по крайней мере, по состоянию нервной и сердечно-сосудистой системы. Внешне это не проявляется практически никак: ты так же гоняешь мяч на футбольном поле или волейбольной площадке, выполняешь по утрам сумасшедшие комплексы физических упражнений, и только на двухкилометровой дистанции вдруг с досадой обнаруживаешь, что дыхания стало не хватать слишком рано, да вдруг ночью просыпаешься от какого-то непонятного покалывания в левой части груди. Это покалывание вдруг пугает тебя: ведь если только врач обнаружит малейшие неполадки в работе сердца - тебе уже не видать самолёта как своих ушей. А ведь лётная работа для пилота это и есть жизнь.

Другими словами - на ребро ставится вопрос жизни пилота, всей его сути... Это страшно.

Начинаешь переживать, пугаешься, в голове только один вопрос постоянно, ежеминутно, и днём и ночью: что же теперь будет? Как жить? Начинаешь внимательно следить за собой: стараешься чётко блюсти режим, бросаешь курить и употреблять спиртное, больше внимания уделяешь очерёдности комплексов утренней физической зарядки, бросаешь штангу, гири и даже гантели, стараешься пораньше лечь спать - всё напрасно. Панически начинаешь бояться врача, эта боязнь вдруг увеличивает твой пульс на предполётном осмотре и врач с удивлением вдруг начинает повторно давить грушу своего ртутного прибора, чтобы ещё раз проверить твоё давление. Усилием воли заставляешь себя успокоиться и выдать нормальное давление, но это всё реже и всё труднее получается. Наконец наступает такой момент, когда врач выносит свой приговор: «что-то сегодня у вас, батенька, пульс зачастил. Может, отдохнём денёк от полётов?» Делаешь удивлённые глаза, хотя по спине от страха течёт капля пота и до того же она щекочет, гадость эдакая...

Потом следующий лётный день.

Ещё на предварительной подготовке видишь, что тебе вместо трёх воздушных боёв запланировано всего два полёта по маршруту.

Командир эскадрильи внимательно вдруг стал на тебя поглядывать, ребята - с какой-то жалостью вроде.

На предполётном осмотре врач вдруг отставляет свой журнал в сторону: «Знаете, тут у нас путёвочка хорошая есть в Сочи, там такой хороший санаторий! Да неужели вы там не были? Вы много потеряли. Не использовать такой возможности - грех великий. Советую съездить. Настоятельно советую».

Всё. 

Это - приговор.

Остаётся ещё маленькая надежда на санаторий - там поставят на ноги быстро. Хватаешься за неё как утопающий за соломинку.

Видно, положение с тягловыми пилотами неважное: боевое дежурство в ПВО нужно нести ежедневно и еженощно, задачу снять нельзя, охрана границ от нарушителей - дело государственной важности и вопрос боеготовности средств ПВО приобретает уже статус политического: от боеготовности сил и средств зависят действия государственных мужей самого высокого уровня, тем более - в тот период холодной войны. Поэтому спрос с Министра обороны, а тем более - Главкома ПВО - весьма высок: некому дежурить - значит, не умеешь работать.